На премьеру приглашает Сергей Ходнев
У Чайковского лирический тенор. У Моцарта — драматический. А у Вагнера, не поверите, контральто. Только это все не настоящие композиторы, это их "дубли", то есть клоны. Что вы говорите? Кто их создал? Ну как, известно кто — генетик Розенталь, лауреат Сталинской премии. Как не было такого? Был. Родился в 1910-м в Германии, в 1930-е годы бежал от нацистов в СССР, умер, кажется, в 1990-м. Словом, биография вполне внятная — по крайней мере внятная для Владимира Сорокина, вместе с композитором Леонидом Десятниковым придумавшего и самого доктора Розенталя, и его музыкально одаренных "детей".Собственно, какую еще оперу мог бы сделать этот тандем? От Владимира Сорокина ей досталась тема клонов покойных знаменитостей, выращиваемых-де в засекреченных НИИ. Только вместо великих литераторов, как в "Голубом сале", тут великие композиторы. Что тоже логично, потому что трудно себе представить, чтобы Леонида Десятникова не привлекла перспектива поиграть с цитированием музыки самих упомянутых композиторов. Она и привлекла. Первоначально пятерка "дублей" должна была соответствовать нашей "Могучей кучке", которую в англоязычном мире знают как Mighty Five, то есть "могучая пятерка". Потом авторы решили отказаться от "Кучки" как от явления все-таки скорее локального и недостаточно мифологизированного, и в окончательном варианте "размноженными" предстают именно те пять композиторов, с которыми у большинства ассоциируется слово "опера": Моцарт, Верди, Вагнер, Мусоргский и Чайковский. Представьте себе задорно-ироничный постмодернистский коллаж из музыки всех пятерых — тогда в общих чертах поймете, что из себя представляет музыкальная часть предстоящей мировой премьеры.
А вот сценически-драматургическую часть пробовать себе представить, похоже, пока совсем бесполезно: одно слово — невообразимо. Ведь что происходит с "детьми"? До поры до времени они, понятное дело, существуют взаперти и под опекой своего создателя. Но доктор Розенталь умирает, и бездомным клонам приходится самым натуральным образом бомжевать. Добавьте, что бомжевать им приходится в основном вокруг Комсомольской площади, и притом в условиях Москвы начала 1990-х. Так что очень даже реалистично выглядит то обстоятельство, что в финале с "дублями" случается коллективная и насильственная "смерть автора". Только "Моцарту" по непонятным причинам удается избегнуть этой участи.
Вообразить, как все это будет выглядеть на сцене, становится все труднее, и вот почему — в принципе не действие, а чистый стеб, это понятно. Но ставит "Детей Розенталя" Эймунтас Някрошюс — режиссер все-таки не очень саркастического темперамента и не слишком-то постмодернистского склада, так что вряд ли сама постановка будет планомерно продолжать линию стеба, иронии и игры аллюзий. Словом, сложно делать прогнозы, не тот случай. Две вещи, впрочем, прогнозировать можно. Государственная дума, как известно, услышав про постановку оперы на либретто "порнографа" Сорокина, испугалась не на шутку. Но Большой театр всех успокоил: порнографии не будет. А премьера оперы, впервые в постсоветской практике специально написанной для Большого театра и по его заказу,— будет.
На Новой сцене Большого театра, 23 и 25 марта (19.00)