 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ  |
"Я — грузин, я — европеец"
Желание съездить в Грузию возникло у меня во время командировки на Парламентскую ассамблею Совета Европы в Страсбург — тогда "героями недели" были Виктор Ющенко и Михаил Саакашвили, политики, которым вся Европа аплодировала за то, что они сумели противостоять имперским амбициям России. Правда, больше аплодировали все же Ющенко, потому что он только вступал в должность и от него пока что ничего не требовалось. Саакашвили, который на прекрасном английском зачитывал доклад о годовых изменениях в Грузии, пришлось слушать серьезную критику. В резолюции ПАСЕ говорилось, что через год после "революции роз" в Грузии наблюдается свертывание демократического процесса, президент облечен значительными полномочиями, парламентской оппозиции практически нет, в СМИ царит самоцензура, а правовая система недостаточно надежна и независима.
Вот тогда я и решила съездить в Грузию, посмотреть на то, что там происходит своими глазами. Командировка была намечена на 8 февраля, но лететь пришлось раньше: 3 февраля погиб Зураб Жвания. В день похорон премьера я уже была в Тбилиси.
Газеты выходили с портретом Жвании на первой полосе и его крылатой фразой: "Я — грузин, я — европеец". Эту фразу повторяли европейские делегаты, приехавшие проститься с премьером, и эта фраза нравилась людям. Даже после смерти премьер продолжал свое дело — он воспитывал в народе сознание сопричастности европейскому миру.
Единственное, что не удалось бы сделать ни Жвании, ни кому бы то ни было — искоренить в людях чувство оскорбленной гордости за премьера, который умер очень странно и как-то не по-премьерски. В ресторанах и на кухнях обсуждались версии гибели премьера, и все сходились к тому, что его смерть на съемной квартире вместе с молодым чиновником перечеркнула многое из того, что удалось сделать Зурабу Жвании. Что теперь и через сто лет, вспоминая премьера, будут вспоминать и то, как он погиб.
Семья премьера, как говорили вхожие в нее люди, требовала от властей независимого расследования и экспертизы. Семья не хотела хоронить покойного без экспертизы. Но семью каким-то образом убедили, премьера похоронили, а через два дня приехали представители ФБР. "Что они могут исследовать, если Зураб уже в могиле?" — говорили люди.
Люди строили разные догадки. Например, что премьера отравили, специально обставив все так, будто он находился в связи с молодым человеком,— тогда родные и близкие погибшего просто побоятся копаться в грязном белье, тем более что похороны были пышными, красивыми, и покойному были возданы все почести. Вспоминали смерть журналиста Георгия Санаи, тоже погибшего в квартире при странных обстоятельствах. Тогда особенно копать это дело никто не стал, никто этого не добивался. Потому что стыдно. На Кавказе даже намек на такие связи неприличен. И это может быть на руку тем, кто не заинтересован в расследовании таких смертей.
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ Грузинские следователи и специалисты ФБР осмотрели место происшествия и ответили на вопрос, что случилось с Зурабом Жванией и его другом: они отравились |
Со дня моего последнего приезда в Грузию прошел год. Нельзя сказать, что за этот год ничего не изменилось. Грузия уже неплохо говорит по-английски. С улиц исчезли горы дров, которыми люди топили свои дома. Правда, тепла не прибавилось, и в квартирах по-прежнему очень холодно. Здесь периодически отключается свет, и целые микрорайоны погружаются в темноту. Здесь не сильно выросли пенсии и зарплаты, но безработных стало значительно больше, потому что новая власть резко сократила раздутые чиновничьи и правоохранительные структуры, многих других бюджетников.
