"Мы решили не вмешиваться в войну"

ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ
В джамаате КБР проповедуют чистый ислам — мужчины не пьют, не курят, не употребляют наркотики и не признают светской власти
       28 сентября Арсен Каноков был утвержден новым президентом Кабардино-Балкарии — республики, которая в последнее время считается оплотом ваххабитского подполья. Ваххабитов обвиняют в совершении терактов, помощи чеченским боевикам и многом другом. Чтобы узнать, что об этом думают сами ваххабиты, в местном джамаате провела два дня корреспондент "Власти" Ольга Алленова.
Джамаат и Кабарда
       Слово "джамаат", нечаянно вылетевшее при обсуждении цели нашей поездки в аэропорту Нальчика, привлекает к нам внимание милиционеров. Проверив наши сумки и командировочные удостоверения, милиционеры все равно смотрят с недоверием.
       Их можно понять: недавно в Нальчике был расстрелян очередной сотрудник милиции — говорят, убили его ваххабиты. Говорят также, что ваххабизм в республике стал набирать обороты еще несколько лет назад — когда президент Коков заболел и уже не мог контролировать ситуацию. Именно за два последних года произошло два громких события — в Баксане появился Шамиль Басаев и после громкой спецоперации все-таки ушел невредимым, а чуть позже был разгромлен джамаат "Ярмук", "осиное гнездо ваххабизма", про которое упоминал даже президент страны. Последнее громкое ЧП — нападение в конце прошлого года на здание Госнаркоконтроля в Нальчике: четверо сотрудников убиты, 250 единиц оружия похищено. По делу задержаны члены джамаата Кабардино-Балкарии, назвавшие имена нескольких руководителей, в том числе Анзора Астемирова, который подался в бега. Следом за Астемировым скрылся и амир джамаата КБР Муса Мукожев, которого в розыск не объявляли. Одни говорят, он скрывается, потому что виновен, другие — потому что боится репрессий. Мукожев пользуется огромным авторитетом в джамаате и долгое время, как признают даже в МВД, сдерживал своих особо радикальных сторонников.
       Когда-то спокойную и стабильную Кабардино-Балкарию сейчас многие сравнивают с Дагестаном: говорят, что если Россия не возьмет здесь ситуацию под контроль, то потеряет Кавказ. Кабардинцы — один из адыгских народов, которые поддерживают друг друга не столько по религиозному, сколько по национальному признаку, и, если здесь начнутся беспорядки, они затронут и Карачаево-Черкесию, и Адыгею, и даже Абхазию.
       
Джамаат и религия
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ
Андимиркан Гучаев занимает место амира вместо ушедшего в подполье Мусы Мукожева и считает, что МВД преследует ваххабитов, потому что с другими задачами справиться не может
       Я потратила два дня, чтобы найти членов джамаата Кабардино-Балкарии.
       Место амира Мусы Мукожева сейчас неофициально занимает Андимиркан Гучаев. Этот молодой парень учился в Эр-Рияде, а вернувшись на родину, стал проповедовать чистый ислам. Сейчас его называют амиром, и, говорят, у него большой авторитет. Андимиркан приехал в кафе, где мы назначили встречу, на "девятке" — от чая и кофе отказался, сел, сцепив пальцы, за стол и стал внимательно слушать.
       — Вас называют ваххабитами,— задаю я первый вопрос.— Вы с этим согласны?
       — Я уже привык,— отвечает амир.— Даже в арабских странах термина "ваххабит" не существует. Но, конечно, неприятно. Потому что в сознании людей ваххабиты — это те, кто убивает. Если судить по газетам, джамаат — это бандитская группа, а амир — главарь этой группы. Люди не знают, о чем говорят.
       — А что вы называете джамаатом? — спрашиваю я.
       В глазах Андимиркана мелькает удивление, но он быстро отводит взгляд: на женщину долго смотреть нельзя.
       — По исламу джамаат — это группа людей, община,— объясняет он.— Амир — человек, который общиной руководит. На любой территории должен быть только один джамаат и только один амир, которого все слушаются.
