Театр «Практика» представил своих новых резидентов: «команда уличного и экспериментального танца» Jack`s Garret сыграла «Наедине с собой» — расширенную и обновленную версию пластического спектакля, поставленного на стихи Иосифа Бродского и ставшего в позапрошлом году лауреатом платформы современного танца в Монпелье. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Команда Jack`s Garret — победители танцевальных «баттлов» и «платформ», постановщики танцев в клипах и телепроектах, организаторы школы «экспериментального танца» и ежегодных летных лагерей — уже 15 лет известны в широких молодежных кругах. Однако в замкнутое пространство отечественного современного танца «Чердак Джека» ворвался только сейчас, после дебюта в театре «Практика».
«Наедине с собой» — спектакль-дуэт, поставленный Анной Дельцовой и Александром Троновым на стихи Иосифа Бродского и сборную музыку (от Нильса Фрама и альтернативного рока до Фрэнка Синатры). Спектакль авторы уже показывали, в частности, на «платформе» современного танца в Монпелье. Однако в подвал «Практики» он спустился в расширенном и переработанном варианте. Анну Дельцову в нем заменил Александр Алехин, и не исключено, что эта гендерная рокировка перевернула концепцию не виданного в Москве первоисточника. Архетипический дуэт высокого и низкого — коротышки и верзилы, романтика и плута, Дон Кихота и Санчо Пансы, Счастливцева и Несчастливцева — придал спектаклю дополнительные коннотации и смыслы, исключив даже намек на явно ненужную здесь love story.
Однако не только дуэт — «Наедине с собой» целиком выстроен на амбивалентности высокого и низкого жанра. Привыкшая к тому, что авторы отечественного современного танца трактуют сакральные или философские темы с простодушным невежеством и надрывным пафосом, обозреватель “Ъ” решила, что и пластическим аналогам стихотворений Бродского не избежать топорной патетики: в первой же сцене артист Тронов с лицом твин-пиксовского агента Купера затеял вешаться на собственном галстуке под голос Бродского, читающего свой «Натюрморт». К счастью, моя безнадежная уверенность рассеялась в том же эпизоде. Возникший из тьмы хлопотливый бородатый малыш с продувной обаятельной физиономией (Александр Алёхин), обладатель такого же галстука, вконец запутал героя множащимися петлями-удавками — и самоубийство отменилось. Столь необходимый конфликт между текстом и его пластической трансформацией выстроил драматургию, обеспечив спектаклю и развитие, и цельность.
Авторы, определившие тему «Наедине с собой» как раскрытие «сознания лирического героя, который испытывает муки творчества», не настаивают на обязательности своей трактовки. И правильно: «мук» тут не больше, чем иронии, распевное чтение Бродского задает эпизодам скорее ритм, чем тональность, «внутренний диалог» построен на комичном контрасте самолюбивого перфекционизма и простодушного здравого смысла, а легко считываемые метафоры родятся из конкретных физических действий, поэтому диапазон трактовок широк и зависит от умонастроения и воображения зрителя. При этом авторы, прошедшие «университеты» развлекательных и популярных жанров и знающие цену сценическому времени, не позволяют публике скучать, так неожиданно переходя от патетики к клоунаде, что зритель частенько не успевает перестроиться.
Вот двое со всей серьезностью пытаются влезть в рукав одного пиджака, усидеть на одном стуле, разобраться в переплетении конечностей, придать желаемое положение чужому несгибаемому телу — мотивы жажды власти, манипулирования, поиска самоидентификации и еще с десяток тем, психологических и поведенческих, можно обнаружить в пластических скетчах, по-новому обыгрывающих хорошо забытое старое. Точно дозированная мимика — тоже из древнего арсенала сценических приемов. Именно на ней держится потешная сценка с «музыкальным» стулом, начинающим звучать, когда на него садится «плут», и глухо молчащим под «лирическим героем», какие бы манипуляции тот ни производил над сиденьем. Актерский дуэт идеально слажен, при этом пара демонстрирует противоположные приемы работы со зрителем. Общительный «малыш»-Алёхин охотно вступает с залом в контакт, выискивая среди рядов сочувствующего «собеседника», в то время как погруженный в свои переживания долговязый «интроверт» выстраивает между собой и публикой «четвертую стену».
За тяжелыми пиджаками, широкими брюками, негнущимися ботинками и просторными рубахами трудно понять, насколько воспитаны танцевальной муштрой тела артистов. Однако все необходимые по ходу дела движения и эскапады, подчас экстремальные, они проделывают с видимой легкостью. Это, конечно, не головокружительный уровень танцовщиков Peeping Tom (постановки этой труппы приходят на ум из-за схожего приема превращения бытовых телесных ситуаций в абсурдные), но вполне достойная работа на стыке «физического» и «танцтеатра». Окажется ли удачный дебют резидентов «Практики» началом плодотворного симбиоза «высокого» и «низкого» театральных жанров, предсказать невозможно. Да и какие сейчас предсказания? Хорошо уже то, что на столичную сцену вступил новый игрок, чья продукция так отрадно непохожа на изделия прочих наших «современников».