Зато отремонтированы главные дороги, а в самом Тбилиси начали строить дома. В одном из отдаленных микрорайонов, где самый чистый воздух и откуда видны заснеженные горы, строится посольство США — это место уже получило в народе название "маленький Пентагон", и здесь сейчас самые высокие цены на землю. Из центра города выселили абхазских беженцев — год назад они еще жили в двух высотных гостиницах "Иберия" и "Аджария". Беженцы получили по $7 тыс. на семью и смогли купить себе скромное жилье на окраинах. Три месяца назад на холме, прямо над городом, построили храм Святой Троицы, который теперь играет ту же государственную роль, что и храм Христа Спасителя в Москве. Район вокруг храма, раньше считавшийся не очень перспективным, расселили-- жителям заплатили по тысяче долларов за квадратный метр. В паре десятков метров от храма начали строить новую резиденцию президента. Говорят, она обойдется бюджету в $40 млн. Это хороший знак для тех, кто сочувствует новой власти — в Грузии говорят, что те, кто строят, пришли надолго.
Но все это строительство пока имеет мало отношения к европеизации. Просто новая власть обустраивает себя — быстро и решительно. И, как ни грустно, особенно ярко это обустройство заметно на грузинском телевидении.
Еще год назад, наблюдая за тем, как работают грузинские СМИ, я откровенно завидовала этой стране, где в эфире самого популярного телеканала могли получить слово политики самого разного толка, а критика власти была жесткой и даже задорной. Я хорошо помню свою встречу с лидером Республиканской партии Давидом Бердзенишвили, который в период "революции роз" поддержал блок Михаила Саакашвили. Давид убеждал меня, что Саакашвили никогда не станет "грузинским Путиным", потому что в Грузии, в отличие от России, есть мощный демократический ресурс в виде СМИ.
Тогда это действительно было так. Но через год самый популярный телеканал "Рустави-2", который привел Саакашвили к власти, стал проправительственным. А нишу оппозиционного канала не занял никто — потому что критиковать новую власть стало опасно, особенно после того, как под мощным нажимом власти был закрыт телеканал "Иберия", считавшийся проводником идей изгнанного аджарского лидера Аслана Абашидзе. Часть зрителей "Рустави-2" осталась с этим каналом по инерции, другая часть перетекла на принадлежащий Бадри Патаркацишвили телеканал "Имеди", который далеко не оппозиционный, но хоть немного отличается от "Рустави-2".
Я приехала в офис "Рустави-2" на следующий день после похорон Жвании. Бывшая ведущая политического ток-шоу Эка Хоперия теперь — директор информационных программ.
— Во время революции мы считали, что ничего плохого не делаем, помогая новым людям, которые идут во власть,— говорит Эка.— Все каналы работали на Шеварднадзе, а мы — нет, и мы гордились этим. Но после революции было трудно. У нас закрылось несколько программ, потому что мы не видели в них необходимости. Нас обвинили в том, что мы полностью поддерживаем власть. Мы действительно симпатизировали новой власти, и это было закономерно. Но потом появились проблемы в правительстве, парламенте, и мы потихоньку стали это освещать. Появились звонки из правительства типа: "Эка, ну ты же понимаешь, за один год нельзя сделать все идеальным". Но мы отстаивали свои сюжеты, потому что понимали: для нас главное, чтобы люди нас смотрели.
— Вы помните хотя бы один критический материал в адрес Саакашвили? — спрашиваю я.
Эка достает сигареты, но не закуривает.
— Вот недавно мы проводили опрос на улице, спрашивали людей, может ли Саакашвили создать культ личности. Еще мы показывали сюжет про одного крупного чиновника, там была смешная история. В детском саду заставляли детей учить стишок про этого чиновника, а одна девочка не хотела. И после этого сюжета где-то на каком-то заседании Миша сказал, что нельзя чиновникам так себя любить.
— Кто сказал? Саакашвили?
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ Над телом Зураба Жвании молились и говорили о политике |
И я понимаю, как ей непросто называть президента Мишей и при этом отстаивать свой канал как независимый.
— Просто мы повзрослели,— продолжает Эка.— После революции была растерянность — ну вот, добились своего, а дальше что? А потом мы поняли, что надо и дальше делать свое дело. При Шеварднадзе это было легче. Если мы говорили, что чиновник коррумпирован, то это и так все знали, и это не надо было доказывать. А сейчас нужны доказательства, ссылки, комментарии. Мы понимаем, что проблемы не исчезли, но с ними надо разбираться всему обществу.
