При жизни Луи Агассис был известным в научных кругах Старого Света ученым, а в Новом Свете он стал одним из отцов-основателей Национальной академии наук США. Но это дело прошлое. В последнее время о гордости американской фундаментальной науки Агассисе говорят и пишут как о теоретике и пропагандисте расизма и стирают память о нем везде, где только можно.
Ученый и популяризатор науки Жан Луи Родольф Агассис
Фото: Universal History Archive / Universal Images Group / Getty Images
Ученый и популяризатор науки Жан Луи Родольф Агассис
Фото: Universal History Archive / Universal Images Group / Getty Images
Главные персонажи в истории науки, как правило, первооткрыватели законов природы и общества и реже — систематизаторы и пропагандисты накопленных научных данных. К числу последних относится Жан Луи Родольф Агассис, который много сделал в этом плане. В частности, он привел в порядок зоологическую часть «Системы природы» Карла Линнея, сильно захламленную первооткрывателями новых видов животных за более чем век ее существования, для чего Агассис выпустил чудовищных размеров (около 1600 страниц) том «Nomenclator Zoologicus», где нет ничего, кроме перечисления в алфавитном порядке латинских названий таксонов животных. Примерно то же самое он сделал для систематизации ископаемых и ныне здравствующих рыб.
Конспекты его лекций по другим областям зоологии и палеонтологии, если и сохранились в архивах, сейчас никому не интересны. Точно так же мало кому сейчас интересны его «Геологические очерки», которые пользовались большой популярностью, были переведены на все главные языки, в том числе русский (Владимиром Ковалевским). В энциклопедиях и справочниках о нем сейчас коротко пишут как об основоположнике гляциологии и тут же, нимало не смущаясь, добавляют, что на самом деле основы этой науки заложили до Агассиса совсем другие ученые.
На сегодня о Луи Агассисе существует, пожалуй, всего два внятных очерка его жизни и научных заслуг. Во-первых, это книга палеоокеанографа из Института Земли Колумбийского университета Джона Имбри «Ice Ages: Solving the Mystery» («Тайны ледниковых эпох») 1979 года издания (она переведена на русский язык в 1988 году) и очерк российского гляциолога Евгения Андреевича Подольского «Неожиданный ракурс. Жан Луи Родольф Агассис» 2007 года. Они доступны в интернете, прочитать их может любой желающий. Но если коротко, то дело было так.
Отцовское предостережение
В 1828 году отец Луи Агассиса, протестантский пастор, написал своему сыну, студенту 21 года от роду письмо, в котором среди прочего предостерегал его: «Как бы ни были возвышены и привлекательны естественные науки, они не гарантируют ничего определенного в будущем. Разумеется, они могут стать твоим золотым мостом и позволят воспарить высоко, но, мой дорогой Икар, небольшое несчастье, неожиданная потеря популярности или, возможно, какая-либо революция, роковая для твоей философии, сокрушат тебя с небес, и ты обнаружишь себя дрожащим над последними крохами хлеба».
Отец был кальвинистом, то есть его пасторство было выборным, а не основной профессией. В миру его основной профессией, как его отца, деда и прадеда и так далее до шестого колена, было предпринимательство в самых разных видах — от фермерства и торговли до банковского дела, в результате чего семья Агассисов владела солидной недвижимостью близ озера Невшатель. Отец Луи Агассиса был вовсе не против того, чтобы его сын учился и получил уважаемую и гарантированно доходную специальность, в семье были и удачливые финансисты, и даже старшие офицеры французской армии и английского флота. Мать Луи Агассиса была дочерью местного врача, и Луи был отправлен учиться на доктора.
Учился он в университетах Цюриха, Гейдельберга и Мюнхена и в конечном итоге в 1830 году получил степень доктора медицины. Выполняя волю отца, он изучал терапию, хирургию и фармацию, но при этом студент Агассис гораздо больше времени уделял общей биологии, сравнительной анатомии и физиологии, благо на медицинских факультетах того времени не было такой узкой врачебной специализации, как сейчас. Кто окончательно сбил с пути истинного студента-медика Агассиса, сейчас сказать трудно. Особо агитировать его в пользу зоологии нужды не было, он с детства ею увлекался.