       — Значит, и джамаат "Ярмук" вам тоже подчинялся?
       — Нет, они подчинялись амиру в Чечне. Они были против нас, потому что мы приняли решение не вмешиваться в войну в Чечне. Мы призываем к нормальной, честной жизни. Мы против наркотиков, алкоголя, разврата. В газетах пишут, что мы собираемся свергнуть власть и установить халифат. Это неправда. Мы просто живем своей общиной и молимся.
       Я спрашиваю, чем отличаются члены джамаата от традиционных мусульман, которые подчиняются Духовному управлению мусульман (ДУМ), и почему они не ходят в те мечети, которые принадлежат ДУМ? Андимиркан отвечает не сразу — думает. Он почему-то не говорит, что в центральную мечеть, построенную Арсеном Каноковым, его единоверцы не ходят, считая, что мечеть, построенная на "водочные деньги", нечистая. Но он говорит, что в ДУМ работают люди, которые не получали фундаментального религиозного образования, что имамы не могут ответить на многие вопросы людей, потому что они учились в советское время, когда религии большого внимания не уделялось. К тому же имамы, которых поддерживает ДУМ, говорит Андимиркан, берут деньги с верующих за омовение усопших, за чтение молитв, а также за заключение исламского брака, а это нарушение Корана. Так же как то, что религиозные деятели зависят от мирских властей.
       — Духовное управление мусульман не должно зависеть от МВД, а наши руководители ДУМ проводят брифинги в МВД, к тому же и списки нас, неблагонадежных ваххабитов, составляет ДУМ и передает в МВД. А потом нас арестовывают, допрашивают, пытают... У нас много разногласий, но мы можем договориться. Почему нам мирно не сосуществовать на одной территории? Мы не хотим ни с кем воевать, мы хотим найти общий язык, но с нами разговаривать не хотят. Пока Муса тут был, он все время говорил, что надо быть терпимым. Одна из заслуг Мусы, что он все время заставлял терпеть, говорил, что настанут лучшие времена. Именно он сдерживал недовольство людей. А сдерживать было тяжело. То, что с нами делают сотрудники милиции, не выдержал бы никто.
       
Джамаат и милиция
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ
"Разве люди не имеют права молиться так, как они хотят? — спрашивает молчавший до сих пор Абдурахман.— Разве это нарушение?"
       Милиционеры, по словам амира, делают вот что. В университете задерживают девушек, которые читают Коран. Задерживают и женщин, одетых в хиджаб. В дома к членам джамаата врываются люди в масках. И во время спецопераций в мечетях обувь ОМОН не снимает. Говоря о ботинках омоновцев, Андимиркан нервничает — кажется, именно это задевает его больше всего. Чтобы мечети не трогали, джамаат решил записывать все проповеди на кассету — в случае чего кассету можно представить в милицию, чтобы доказать, что ни к чему незаконному имам не призывает. Но несколько мечетей, в которых молился джамаат, все равно закрыли. Осталась одна, в пригороде Кенже, да сельские, куда городским сложно добраться. И именно это может развязать руки радикально настроенным членам джамаата: даже традиционный ислам разрешает брать в руки оружие, если верующего притесняют и не дают ему молиться. Я спрашиваю моего собеседника, что будет, если весь джамаат возьмет оружие.
       — Этого не должно произойти,— качает головой амир.— Но люди не понимают, почему на них устраивают гонения. Меня часто спрашивают, сколько мы будем это терпеть. Мы говорим, что воевать нельзя. Наша главная задача — сохранить веру и жить по исламу. Но Мусе это удавалось лучше, потому что его слово — закон.