Я спрашиваю, почему бывший руководитель телеканала Эроси Кицмаришвили уехал в США. Я слышала от разных людей, что Кицмаришвили, сделавший все, чтобы Саакашвили пришел к власти, стал требовать привилегий, и власти вынудили его уйти с "Рустави-2". Владельцем канала стал малоизвестный бизнесмен Кибер Халваши, по слухам, когда-то друживший с Михаилом Саакашвили и нынешним министром обороны Ираклием Окруашвили. А гендиректором был назначен Ника Табатадзе, друг Саакашвили, приглашенный им из США.
Эка отвечает на вопрос очень аккуратно.
— Эроси понимал, что сделал очень большую работу и что теперь это будет мешать и ему, и имиджу телеканала. Он сам решил, что ему лучше уехать. Я тоже могла уйти в правительство, но мне пока интереснее здесь. У Ники очень хорошие отношения с Мишей, и у меня тоже.
Я спрашиваю Эку о другом — знает ли она, кто может заменить Зураба Жванию.
— Заменить Жванию сейчас невозможно. Когда я увидела Мишу после смерти Жвании, его лицо было очень растерянным, и это меня испугало. И в храме он ни с кем не мог говорить. Я знаю, что для него это был серьезный удар. Жвания занимался экономикой. У Миши были свои приоритеты — внешняя политика, полиция, армия. Я думаю, премьером будет человек из команды Жвании. Миша просто перетянет на себя часть функций премьера, а премьером будет, наверное, министр финансов Зураб Ногаидели. Он из команды Жвании и в курсе всех проблем.
Через два дня прогноз Эки Хоперии подтвердился — президент Саакашвили представил в парламент кандидатуру министра Ногаидели на должность премьера.
"После смерти Жвании будет еще сложнее"
В тот же день я отправилась на телеканал "Имеди", чтобы узнать, что думают здесь о демократии в Грузии.
— В дни "революции роз" мы тоже сочувствовали тем, кто стоял на улице,— говорит гендиректор "Имеди" Бидзина Бараташвили.— Мы тоже были активны, но мы были объективны. Мы показывали все, что происходило на улицах, но мы избегали комментариев и не анонсировали митинги и уличные мероприятия. Поэтому сейчас, на мой взгляд, к нам и доверия больше.
— Но вас нельзя назвать оппозиционным каналом?
— Мы и не провозглашали его оппозиционным. У нас другие задачи. Когда создавалось это телевидение, мы решили, что будем показывать обществу какой-то позитив, показывать, что не все так плохо, как представляли это на тот момент наши конкуренты. И это была наша ниша. Мы считали и считаем, что 15-летнего психоза для нашего общества достаточно. В прошлом году дебаты на каналах держались до двух часов ночи. Одни и те же политики бегали с канала на канал, и это была вся их работа, на другую не было времени. И мы поняли, что пора остановиться, надо просто дать обществу вздохнуть.
— Поэтому Совет Европы считает, что грузинские СМИ занимаются самоцензурой?
— Наш канал никогда не ставил себе задачи самоцензуры. Мы не телевидение оппозиции, но в своих политических шоу мы задаем абсолютно разные вопросы. Мы себе не изменяем, просто есть вещи, которые мы себе не позволяем.
После прогулки по "Имеди", абсолютно европейской телекомпании по уровню технической оснащенности, я понимаю, что независимого телевидения в Грузии быть просто не может. Потому что телевизионный рекламный рынок страны не превышает $5 млн, и телевидение нерентабельно. Оно может существовать только на деньги власти, и значит, быть ей лояльно, или на деньги очень богатых бизнесменов. А бизнесмены в Грузии, как и в России, стараются не портить отношений с властью.
