300 лет назад, 9 июля 1722 года, Петр I утвердил инструкцию московскому обер-полицмейстеру полковнику Грекову, подробно описывавшую поразительные по сегодняшним меркам правила борьбы с возникавшими в Первопрестольной проблемами, включая санитарное состояние города, нарушение общественного порядка, правил торговли, пожарной безопасности и дорожного движения. Особенно впечатляют способы предупреждения долгостроев, пресечения продажи некачественных продуктов и причины введения принципа «больше трех не собираться».
«В Кремле и в Китае у кого места есть, тем велеть всем строить каменное строение»
«В Кремле и в Китае у кого места есть, тем велеть всем строить каменное строение»
«И черные избы ломать»
Последний пункт инструкции московскому обер-полицмейстеру гласил, что в ней «всего описать невозможно». А потому полковнику М. Т. Грекову предписывалось поступать по «Его Императорского Величества указам и Регламентам… во всем неотменно». Но в предыдущих 47 пунктах давались указания практически по всем аспектам управления Москвой. Ведь обер-полицмейстер, как следовало из инструкции, отвечал практически за все.
Главной задачей полковника Грекова стало превращение Москвы в образцовый европейский город. И начинать следовало со строительства и архитектуры. Обитатели Первопрестольной не торопились исполнять царские указы, которые требовали, чтобы в центре — в Кремле и в Китай-городе — дома были только и исключительно каменными. Кроме того, все новые и перестраиваемые дома приказывалось возводить без прихвата части уличной территории, чтобы улицы и переулки оставались «линейными». Одновременно запрещалось строить дома в глубине дворов:
«В Кремле и в Китае у кого места есть, тем велеть всем строить каменное строение… по улицам и по переулкам, а не во дворах, как в старину строили».
Особое внимание уделялось срокам строительства. Обзавестись новым каменным домом в центре предписывалось в течение четырех лет. Особое правило вводилось для тех, кто имел место для постройки, но материально не мог ее осилить:
«А которые не могут каменное строение строить, тем продавать могущим, а самим в Белом или Земляном городе построить по указу деревянное строение».
Если же малоимущий горожанин затягивал процесс выезда из центра Москвы, обмен земельными участками проводился принудительно. Место, к примеру, в Кремле получал подавший соответствующую челобитную, а его двор в не столь престижных частях города отходил материально недостаточному кремлевскому обитателю.
Но и для выселенных из Кремля и Китай-города проблемы после переезда отнюдь не заканчивались. В новом деревянном жилище помимо всего прочего требовалось качественно покрыть крышу черепицей или пластинами древесины — гонтом, а также сделать забор особой конструкции «дабы ворам перелезать было несвободно».
Не были забыты в инструкции и те, кто имел дворы в Москве, но не жил там. Если владелец не имел на участке строений, ему давалось на обустройство два года. А если владел загородной недвижимостью, то год. Причем, во избежание долгостроя, для последних вводился оригинальный метод стимулирования:
«А ежели в год не построят, то с загородных дворов сломать кровли со всех жилых изб и бань».
В результате провинившимся не оставалось ничего другого, как построить или отремонтировать дом в Москве. Исключение из правил делалось только для тех, кто начал постройки в новой столице империи — Санкт-Петербурге.
Нарушителей любого из приведенных положений ожидало суровое наказание. За первое неисполнение требований полиции — штраф в 50 руб., причем за каждое имеющееся на дворе строение с печью (для сравнения: в том же 1722 году немалый чин — комиссар по постройке госпиталя в Москве — имел жалование 60 руб. в год). А за повторное нарушение виновный отправлялся на галеры.
И карательные санкции для домохозяев этими мерами не ограничивались.
В связи с частыми пожарами предписывалось делать все для их предотвращения. Так, печи в домах требовалось строить в отдалении от стен дома, на особом фундаменте так, чтобы никакие части печи не соприкасались с деревянным полом,— проемы между ними было приказано закладывать кирпичом. Другим способом избежания пожаров считался размер печных труб. Их следовало делать таких размеров, чтобы внутрь мог спуститься трубочист. За первое нарушение штрафовали на 10 руб., и за каждое следующее штраф увеличивался на ту же сумму.