       — Если на предприятии работает больше трех мусульман, которые делают намаз, начальнику предприятия приказывают их уволить,— продолжает Андимиркан.— Говорят: нечего ваххабитов разводить. Люди остаются без работы. Как им зарабатывать на хлеб? Если верующие хотят открыть свой бизнес, им не дают. После того как в Баксане был Басаев, у нас задержали около 150 молодых парней — в райотделах их били, ломали ребра и пальцы, вырезали кресты на затылках. Одного парня, Цекаева, так забили, что он не мог домой идти: его бросили на свалке, и там его нашли родственники. Он крепкий был, боксер, вечером умер в больнице. Успел рассказать своим родным, что его били и пытали электрошоком. После этого люди вышли на митинг в центр города. Приехал министр внутренних дел Шогенов, председатель правительства, уговаривали разойтись. Муса сказал тогда Шогенову: "Я уже людей не могу сдерживать!" Знаете, что ему сказал Шогенов? Он сказал: "А ты не сдерживай. Зачем?"
       
Джамаат и власть
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ
"Вот мы и есть ваххабиты,— с иронией говорят парни.— Только, видите, руки у нас не в крови, автоматов нет, а в мечеть ходили молиться"
       Мы едем по Нальчику, за рулем — Андимиркан, рядом — его помощник Абдурахман. Проезжаем разрушенную мечеть на улице Советской: после зачистки ОМОНа ее закрыли, теперь место огорожено бетонным забором и поросло травой. Заезжаем в Вольный Аул — здесь у джамаата была довольно большая мечеть, которая собирала много людей. По праздникам, говорит Андимиркан, собиралось больше 2 тысяч человек. Сейчас эта аккуратная с виду мечеть за металлическим забором не действует: ее отобрали власти, которые собираются разместить здесь администрацию села. Пересекаем узкую речку Нальчик, у которой щиплют жидкую траву коровы, и наш водитель рассказывает, как недавно джамаат устроил в этом месте, в пойме реки, намаз.
       — Был праздник, а наша мечеть в Кенже маленькая, всех верующих не вмещает. Вот на том футбольном поле люди стали молиться,— рассказывает Андимиркан, показывая рукой в сторону футбольных ворот в низине у реки.— Тысячи две нас было. Люди просто молились. Нас окружили милиционеры, ОМОН в масках, с автоматами, направленными на нас. Подходили, говорили, чтобы мы разошлись. Мы помолились и разошлись, люди были напуганы.
       — Разве люди не имеют права молиться так, как они хотят? — спрашивает молчавший до сих пор Абдурахман.— Разве это нарушение?
       — А вы не подавали на них в суд? — спрашиваю я.
       — Никто судам не верит. После того как 150 человек были задержаны и избиты в райотделах, мы обратились в прокуратуру и в суд,— говорит Андимиркан.— Но ни одного дела не завели, ни одного человека к следователю не вызвали. Как будто ничего не было. Когда Муса спросил прокурора, почему это не расследуется, прокурор сказал: "Вы, ваххабиты, используете все это в своих целях, ни одно заявление от вас не приму".
       Въезжаем в пригород Кенже, подъезжаем к мечети.
       — Сегодня людей мало будет, будний день, все работают,— говорит Андимиркан.— Наши ребята взяли в аренду вон те яблоневые сады,— амир показывает рукой на соседний холм, засаженный яблонями,— собирают яблоки, потом их продают. Этим живут.
       Из мечети выходят несколько молодых парней, останавливаются рядом с нами. Андимиркан что-то говорит им, парни кивают. Я здороваюсь.
       — Вот мы и есть ваххабиты,— с иронией говорит один.— Только, видите, руки у нас не в крови, автоматов нет, а в мечеть ходили молиться.
       — Кого-нибудь из вас задерживали? — спрашиваю я.
       Один из парней, Тимур, смеется:
       — Даже смешно спрашивать об этом. Всех.
       — Когда в масках врываются в дома, дети маленькие все это видят,— говорит мужчина по имени Заурбек.— Они уже сейчас говорят: вырастем, станем бить ментов.
       — В милицию вызывали меня, спрашивают — зачем тебе быть ваххабитом? — говорит Заурбек.— Я им объясняю, что хочу по правилам жить: не пить, не курить, не воровать, не убивать. Я работаю, никому не мешаю, поклоняюсь создателю. Они мне говорят: лучше пей и гуляй, но с ваххабитами не связывайся.