Обозреватель "Имеди" Георгий Таргамадзе, чья еженедельная аналитическая программа сегодня самая рейтинговая в Грузии, говорит, что при Шеварднадзе критиковать власть было легко, потому что белое было белым, а черное — черным. Сейчас во власти молодые энергичные люди, и, чтобы их критиковать, нужен профессионализм и мужество.
— Для оппозиции нужна социальная почва,— говорит Георгий.— После революции была эйфория, многие политические силы обанкротились. Сейчас, когда 50% бюджетников остались на улице, когда уровень жизни по-прежнему невысок и люди начинают спрашивать, почему ничего не меняется в стране,— сейчас почва для оппозиции назревает. Кроме того, оппозиции нужна финансовая составляющая. После арестов чиновников эпохи Шеварднадзе и конфискации их имущества бизнес-элита боится финансировать оппозицию. Ну и, наконец, для сильной оппозиции нужны сильные массмедиа, а вы, я думаю, уже поняли, какая у нас ситуация. Боюсь, после смерти Жвании будет еще сложнее. Он внес в Грузию новые технологии политического пиара, он умел общаться с журналистами. С остальными было труднее. Особенно с министром войны Окруашвили. Например, летом, во время событий в Цхинвали, от этих людей исходили сильные ограничения в плане информации, и только Жвания мог решить эти проблемы, мы ему всегда могли позвонить, он вступал в дискуссии, он понимал силу слова.
Я спрашиваю Георгия, правда ли, что Ираклий Окруашвили, которого он назвал "министром войны", в скором времени может стать премьером. Потому что некоторые в Грузии говорят, что назначение Ногаидели — тактический ход президента. Что через пару месяцев, когда о смерти Жвании забудут, Саакашвили приведет к власти "ястреба" Окруашвили и тогда, возможно, даже начнется война с Южной Осетией.
— Не думаю, что Окруашвили станет премьером,— говорит Георгий.— После смерти Жвании это был бы слишком серьезный вызов обществу. К тому же этот министр демонстрирует воинственный менталитет, который может расколоть блок Саакашвили изнутри.
 |
ФОТО: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ Огромный собор Святой Троицы, главный храм Грузии, отстроенный на холме над городом всего три месяца назад, едва вместил всех пришедших проститься с премьером |
В номере гостиницы включаю телевизор. Показывают сюжет с полигона, на котором тренируются резервисты. Мрачный молодой человек в черной гражданской куртке, с сигаретой в руках разгуливает по полигону, наблюдая, как женщины в камуфляже приседают и отжимаются. Это и есть "министр войны" Ираклий Окруашвили. Автор сюжета сообщает, что тренировки проходят на полигоне близ Цхинвали.
Возвращение Южной Осетии под контроль Тбилиси — одна из главных задач новой власти. Об этом говорили на сессии ПАСЕ, этого желал Грузии Джордж Буш в послании, зачитанном прямо над гробом Зураба Жвании в церкви.
Жванию не зря причисляли к партии мира — он был активным участником переговорного процесса. В конце января на сессии ПАСЕ Саакашвили огласил план мирного урегулирования грузино-осетинского конфликта, разработкой которого занимался Жвания. Но власти Южной Осетии его резко раскритиковали, заявив, что в Грузию возвращаться не собираются. Говорят, это стало сильным ударом по позициям Зураба Жвании. А через две недели его не стало.
Через час после показа телесюжета о резервистах я вошла в двери офиса госминистра по урегулированию конфликтов и близкого друга Жвании Георгия Хайндравы. В день похорон я видела его на маленьком городском кладбище, где хоронили премьера. В толпе, заполнившей кладбище, даже президент Грузии, зажатый со всех сторон охранниками и людьми, не смог подойти к могиле. Но когда тело Жвании опустили в землю, Хайндрава был ближе всех к могиле и первым бросил горсть земли на гроб.
— Вы верите в официальную версию смерти вашего друга, в отравление угарным газом? — спросила я госминистра.
Было заметно, что отвечать на этот вопрос ему не очень хотелось. И все же он ответил.