Первым, кто показал ему серьезность этой науки, вероятно, был профессор Цюрихского университета Лоренц Окен с его теорией гомологий, суть которой, говоря простыми словами, заключалось в том, что все, что можно найти в низших животных, есть и в человеке, поэтому человека можно рассматривать как финальный продукт эволюции живой материи. Далее в Гейдельбергском университете тоже нашлись учителя, которые увлекли его тогда еще совсем молодой наукой палеонтологией. И наконец, на заключительной стадии обучения профессии врача в Мюнхенском университете, студента Агассиса «припахал», как говорят в народе, разбирать и описывать зоологическую часть своей коллекции, привезенной из экспедиции в Бразилию, профессор этого университета Карл фон Марциус.
Сам Марциус был ботаником, а за зоологическую часть коллекции отвечал его коллега по бразильской экспедиции профессор Иоганн фон Спикс. Но профессор Спикс подхватил в Бразилии какую-то местную лихорадку и по возвращении домой умер. Это и подобные «факультативные» занятия сына не были секретом для Агассиса-старшего, который написал ему письмо с предупреждением не слишком увлекаться фундаментальной наукой в ущерб врачебной практике с гарантированным куском хлеба с маслом. Тем не менее спустя год после этого письма отца сын публикует свою первую научную работу — по описанию бразильской ихтиофауны.
В 1830 году Луи Агассис получил степень доктора медицины и вернулся домой в Невшатель, где почти год лечил пациентов, а потом на деньги своего дяди (отец категорически их не давал) уехал в Париж. Там Агассис сумел свести знакомство с бароном Кювье, который разрешил ему описать ихтиологическую часть своей коллекции в Национальном музее естественной истории Парижа. В 1833 году выходит первый том «Recherches sur les poissons fossiles» («Изучение ископаемых рыб») Луи Агассиса с посвящением Кювье. За эту работу Агассис получил в 1836 году медаль Волланстона — высшую награду Лондонского геологического общества.
Медаль была престижная, гарантирующая ее лауреату известность в палеонтологических научных кругах. Но престиж престижем, а дядюшкины деньги кончились, и впереди снова замаячила врачебная практика в Невшателе. Добрым гением для Агассиса оказался знаменитый ученый и путешественник Александр фон Гумбольдт, который проводил больше времени в Париже, чем в Берлине, и который похлопотал о том, чтобы Агассиса назначили профессором естественной истории в университет Невшателя.
Пусть университет был глубоко провинциальным, что называется заштатным, зато Агассис вернулся домой, добившись своего, и с верой, что добьется еще большего. Он основал Гельветическое естественно-научное общество, став его председателем, выходили одна за другой его монографии по истории пресноводных рыб Европы, ископаемых рыб, зоологической номенклатуре, наконец, он затеял создание типографии для печати книг, которые сейчас мы называем научно-популярными. А в 1837 году на заседании Гельветического общества Агассис сделал доклад о ледниковом периоде, который принес ему без преувеличения всеевропейскую известность.
«Невшательский трактат»
Так в истории науки называется это выступление профессора Агассиса. Позднее, в 1840 году, он опубликовал расширенный вариант своего доклада в виде монографии «Etudes sur les Glaciers» («Исследование ледников»), а в 1847 году вышел его всемирно известный труд «Systeme Glaciaire» («Ледниковая система»). Он писал: «Развитие огромных ледниковых щитов должно было привести к разрушению всей органической жизни на поверхности. Земли Европы, прежде покрытые тропической растительностью и населенные стадами слонов, гиппопотамов и гигантских плотоядных, оказались погребены под разросшимся льдом, покрывающим равнины, озера, моря и горные плато. ...Осталось лишь молчание смерти... источники пересохли, реки застыли, и лучи солнца, поднимающегося над замерзшими берегами... встречали лишь только шепот северных ветров и рокот трещин, открывающихся посреди поверхности гигантского океана льда».
Свидетельством ледникового периода для Агассиса, как, впрочем, и всех остальных его ученых предшественников, были огромные валуны из гранитов, базальтов и других коренных (магматических) пород, лежавшие там, где им неоткуда было взяться. Эти валуны, бараньи лбы, как их прозвали в народе, были отполированы со всех сторон, словно их долго тащила и катала титаническая сила. Для жителей гор, в том числе Альп, никакого секрета в этом не было. Когда один из современников Агассиса, тоже исследователь ледников, ехал в Люцерн делать доклад о ледниках, встреченный им по дороге дровосек доверительно ему рассказал, что гранитные валуны на обочине дороги, на которой они находятся, принесены сюда ледником.