       Еще один парень, Муса, учитель физкультуры, рассказывает, что в его школе директору запретили верующих брать на работу. В соседней школе нужен был преподаватель иностранного языка, пришла женщина с двумя дипломами — не взяли, потому что в платке.
       — В спортзале на входе висит объявление: "Верующих не принимаем",— возмущается Тимур.— Сделали из нас страшилку, чтобы люди в мечети не ходили. А преступники радуются — все внимание милиции на нас направлено. Криминальные группировки вздохнули свободно, когда ваххабиты появились.
       — Для чего вас преследовать, если не опасны? — спрашиваю я.
       — Они хотят удержать власть и показать Путину, что контролируют ситуацию. Что здесь все так плохо и только они могут тут контролировать. Путин просто всего не знает.
       — Кто — они?
       — Министр внутренних дел, прокурор, чиновники. Старая власть. Все, кто теперь боится, что им уйти придется.
       — Ваххабизм создают власти — это хорошая кормушка,— говорит Тимур.— Из бюджета выделяют деньги на борьбу с религиозным экстремизмом, милиция проводит зачистки, операции — деньги списываются. Вот скажите, зачем брать штурмом дом, в котором живет так называемый ваххабит, если даже два подготовленных оперативника его просто могут выследить? Нет, у нас сгоняют танки, БТР, войну устраивают. Нашим правоохранительным органам нужны войсковые операции, их не устраивает тихая оперативная работа. Им нужно создать образ врага и обеспечить себе победу над врагом. Тогда в Москве будут думать, что без них мир рухнет.
       
Джамаат и джихад
       — Нас отождествляют с теми, кто бегает по Чечне с автоматами,— говорит Заурбек.
       — А вы их разве не поддерживаете? — спрашиваю я.
       — Мы мирные люди,— сказал Заурбек.— Наш амир сказал нам, что у нас войны нет и мы в стороне от войны.
       Тогда я спрашиваю амира про шахидов.
       — Если женщина себя взорвала, а вас спрашивают, правильно ли она поступила, что вы говорите?
       — Довели ее до такого состояния,— тихо говорит Андимиркан.
       — Эта женщина, которая взорвала себя, попадает в рай?
       — Я не знаю, попадет она в рай или нет, но шахидом она становится. Шахид — это тот, кто принял мученическую смерть.
       — Значит, вы оправдываете самоубийство?
       — Нет, не оправдываем. Но если женщина, у которой власть отняла все, это сделала и приняла мученическую смерть — Аллах ей судья.
       — Даже если она унесла жизни невинных людей?
       — Но она считает, что ее дети тоже были не виноваты.
       Андимиркан нервничает. Вести со мной теологический спор он явно не расположен.
       — За то, что появляются шахиды, надо не верующих наказывать, а тех, кто верующих доводит до такого состояния,— повторяет он.
       — А если Басаев придет и позовет на защиту братьев по вере? — спрашиваю Андимиркана, возвращаясь к теме о войне. Он улыбается и смотрит на Абдурахмана:
       — Как объяснить, что у Басаева здесь нет такого авторитета, как в Чечне?
       — Не пойдут,— отвечает Абдурахман.— В джамаате принцип единоначалия. Есть только один старший — это наш амир. Наш амир нам сказал, что мы не воюем.
       Я начинаю понимать, почему ваххабитов боятся власти. Здесь все зависит от воли амира, и власть здесь ничего не решает. Власть не хочет зависеть от воли амира, особенно если ей есть чего бояться.
       
В чем обвиняют ваххабитов Кабардина-Балкарии
ФОТО: ИТАР-ТАСС
Антиваххабитские операции редко одходятся без участия бронетехники (на фото — задержание лидера джаамата "Ямрук" Муслима Атаева 26 января 2005 года)
       16 августа 2001 года генпрокурор Владимир Устинов заявил о раскрытии заговора с целью свержения власти в Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии и создания шариатского государства. Лидерами заговорщиков названы жители КЧР Рамазан Борлаков, Ачимез Гочияев и Ибрагим Байрамкулов. Первые аресты по делу прошли в июне 2001 года. 11 июля 2002 года в Пятигорске завершился закрытый процесс по этому делу. 16 человек получили от 4 до 15 лет тюрьмы.