Если же печных труб не было вообще, а топили, как исстари повелось, по-черному, то инструкция обер-полицмейстеру предписывала:
«Такие печи и черные избы… Офицерам, которые определены ведать, ломать, и черных изб на дворах делать отнюдь не допускать».
На таком фоне штрафы за разжигание печей летом в неурочные дни (с мая по сентябрь разрешалось топить печи в одном домохозяйстве только два дня в неделю) по 52 коп. за каждое нарушение с «вышних персон» и по 26 коп. с «подлых», простолюдинов, выглядели почти как благодеяние самодержца.
«Сделать по концам улиц подъемные рогатки, которые по ночам опускать» (на рисунке — рогатка армейского образца)
«Сделать по концам улиц подъемные рогатки, которые по ночам опускать» (на рисунке — рогатка армейского образца)
«Дабы бегали без замедления»
Инструкция широко внедряла в практику принцип «спасение утопающих — дело рук самих утопающих». А потому основная роль в тушении пожаров отводилась городским жителям:
«Всем обывателям приказать, дабы в пожарное время… для унятия от того бегали без замедления».
От каждого двора, в зависимости от числа живших в нем, назначали количество высылаемых по тревоге огнеборцев, которые сами должны были заготовить себе оснащение:
«Велеть им всегда иметь в готовности кошели, ведра и топоры, по рассмотрению кому что надлежит».
Пожарные крюки, трубы и прочий специальный инструмент предоставляла полиция. А служащие в ее составе офицеры осуществляли руководство этими недобровольными пожарными дружинами. Причем, чтобы никто из вызываемых на тушение пожаров «неведением не отговаривался», «вышние» подписывали за своих людей соответствующие обязательства, а «подлые» обыватели обозначали свое знакомство с правилами лично. Как и во всем остальном, за уклонение от исполнения предписаний следовало суровое наказание:
«А ежели кто на пожар с инструментами ходить не будут, и за то будут штрафованы жестоко».
Тот же принцип самообеспечения действовал и при охране общественного порядка:
«Для лучшего порядка и пресечения воровства… сделать по концам улиц подъемные рогатки, которые по ночам опускать, и иметь при них с обретающихся в тех улицах дворов и с жителей караулы с ружьем, у кого какое найтись может; а у кого ружья не будет, то с грановитыми большими дубинами и при них бы были трещотки».
В караульщики, как и в пожарные, назначали тех местных жителей, которым исполнилось 20 лет. Их включали в ведущиеся полицмейстерской канцелярией поименные списки, а для руководства этими отрядами содействия полиции назначались десятские, пятидесятские и сотские.
Движение по улицам полностью перекрывалось с помощью рогаток в 11 вечера и открывалось вновь за час до рассвета. При этом исключения делались для воинских команд и тех групп, которые отправлялись на работы. Для остальных идущих и проезжающих через посты пропуск зависел от социального статуса. «Вышних» пропускали, обязывая иметь при себе фонари. Освещать путь и обозначать себя с их же помощью требовали и от «подлых». Но четверо и более простолюдинов, идущих ночью, считались уже шайкой. И, судя по всему, это объясняет существование принципа «больше трех не собираться». Поэтому инструкция уточняла:
«А из подлых в такие неуказные часы разве кто за крайнею нуждою пойдет, один или два с фонарем, а больше до трех, спрося у них, по указу пропускать же. А ежели более трех человек из подлых, хотя и с фонарем пойдут, и тех брать под караул».
В случае же неповиновения пытающихся пройти или возникновения любых других проблем караульщики обязывались бить в трещотки, сзывая на помощь окрестных жителей, а также охрану с соседних рогаток и «ежели случатся в близости и солдатские караулы».
Как водится, за невыход на пост полагалось наказание:
«Имать за каждую ночь по рублю с человека».
Сами обыватели выполняли и обязанности городских коммунальных служб.
«Понеже многий помет и мертвечина валяется по улице,— констатировалось в инструкции,— того ради каждому жителю против своего двора, такожде в рядах и в рынках, и в прочих местах велеть иметь чистоту, и сор чистить и возить на указное место, чтоб никакого помета и мертвечины по улицам не валялось».