Но это был малограмотный дровосек, а ученые начиная со Страбона, согласно гипотезе которого шлифованные валуны разбросали по Земле Зевс и Геракл, выдвигали теории одна смелее другой: от кометного происхождения бараньих лбов до выстреливания ими из каверн под действием сжатого воздуха, от землетрясений до резкого торможения или ускорения вращения Земли, в результате чего горы обрушивались и их осколки еще долго и далеко катились в разные стороны. Ну и, разумеется, Всемирный потоп, который лучше остальных теорий объяснял форму и отшлифованные поверхности бараньих лбов, ведь галька на берегу моря такая же.
Как раз в первой половине XIX века наука накопила достаточное число фактов, подтверждавших каноническую теорию потопа, изложенную в Писании. А вот ледникового периода и «божьего плуга», как назвал Агассис ледники, там не было и в помине. Это сегодня делювиальная эпоха (от лат. diluvium — «потоп») служит синонимом четвертичной, или ледниковой, эпохи и рассматривается как особый отдел кайнозойской эры. А в те годы ледниковую теорию Луи Агассиса встретили в штыки даже самые светлые умы геологии и палеонтологии. Явно симпатизирующий и покровительствующий молодому ученому Гумбольдт написал Агассису после его доклада в Невшателе в 1837 году: «Ваши ледники пугают меня… Не надо больше льда».
Агассис совету не внял, и в 1840 году выходят его «Etudes sur les Glaciers». О ледниковом периоде ученые говорили, писали и раньше Агассиса, но их практически не было слышно на фоне бурно развивающейся делювиальной геологии и палеонтологии того времени. Агассис был первым, кто заявил об этом громко, даже чересчур громко. А в результате в научном сообществе его ледниковая теория вызвала в лучшем случае недоумение. Слишком грандиозной выглядела картина оледенения целых материков.
К тому же сам Агассис писал: «Я не имею никакого намерения излагать… общую теорию ледников на основании физических и механических начал. Мои профессиональные занятия, ограничивавшиеся всегда одной естественной историей, делают меня не совсем способным к подобному труду». Надо сказать, что и сейчас мало что изменилось, детали ледниковых эпох и их хронология прояснились, но общей теории ледниковых эпох «на основании физических и механических начал» как не было, так и нет.
Для профессора Агассиса наступили трудные времена. Коллеги по научному цеху смотрели на него косо, денег не хватало, появились долги, ушла жена с детьми. Нет, остракизму его никто не подвергал, даже время от времени он получал приглашения на профессорские должности в ведущие университеты Европы. Но для этого, разумеется, требовалось научное покаяние в ледниковой ереси, на что потомственный кальвинист Агассис ни за что не пошел бы. Выручил его опять Гумбольдт, который убедил короля Пруссии Фридриха Вильгельма IV дать профессору Агассису денег на поездку в Америку для изучения Нового Света. В сентябре 1846 года 38-летний Агассис навсегда покинул Европу.
Пик научной карьеры
По большому счету Луи Агассис сам не открыл ни одной фундаментальной закономерности ни в биологии, ни в геологии. У него был талант их толкователя и популяризатора. А в Америки, где у него для этого были почти идеальные возможности, у Агассиса открылся еще один талант — к тому, что сейчас называют фандрайзингом, краудфандингом и другими умными словами. Сам же Агассис выразился об этом так: «Я не могу себе позволить роскошь тратить мое драгоценное время на то, чтобы делать деньги».
На его платные лекции в университетской Новой Англии приходили в буквальном смысле тысячи людей, в основном далеко не ученые, и слушали его с открытыми ртами. На Музей сравнительной анатомии при Гарвардском университете, который он создал с нуля, Агассис собрал полмиллиона долларов. Его собственный дом в Массачусетсе превратился в нечто среднее между музеем, аквариумом, зоопарком и ботаническим садом.
В Европу Агассис вернулся лишь однажды. Он приехал сюда на летние каникулы вместе с молодой американской женой. Старая швейцарская жена умерла через два года после его отъезда в Америку. Агассис был уже натурализованным американцем, причем весьма известным на новой родине, сейчас таких называют медийными персонами. Он ездил в экспедиции по американским штатам, собирая материалы для фундаментального четырехтомного труда «Contributions to the Natural History of the United States» («Вклад в естественную историю Соединенных Штатов Америки»), опубликованного в Бостоне в 1857–1862 годах. Путешествовал с научными целями в обществе жены по Бразилии.