— Это слишком сложный вопрос для меня. Как у любого человека, гражданина этой страны, у меня есть свои мысли и сомнения по поводу очень загадочной смерти моего близкого друга. С другой стороны, я член правительства Грузии, и как член правительства я обязан излагать официальную версию. Я уверен, что следственные органы Грузии смогут разобраться в том, что произошло. За неделю такие расследования не проводятся. Нужно дать им время. Но если на все вопросы, которые есть сейчас в обществе, не будут даны ответы, это вызовет соответствующую реакцию. Я думаю, что грузинское общество не допустит, да и я не допущу, чтобы остались неотвеченные вопросы.
— Жвания, которого причисляли к партии мира, погиб, и теперь многие предсказывают наступление на Южную Осетию...
— Да все это сказки Венского леса,— отмахивается министр.— Какие партии, о чем вы говорите? Везде любят горячие истории, но здесь этого нет, поверьте. Те люди, которые представляют силовые структуры и отвечают за блок безопасности страны, обычно малосимпатичны для потенциальных противников. И когда укрепляется армия и надо поднять дух населения после 10 лет полной стагнации, в которой существовала страна, приход в силовые ведомства молодых патриотов, которые рвутся в гущу событий, обычно связан с разными кривотолками. Это всегда так бывает, когда государство становится сильнее, и сейчас такое время. Никаких партий мира и войны в этом правительстве не было и нет, потому что рулевой, который ведет за собой страну — Саакашвили,— абсолютно четко и во всеуслышание декларировал наше отношение к развитию и искоренению тех конфликтов, которые существуют на территории Грузии. Это мирный путь, это процесс переговоров, и альтернативы ему нет.
— Но я только что смотрела сюжет с полигона...
— Ну и что?
— Такие сюжеты вызывают опасения, что возможно наступление на Южную Осетию.
— Какое наступление, что, вторая мировая война идет? Цхинвальский регион — это часть Грузии, небольшая, где живет один процент населения Грузии.
Министр подводит меня к карте Грузии.
— Знаете, чего я понять не могу? Какой интерес у России в этом регионе. Я каждый раз еду в Цхинвали и под каждым кустом пытаюсь найти какой-то интерес России. И не нахожу. Ну я понимаю интерес России в Абхазии. Море, порты и много еще чего. Но зачем ей Цхинвали, я не понимаю! Даже для нас этот регион не имеет большого значения, там не проходит магистральных трасс, там нет ничего. Теоретически мы можем отрезать этот кусок вот так,— министр показывает рукой, отделяя Цхинвали от Грузии,— и не потеряем ничего. Но у нас там грузинское население, которое уже сколько лет живет на пороховой бочке, и это вопрос принципа. А что касается подготовки резервистов — то это наша военная доктрина, и мы будем заниматься этим, нравится это кому-то или нет. И никакого отношения к Цхинвальскому региону это не имеет. Кстати, там в основном женщины тренируются, и если кого-то это беспокоит, то грузинские женщины им ничем не угрожают. И если кому-то это сильно не нравится, то Грузия горная страна, здесь много холодных ручьев, чтобы запить свое недовольство!
Госминистр говорит со мной жестко. На мгновение мне даже кажется, что так говорят с потенциальным противником. Он считает, что в России СМИ ангажированы и работают исключительно в интересах властей. Я не пытаюсь его переубедить, особенно если учесть, что в Грузии они теперь работают точно так же. Но когда речь снова заходит о покойном премьере, взгляд Хайндравы теплеет.
— Вряд ли нам удастся найти второго Зураба Жванию,— говорит он.— Невозможно. Это был человек огромного таланта, работоспособности, любви к родине. Но то, что Зураба с нами нет, не изменит курса страны, потому что этот курс не зависит от отдельных личностей, а зависит от воли всего народа, а грузинский народ хочет вырваться из прошлого, это однозначно.