Устанавливались и правила ремонта мощенных камнем улиц и их уборки:
«Каждому жителю против своего двора по утрам рано, покамест люди по улицам не будут ездить и ходить, всякий сор приказать сметать, и каменья, которые из своего места выломятся, поправлять, дабы по улицам никакого сора не было».
Предписывалось самостоятельно организовать и вывоз мусора и бытовых отходов в специально предназначенные для этого места. Причем привычный прежний способ избавления от сора и разного рода нечистот — сброс их в московские реки — категорически воспрещался. А потому обер-полицмейстеру предписывалось:
«Помету на реки из дворов своих возить и в реки бросать не велеть, понеже от того такими пометами реки засариваются, от чего по рекам не токмо проход чинится несвободно, но и людям вред чинится».
Наказания за коммунальные беспорядки значительно разнились. За невычищенную улицу хозяин домовладения платил штраф пропорционально размеру участка — «коликое число будет в ширину его двора сажен». За сброс отходов в реку полагалось «бить батоги».
«Торговать в указных местах, для чего оные определить немедленно»
«Торговать в указных местах, для чего оные определить немедленно»
«Велеть носить балахоны»
Особое внимание в инструкции уделялось вечным проблемам торговли — гигиене, продаже испорченных продуктов и обману покупателей. Не была обойдена в инструкции полковнику Грекову и торговля в неположенных местах. Такие временные точки — «шалаши», как их тогда называли, в особенности те из них, что мешали проезду, было приказано ломать, а их владельцев бить батогами.
То же наказание получали и торговцы, которые не соблюдали основных правил продаж:
«Которые люди торгуют, а именно: калачами и хлебами и пирогами и прочими харчевыми припасы: и тем людям велеть носить балахоны и завески белые, и при том при всем полки на чем оное продают, и на оном покрывалы иметь чистые холщевые, и около шалашей иметь чистоту».
Особые требования предъявлялись к торговле мясом. От мясников требовалось не только содержать лавки в идеальной чистоте, но и устраивать забой скота в строго определенных местах. И штрафы за отступление от правил устанавливались немилосердные:
«За первую вину по 10 рублей, за вторую по 20 рублей, за третью ж бить кнутом».
В целом же за качество продаваемых в Москве продуктов отвечал лично обер-полицмейстер:
«Ему смотреть за оными накрепко, чтоб в тех рядах и в прочих местах, в которых продаются всякие столовые съестные припасы, дабы отнюдь никакого нездорового съестного харчу и мертвечины не продавали».
За испорченные товары в лавке полагалось битье батогами. Однако был и крайний случай:
«А ежели у кого для продажи явится какая мертвечина: и за то таковых вместо смерти бив кнутом и вырезав ноздри ссылать на каторгу».
Обер-полицмейстер отвечал и за то, чтобы продавцы использовали исключительно правильные, «заорленые» государственным гербом весы и меры длины:
«Ему ж смотреть и хранить с прилежанием, дабы была мера и весы прямые за орлом, а в незаорленые ничего не продавать, и в лавках, кроме тех орленых, иных никаких не держать».
Ко всему прочему полковника Грекова обязали следить за ценами, чтобы их не завышали, с одной стороны, но и, с другой стороны,— чтобы торговцы не оставались без прибыли. Он же отвечал за своевременное открытие и закрытие всех торговых точек, правильность продажи товаров и продуктов вразнос. Да и, собственно, за все, что происходило в Москве. От дел в питейных и прочих развлекательных заведениях того времени до состояния мостов и контроля за прибывающими в Первопрестольную. Он же должен был заниматься нищими, здоровьем жителей во избежание эпидемий, собирать ветошь для изготовления бумаги и, как говорилось в те времена, «и протчее, и протчее, и протчее».
А то, что не вместилось в обширную инструкцию, где «всего описать невозможно», обер-полицмейстеру приходилось решать на основании многочисленных и часто противоречивших друг другу указов и распоряжений.
Но выполнить главное указание императора полковник, а затем бригадир Греков так и не смог. Для превращения Москвы в образцовый город потребовалась не одна сотня лет.