       В августе 2003 года в городе Баксан раскрыта подпольная ячейка ваххабитов. Среди задержанных — Темиркан Шогенов, переправивший в Москву смертниц для терактов в Тушине и на Тверской, и Магомед Кодзоев, считавшийся верховным имамом ваххабитов Ингушетии и КБР. 11 марта 2005 года Верховным судом Северной Осетии за организацию подрыва автобуса в Моздоке Кодзоев приговорен к пожизненному заключению, его сообщники получили от 11,5 до 25 лет тюрьмы.
       18 августа 2004 года в Чегемском районе совершено нападение на милиционеров. Двое погибли, четверо ранены. В перестрелке убиты двое нападавших — уроженцы села Кенделен Мурат Жабелов и Рашид Холамханов. Восьми бандитам удалось скрыться. По данным следствия, убитые были последователями ваххабизма и воевали против федеральных сил в Чечне.
       18 августа 2004 года в поселке Хасанья в пригороде Нальчика сотрудники УБОПа попали под обстрел при попытке остановить автомобиль для досмотра. Четверым нападавшим удалось скрыться в лесу. В оставленной ими машине были найдены 10 кг тротила и боеприпасы. По данным правоохранительных органов, боевики принадлежали к ваххабитской группировке "Ярмук".
       28 октября 2004 года совершено покушение на замначальника УБОП КБР полковника Анатолия Кярова — недалеко от его дома в Нальчике сработало взрывное устройство. Никто не пострадал. В качестве основной следователи рассматривают версию о связи преступления со служебной деятельностью Анатолия Кярова, считающегося активным борцом с ваххабизмом.
       7 декабря 2004 года в Нальчике обстрелян автомобиль начальника одного из исправительных учреждений УИНа полковника Мухтара Алтуева. Погиб его шестнадцатилетний сын. Следствие считает, что преступление — месть полковнику со стороны религиозных экстремистов, сторонники которых отбывают наказание в возглавляемой им колонии.
       14 декабря 2004 года в Нальчике при нападении на дежурную часть управления Госнаркоконтроля убиты четверо милиционеров. Похищены 79 автоматов и 182 пистолета, здание сожжено. Ответственность взяла на себя группировка "Ярмук". Задержаны 6 участников нападения, 12 находятся в федеральном розыске. 5 сентября 2005 года в Верховном суде КБР начались слушания по этому делу.
       29 апреля 2005 года в Нальчике во время проверки документов у пассажиров автомобиля ВАЗ-2107 убит сотрудник ППС, трое ранены. В перестрелке убиты четверо боевиков, в том числе лидер "Ярмука" в КБР Рустам Беканов, двое задержаны. По данным следствия, по приказу Шамиля Басаева они готовили нападение на прокуратуру и УБОП.
       23 июля 2005 года около Нальчика в перестрелке с четырьмя боевиками погибли два сотрудника ГИБДД. Нападавшим удалось скрыться. По данным следствия, боевики являются членами "Ярмука". Следствие продолжается.
       
"В джамаате отдела кадров нет"
       Директор Исламского института, координатор движения "Российское исламское наследие" Руслан Нахушев — едва ли не единственный в Кабардино-Балкарии человек, который не боится помогать ваххабитам.
       
       — Вы раньше служили в КГБ. Почему ушли и занялись религией?
