В прокат вышел фильм Авдотьи Смирновой «Плотник». После азартного сериала «Вертинский» режиссер сменила интонацию, обратившись к тягостной драме о супругах, столкнувшихся с неизлечимой болезнью сына. Михаилу Трофименкову фильм показался, несмотря на весь трагизм предполагаемых обстоятельств, умозрительным и иллюстративным.
Даже идеальное терпение главного героя (Сергей Уманов) и его жены (Анна Рыцарева) в отчаянных обстоятельствах дает трещину
Фото: Экспонента Фильм
Даже идеальное терпение главного героя (Сергей Уманов) и его жены (Анна Рыцарева) в отчаянных обстоятельствах дает трещину
Фото: Экспонента Фильм
Для любого зрителя, выросшего в христианской цивилизации, очевидны изначально заданные Авдотьей Смирновой и соавтором сценария Марией Степновой евангельские ассоциации. Если герой — плотник по фамилии Осипов (Сергей Уманов), а его жену зовут Машей (Анна Рыцарева), то кто они, как не современное святое семейство из города Ульяновска. Бог-отец тоже присутствует, точнее говоря, бог-дедушка — «дедушка Ленин». В его музее-храме работает Машина мать, ему подкладывает Маша записки с мольбами о выздоровлении сына, как это делают, скажем, на питерском Смоленском кладбище верующие в чудотворную силу Ксении Петербургской. По большому счету ленинская линия — самое оригинальное и экстравагантное, что есть в «Плотнике». А торжественный проход Маши по Красной площади — самый красивый план фильма, в остальном избегающего любой красивости.
Но метафизическое измерение сюжета испаряется без следа, так и не оформившись, не оправдав себя, и уступает место чистой социологии. Вот живет себе не то чтобы среднестатистическая, но незамысловатая и благополучная семья. Муж вкусно плотничает: редкое в нашем кино изображение радостного труда. Молодая жена может себе позволить не работать. Сына — домашнее прозвище Заяц (Виталий Олечкин) — они боготворят. Свой дом, соседи—шашлычки, наряды по интернету. Маша интересуется сычуаньской кухней, а Осипов предпочитает чебуреки. Для нее Ленин — «дедушка», для него — «жмурик». В Москве, куда они привозят сына на прием к медицинскому светилу, она рвется в Мавзолей, ему же важнее поскорее найти общественный туалет. Но все это такие пустяки.
И, когда на голове и шее у Зайца появляются странные шишки, семья не рушится, а, сжав зубы, ищет любые шансы на спасение: в Москве ли, в Германии, ради поездки куда приходится продать дом. Люди вокруг Осипова и Маши оказываются не то чтобы плохими: отнюдь нет, они просто подпорчены квартирным вопросом. Что соседи, что обе бабушки Зайца. Изначально понятно, что хорошо эта история закончиться не может потому, что не может никогда. И понятно, что наступит предел терпения и этой, почти идеальной, семьи.
Но пока этот предел не наступил, сюжет еще раз — после перехода от метафизики к социологии — переходит в новое «агрегатное состояние». Было: эпопея бытового хождения по мукам — от врача к врачу, из банка в благотворительный фонд. Стало: старательная иллюстрация пяти стадий отношения людей к неизбежному горю, сформулированных современной психологией. Да не просто сформулированных, а ставших достоянием массовой культуры. Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие — эти категории применяются сейчас даже к политическим и военным коллизиям.
Но фильм все-таки не может быть простой иллюстрацией к популярной, пусть даже и справедливой, но неизбежно умозрительной научной схеме. Наполнить же сюжет живыми эмоциями, помимо тех, что доктор прописал, не удалось. У героев есть заданная функция — сначала функция радоваться скромной полноте жизни, затем функция страдания,— но нет полнокровных характеров.
На их фоне гораздо ярче и даже загадочнее выглядит доктор Шубин, сыгранный Алексеем Филимоновым, столь же эластичным и нервным, как в роли Вертинского или чоповца Лёхи из «Большой поэзии» (2019) Александра Лунгина. Сначала — безжалостный аналитик, только и сумевший догадаться о верном диагнозе, затем — носитель надежды, затем — ее истребитель. Одним словом, настоящий ангел смерти, присутствие которого разве что и оправдывает проигранную авторами метафизическую заявку.