Апофеозом же научной карьеры американского профессора Агассиса стал акт Конгресса о создании Национальной академии наук США. Фоторепортажа об этом событии нет, зато есть картина, на которой запечатлено торжественное подписание этого акта президентом Авраамом Линкольном в 1863 году. На картине у стола, на котором лежит подписанный акт, стоят семеро мужчин, в том числе первый президент академии, правнук Бенджамина Франклина профессор Александр Даллас Бейч. Он стоял с краешка, за спинами астронома Бенджамина Пирса и физика Джозефа Генри, так что хорошо видна только борода Далласа Бейча. А в центре картины по правую руку от президента Линкольна стоит Луи Агассис. Он был назначен секретарем по международным делам академии.
Как проходит слава людская
В наши дни Луи Агассиса обычно упоминают, когда речь заходит о теории эволюции Чарлза Дарвина. Причем его имя обычно идет третьим, четвертым или даже пятым в ряду выдающихся ученых — современников Дарвина, который были ярыми противниками его теории. Этот штамп настолько часто встречается не только в научных трудах, но и в школьных учебниках, что впору писать: «…и примкнувший к ним Агассис».
Реже имя Агассиса упоминается в трудах по истории палеоклиматологии и гляциологии с непременным добавлением: «Но задолго до него о ледниковой эпохе писали такой-то и такой-то ученые». Также Агассис — непременный персонаж, пожалуй, всех без исключения трудов американских историков науки, когда они пишут о возникновении и становлении фундаментальной науки в США. Точнее, он был таковым до последнего времени.
Сравнительно недавно случилось то, о чем когда-то предупреждал его отец. Помимо прочего в Америке Агассис читал лекции о полигенизме, которые собирали до 5 тыс. слушателей за раз. Тема-то была горячая. Если делювиальная геология объясняла с научной точки зрения Вселенский потоп из Книги Бытия, то полигенизм (полифилия по-современному) научно объясняла происхождение человеческих рас от разных предков, о чем тоже говорилось в той же Книге Бытия. При этом, правда, в полигенизме того времени черной расе не находилось места среди потомков Ноя, мол, она является неким деградировавшим видом человеческого рода. Это, собственно, и собирало толпы любознательных набожных американцев на лекции Агассиса по полигенизму незадолго до Гражданской войны в Америке.
Для иллюстрации этого тезиса Агассис использовал дагерротипы афроамериканца и афроамериканки, без одежды, разумеется, которые он заказал в 1850 году. Эти дагерротипы обнаружились на чердаке Музея антропологии Гарварда в 1977 году. Тогда их опубликовали в журнале The American Heritage под академическим заголовком «Faces of Slavery: A Historical Find» («Лики рабства. Историческая находка»). Тогда дело тем и закончилось. Эти дагерротипы есть в открытом доступе в интернете, посмотреть может любой.
В 2019 году потомки изображенных на снимках людей (а это были отец и его дочь) подали в суд на Гарвардский университет, потребовав вернуть им «навязчивые и вуайеристские» дагерротипы и компенсировать моральный ущерб. Их иск поддержали американские потомки Агассиса. И далее началась цепная реакция покаяний всех остальных американцев за грехи Луи Агассиса, «сокрушив его с небес», как предупреждал его отец. Правда, посмертно, так что «обнаружить себя дрожащим над последними крохами хлеба» гордости американской науки не пришлось.
Учебные заведения, носившие его имя, переименовали. Переименовали и «скалу Агассиса» — большие валуны ледникового периода в штате Массачусетс. А во дворике Стэнфордского университета в Калифорнии снесли его статую, которая пережила знаменитое землетрясение в Сан-Франциско в 1906 году.
Чтобы окончательно истребить память о когда-то гордости американской науки Луи Агассисе, осталось ликвидировать его имя еще в нескольких географических топонимах в США и Швейцарии. Переименовать примерно 150 таксонов (родов и видов) растений и животных, открытых и описанных Агассисом, а потому содержащих его имя. Да, еще надо не забыть потребовать переименовать швейцарские часы Longines. Ведь фирму по их производству, сам бренд «Лонжин» и даже его логотип — песочные часы с крыльями, все это создал Огюст Агассис, родной брат расиста Луи Агассиса.