Во время "революции роз" Республиканская партия Грузии поддерживала Михаила Саакашвили. Теперь она в оппозиции. Лидер фракции республиканцев Давид Бердзенишвили объяснил Ольге Алленовой, почему это произошло. "Не все так плохо в Грузии, как в России" — Определенные проблемы возникли еще в феврале прошлого года, когда были приняты конституционные изменения, был введен пост премьер-министра и за счет ослабления парламента усиливалась исполнительная власть. А мы выступали против этого, несмотря на то что оставались в блоке с национальным движением. Впереди была борьба с Абашидзе, и было бы непонятно, если бы республиканцы и национальное движение не выступили вместе против него. После того как ушел Абашидзе и были назначены выборы в верховный совет Аджарии, наши позиции с Саакашвили разошлись. Еще в мае он говорил, что собирается устроить Аджарию по плану республиканцев — наш проект предусматривал демократический статус Аджарии как автономии. Но Саакашвили решил оставить Аджарии статус псевдоавтономии, и сейчас в Аджарии прямое президентское правление в демократической оболочке. Саакашвили боялся создания альтернативной политической партии в рамках аджарской автономии, а потом и по всей Грузии. — Зачем ему бояться, вы же были в одной упряжке? — Я думаю, что экзамен на демократичность он не выдержал. Он хотел полностью контролировать Аджарию, как и другие регионы. Саакашвили знал, что мы против той политики, которую проводила генпрокуратура Грузии, когда задерживали людей, отбирали деньги, а потом отпускали этих людей. Это выходило за рамки правового поля. Если бы у нас была сильная власть на территории Аджарии, мы не допустили бы этого. — Вас называют конструктивной оппозицией. Не был ли уход в оппозицию стремлением помочь Саакашвили сохранить видимость демократического государства? — Саакашвили был в ярости, когда мы ушли в оппозицию. Он потерял, скажу без лишней скромности, интеллектуальное ядро. Я имею в виду не только тех республиканцев, которые входят в парламент, но и большую часть лидеров неправительственного сектора, которые являются или членами нашей партии, или нашими сторонниками. — Год назад вы убеждали меня, что Саакашвили не станет грузинским Путиным. И сейчас так считаете? — Я думаю, нет. По той простой причине, что он любит, когда его хвалят в Америке или Европе. У него нет номенклатурного прошлого, и он будет вынужден играть по другим правилам, чем Путин. Тем более что и у Путина за этот год появилось много других проблем. Во многом они похожи — как многие полуавторитарные правители. Но все же ситуация в Грузии отличается от России — другие масштабы. Поэтому я не думаю, что Саакашвили удастся так же расправиться со всеми, как это удалось Путину, и я не думаю, что Путин сохранит свое влияние после новых выборов. — Но то, что происходит в Грузии, очень напоминает российскую картину: президент не хочет сильной власти на местах, оппозиции нет, ресурс СМИ ослабел. — Не все так плохо в Грузии, как в России. На разных телеканалах, контролируемых грузинскими олигархами, которые имеют хорошие отношения с властями, понимают: чтобы конкурировать с другими телеканалами, необходимо приоткрыть для оппозиции свой эфир. А печатная пресса как была в Грузии свободной, так и осталась. — Ваша партия работала в составе Еврокомиссии, и вы знаете, какую оценку Совет Европы дал нынешнему состоянию грузинского государства. — Это хорошая резолюция. В ПАСЕ работают пять представителей Грузии, среди них представитель новых правых — мой брат Леван Бердзенишвили от нашей партии. И эта резолюция во многом повторяет то, что мы говорили об Аджарии, об арестах, о конституционных изменениях. Так что, я думаю, это хорошо, что ПАСЕ сказала несколько "теплых слов" грузинским властям. Грузия не может в отличие от России игнорировать Совет Европы. У Грузии не хватает внутреннего демократического ресурса, и очень хорошо, когда внешний фактор способствует усилению этого ресурса. Если здесь будет декорация демократии, никто Грузию не примет в