       — Я закончил гражданский вуз, потом в Москве оба высших учебных заведения КГБ СССР. В 1991 году развалилось государство, которому я присягал. Я очень дискомфортно себя чувствовал и еще до путча написал рапорт. А в 1997 году меня уговорили возглавить розыскную группу миротворческой миссии Лебедя. Ездил много в Чечню. Миссия освободила более 180 человек. Я сталкивался с боевиками, видел этих фанатов, мальчиков обработанных, которые говорили: "Я мечтаю погибнуть, меня пуля не находит, я не знаю, что уже делать, хочу в рай попасть, шахидом хочу стать". Переживал. Потом у нас здесь тоже стали появляться такие мальчики. Местная пресса заказные статьи стала писать про то, что ваххабиты развелись, надо их искоренять. Я с этим был не согласен, и захотелось что-то изменить. Меня познакомили с Мусой Мукожевым, амиром джамаата Кабардино-Балкарии. Муса был имамом в вольноаульской мечети, основная масса так называемых ваххабитов там концентрировалась.
       — Вы с ним сразу поладили?
       — У нас дискуссии были, споры о роли ислама, возрождении ислама, какие цели и задачи можно ставить, что позволительно, что нет. Спорили, как проповедовать, и в результате решили, что примером своим — джихадом — надо людям показывать, как жить. И я после этих споров пришел к выводу: нормальные, вменяемые, от тех, что я видел в Чечне, сильно отличаются. Начал с ними работать. Джамаат не делал ничего незаконного, его деятельность не была связана с религиозным экстремизмом, и каких-либо оснований называть эту организацию нелегальной и подпольной не было. Я подавал заявления в суды, судился с МВД, газетами, показывая джамаатовским, что можно добиваться справедливости законным путем. Несколько судов я выиграл.
       — В последнее время много говорят о криминальности джамаата в Кабардино-Балкарии.
       — У нас количество верующих и количество сотрудников правоохранительных органов примерно одинаково. Более 10 тыс. и тех и других. В 2003 году, по данным прокуратуры КБР, на сотрудников правоохранительных органов возбуждено 82 уголовных дела. В джамаате мы насчитали около двух десятков преступлений. В основном они сводились к тому, что группа молодых людей выбрасывала из машин мальчиков и девочек, которые водку пили, а машины их сжигала или угоняла. Это они так за нравственность боролись. В милиции есть люди, которые отвечают за подбор кадров, и там должны быть люди достойные, которые должны подавать всем пример. В джамаате отдела кадров нет, нет возможности отслеживать поведение каждого, так же как никто не имеет права отказать человеку, который пришел в джамаат, даже если он пришел из тюрьмы.
       — Но есть громкие случаи. Вот "Ярмук", например.
       — "Ярмук" к джамаату Кабардино-Балкарии не имеет никакого отношения, потому что они были не члены джамаата. Они, наоборот, обвиняли джамаат КБР, что тот продался власти, не участвует в разных акциях и не помогает своим братьям по вере. "Ярмук", по данным МВД, вообще состоял из пяти-шести человек. Это группа людей, которые в начале второй чеченской войны поехали в Ингушетию и попали в отряд Гелаева, а потом вместе с ним ушли в Грузию. И потом вернулись сюда. Я их лично не знал. Какое-то время члены этой группы жили свободно на территории КБР, никто ими не интересовался.
       — Кстати, Басаев в каком джамаате?
       — Басаев называет себя амиром джамаатов Северного Кавказа. Это его титул.
       — То есть ваш джамаат должен ему подчиняться?
       — Нет, почему? Насколько мне известно, джамаат КБР никогда не входил в структуры, подчиняющиеся Басаеву. Более того, в республике широко известно, что от Басаева поступала кассета с претензиями к джамаату КБР: мол, руководство джамаата препятствует выезду верующих из КБР в Чечню, препятствует распространению джихада на территории республики. Когда спецслужбам стало известно об этой кассете, меня обвинили в том, что я специально связался с Басаевым и получил кассету, чтобы обелить джамаат КБР.
       Местная элита, на мой взгляд, заинтересована в маленькой победоносной войне, потому что 15 лет идеальных условий, чтобы республика развивалась,— и нулевой результат. Маленькая война может списать все ошибки, залатать прорехи. Плюс это шанс показать Кремлю, что Кремль может тут опереться только на тебя.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...