Институт Pro Arte представил в Музее связи им. Попова концерт "Четыре русские премьеры". Из колонного зала — ВЛАДИМИР РАННЕВ.
Колонный зал Музея связи — помещение роскошное, огромное и с довольно гулкой акустикой. Последнее обстоятельство тем не менее не помешало дирижеру про-артевского eNsemble Федору Ледневу приладить сводное звучание своих подопечных к условиям зала и отыграть весь концерт с ясным и даже отточенным звуком. Все четыре премьеры — два московских и два петербургских сочинения — виртуозные головоломки для исполнителей. Но eNsemble не впервой вызволять задуманное композиторами из их хитроумных партитур.
Первое отделение отдали москвичам. "Орфей" Антона Ровнера и "Сон... — Хронос" Антона Сафронова показались профессионально выделанными и рафинированными. Но хоть и смел музыкальный язык авторов, а настолько кропотливо подстрахован надежными академическими канонами композиции, что общая экспрессивность сочинений кажется какой-то искусственной, слишком уж безупречная, чересчур здоровая, слишком заботливо отшлифованная.
Второе — петербургское — отделение открыли мудреным "Лесвет сетьмы" Бориса Филановского, композитора достаточно известного, для того чтобы говорить об эволюции письма этого автора. "Лесвет" — композиция невероятной сложности музыкального языка — состоит из двадцати трех миниатюр на текст сибирской поэтессы Анны Альчук. Характер ее текстов ("ЗМЕ Я ДОМ полный Я ЗЫК") провоцирует футуристические аллюзии, и Филановский покорно отправился в этом направлении. Россыпь виртуозных пьесок подтвердила, что, к несчастью, манера композитора все более приближается к интеллектуальным ребусам, играм чистого разума.
Под конец припасли "Прощание с Антонио Вивальди" Романа Рудицы — двойной концерт для скрипки и кларнета соло с ансамблем. И тут уже без полутонов: хоть верьте, хоть не верьте, а мне это сочинение показалось шедевром. Можно, конечно, быть и поосторожнее в оценках, но музыка Рудицы поражает идеальным сочетанием красоты мысли и звука. "Прощание" было встречено публикой с восторгом, привычным скорее для концертов из произведений Моцарта--Чайковского, чем для опусов малоизвестного композитора-современника. Несмотря на диалогический характер замысла (в названии — имя другого композитора), автор избежал здесь постмодернистского концептуализма. Его отношения с Вивальди (читай, с эпохой призрачной красоты) глубоко сакраментальные, выстраданные и философски аргументированные. Где-то в глубине музыкальной ткани мерцают отзвуки былых совершенств музыки, столь мучительно искомых культурой века нынешнего. Однако Рудица не тревожит их цитированием или стилизацией. Его занимает не само прощание, но "ритуал разлуки, как человек расстается с собратом, человечество — с культурой, творчество — с вдохновением, а душа — с телом". Эта цитата из комментария автора так точно объясняет непростую философскую метафору, выраженную в звуке, что других и искать не хочется, да и найти трудно.