Евросоюз. Это и сейчас очень отдаленная перспектива. Если это произойдет в ближайшие 10 лет, я буду рад. "Саакашвили не такой дурак, чтобы начинать войну" — Изменит ли смерть Зураба Жвании политическую ситуацию в Грузии? — Зураб Жвания не только способствовал, он создал новую политическую генерацию в Грузии. И сейчас невозможно найти фигуру, которая, как Матросов, будет грудью заслонять Саакашвили. А Жвания многое брал на себя. Оппозиция всегда больше выступала против Жвании, чем против Саакашвили. Сейчас такой фигуры нет. Удары оппозиции придется выдерживать одному Саакашвили. К тому же, я думаю, кое-кто из команды Жвании сейчас окажется за решеткой. — Это связано с приватизацией, которую проводил его кабинет? — Не только с приватизацией. Когда шли аресты среди номенклатуры Шеварднадзе, они касались почти всех, кроме тех, кто был связан с командой Жвании. Жвания их оберегал. — Правда, что Жвания представлял партию мира, а теперь на арену выйдут люди, которых причисляют к партии войны? Окруашвили, к примеру. — Этот стереотип, что Жвания был умеренным и что сейчас Саакашвили начнет войну в Осетии, не соответствует реальности. Жвания сыграл положительную роль летом этого года, когда обострились отношения между Тбилиси и Цхинвали, но и без него Саакашвили не начал бы войну. Несмотря на свою вспыльчивость, Саакашвили не такой дурак, чтобы начинать военные действия. Вооруженного конфликта не будет, особенно после того, как Саакашвили в Страсбурге предложил Южной Осетии политическую автономию. — На это Осетия отреагировала отрицательно. — Когда предлагают Южной Осетии больше полномочий, чем имеет Северная Осетия в составе России, сразу отвергать это — не очень умный политический шаг. Этот процесс будет продолжен, там ситуация сложная. Но войну начинать Саакашвили, надеюсь, не собирается. — А с Абхазией? — Абхазия — еще более сложный процесс, и Саакашвили пока об Абхазии не говорит. Он понял, что решение грузино-осетинской проблемы — это приоритет для грузинской политики. Раньше было так: давайте договоримся с Москвой, пусть она обеспечит нам нажим на Сухум, и как-то решим абхазскую проблему, а заодно и с Южной Осетией решится. Сейчас более трезвый подход. Сейчас наиболее решаема проблема Южной Осетии. Грузия сейчас контролирует почти половину ее территории и населения. Так что у нас много рычагов давления на Цхинвали и много рычагов для диалога с ним. — За последний год произошло настолько явное охлаждение в российско-грузинских отношениях, что даже на отпевании Жвании читали послания президента США и бывшего чешского президента, а о послании Путина забыли. — Иногда мне кажется, что с грузинской стороны звучат не очень адекватные высказывания, но все же в этих сложных отношениях я больше виню российскую сторону. В конце концов, есть договоренность, чтобы российские войска покинули Грузию. Россия ее не выполняет. Россия не способствует решению южноосетинской проблемы, и непоследние люди в российской политике — Рогозин, Бабурин — уже прямо вмешиваются в дела Грузии. Думаю, Россия продолжает допускать стратегическую ошибку. Она воспринимает Грузию как противника и всячески старается удержать свои базы на ее территории, чтобы тут у нее остались какие-то рычаги. Саакашвили открыл грузинское экономическое пространство для России, идет разговор о закупке "Газпромом" энергетических объектов в Грузии. Так что Грузия протянула руку. Но Россия продолжает глупо вести себя не только в Грузии. Так она вела себя и на Украине. Когда всем было ясно, что выигрывает Ющенко, Путин приезжает к Януковичу; на Тимошенко не закрывают дело. Это значит, что Россия не хочет иметь очень хорошие отношения с руководством Украины. Если премьер не сможет приехать в Москву, какие серьезные экономические взаимоотношения могут быть? Я думаю, эти допотопные подходы сильно мешают. Украина вступит в Евросоюз и, скорее всего, в НАТО и лет через десять будет более мощной страной, чем Польша. А где будет Россия с ее нежеланием нормально заниматься политикой, я не знаю. |
