Оценки «санкционного кризиса» поражают воображение: от «ничего страшного» до «дна нет и не будет». Велико и число рецептов выхода из сложившейся ситуации. «Деньги» выяснили мнение научного сообщества.
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ
Нынешний российский кризис кардинально отличается от предыдущих. На этот раз он связан не с проблемами глобальной экономики, но вызван скоординированным воздействием западных стран. «Вследствие масштабных санкций российская экономика столкнулась с сильными отрицательными шоками предложения: ограничениями на получение и оплату импортного сырья, материалов и комплектующих, а также на поставки готовой продукции и задержками в получении оплаты за нее. В последнем случае речь идет как об экспортных поставках, так и о поставках на внутренний рынок. Внутренний рынок затрагивают производственные и торговые цепочки, связывающие компании-импортеры и дочерние компании иностранных инвесторов с российскими поставщиками»,— отмечается в аналитических материалах Банка России.
«С одной стороны, ситуация грозит экономическими проблемами, падением производства, ростом безработицы, снижением поступлений доходов бюджетов всех уровней, падением доходов населения. В то же время начало года характеризовалось невиданными ранее поступлениями в бюджет от сверхдоходов нефтегазового сектора, положительным торговым балансом и даже укреплением курса рубля»,— говорит директор Центра региональной политики Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Владимир Климанов.
Пока кризис носит менее фронтальный характер, чем пандемийный кризис 2020 года, отмечает заместитель директора Института народнохозяйственного прогнозирования (ИНП) РАН Дмитрий Кувалин. В частности, по данным опросов ИНП, через два месяца после начала кризиса в 2020 году от него успело пострадать 74% опрошенных предприятий, а через два месяца после начала кризиса в 2022 году — только 57%; если в апреле—июне 2020 года падение квартального ВВП составило 8%, то в этом году глубина спада во втором квартале будет заметно меньше.
«Ситуация меняется достаточно быстро: если еще недавно казалось, что бизнес не сможет противостоять вызовам, с которыми столкнулась экономика, то сегодня около 50 торговых сетей заявили о возобновлении своей деятельности на территории России, хоть и под другими названиями. Это успешный пример противодействия санкциям»,— замечает заведующий лабораторией структурных исследований Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Алексей Ведев.
Туманные перспективы
Дмитрий Кувалин полагает, что для таких нетипичных кризисов, как нынешний, давать прогнозы непросто. Как правило, они делаются посредством скорректированной пролонгации сложившихся тенденций или на основе мультипликаторов межотраслевых связей. Но текущий кризис сломал и все основные тенденции, и многие цепочки межотраслевых связей. По его подсчетам, если отталкиваться от структуры ВВП по расходам, то в 2022 году объемы конечного потребления и валового накопления (инвестиций) значительно сократятся, а госрасходы и чистый экспорт вырастут. Но «суммарный прирост будет отрицательным». Если во второй половине 2022 года будут реализованы антикризисные меры, предполагающие дополнительное бюджетное финансирование объемом до 3–4 трлн руб., и хотя бы частично решатся проблемы по переформатированию экспортно-импортных логистических и платежных цепочек, то падение ВВП по итогам года может не превысить 5%, считает Дмитрий Кувалин. Тем более что первый квартал 2022 года был весьма успешен для российской экономики (+3,5% по ВВП), и чтобы довести спад по итогам года до 10% ВВП, надо «уронить» ее на 15% в третьем и четвертом кварталах. Пока явных признаков, указывающих на возможность подобного провала, эксперт не наблюдает.
Владимир Климанов менее оптимистичен. «В условиях жестких экономических санкций ожидать, что год закончится без падения производства или с профицитом, едва ли возможно. Снижение валового продукта на 10% представляется вполне реалистичным. Инфляция наверняка будет измеряться двузначными цифрами, хотя пессимистические заявления о том, что она будет 30 или выше процентов, вряд ли следует рассматривать всерьез»,— считает он.
В текущей ситуации можно выделить три сценария противодействия санкционному давлению, считает Алексей Ведев. Первый вариант — отдать все в руки бизнеса. Второй — продвигать экспорт с дисконтом, принимая импорт с наценкой. Третий сценарий может развиться в случае, если Россия будет испытывать трудности с импортозамещением и острую нехватку комплектующих и инвестиций. «Если следовать первой и второй модели, то нас ожидает падение ВВП порядка 9–11%, инвестиции упадут на 14–17%. При этом особой инфляционной угрозы нет. Разгон инфляции в большей степени был связан с резким падением рубля и ажиотажным спросом на товары, вызванным боязнью их исчезновения. Сейчас, с падением доходов населения, инфляция замедлится. Вероятно, к концу года мы будем иметь инфляцию на уровне 4–6%»,— прогнозирует он.
По мнению заместителя директора института «Центр развития» НИУ ВШЭ Валерия Миронова, вырастет внутренний туризм, ремонт оборудования, сервисы в составе обрабатывающей промышленности, сильно снизится добыча нефти и газа. «Сейчас прогнозы падения ВВП России сильно различаются, Минэкономразвития предсказывает 8,8%, ЦБ и Всемирный банк — порядка 10%. По моим расчетам получается 4%,— делится эксперт.— Начал разбираться, откуда такая разница, оказалось, что в основном в оценках физических объемов экспорта энергоносителей. Но это же связано с совершенно непредсказуемыми вещами, в первую очередь с разного рода эмбарго, ограничивающими их поставки, и возможностью быстро найти новые рынки сбыта. И это ключевые моменты для динамики российского ВВП на ближайшие годы».
Инициатива сверху
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Купировать воздействие санкций на экономику активно пытается правительство, представившее антикризисную программу ценой в 8 трлн руб. (о мерах поддержки «Деньги» писали в предыдущем номере). Эксперты считают такую поддержку вполне логичной. «Устойчивым трендом в ответ на внешние вызовы в XXI веке становится усиление роли государства, поскольку масштаб угроз, их сложность требуют реализации широкого комплекса мер государственной финансовой поддержки бизнеса и граждан, чтобы дать им возможность адаптироваться к новым реалиям и "ненормальностям"»,— отмечает проректор по научной работе Финансового университета Светлана Солянникова.
«Роль государства в кризисный период действительно возрастает, особенно когда этот кризис нетипичный»,— соглашается Алексей Ведев. Государство имеет подушку безопасности в виде Фонда национального благосостояния и остатков резервов, которые не были заморожены. Сейчас правомерно говорить о политике финансового стимулирования — бюджет необходимо сводить с дефицитом, увеличивая расходы и поддержку предприятий и населения. При этом, по его мнению, инфляционных рисков при подобной денежной накачке экономики не возникает, поскольку доходы и населения, и предприятий, очевидно, будут ограниченными. «Дополнительные инфляционные риски при этом, конечно, возникают»,— полагает Дмитрий Кувалин. По его мнению, их можно купировать как за счет сохранения бюджетной дисциплины, так и за счет косвенного регулирования цен на промежуточную продукцию. В частности, на его взгляд, надо временно убрать паритет между ценами мирового и внутреннего рынка на экспортируемое сырье — металлы, топливные ресурсы, зерно и т. п. «Как показывает 30-летний опыт российской газовой отрасли, это вполне возможно»,— говорит он.
Уникальность положения, складывающегося в 2022 году, по мнению Владимира Климанова, характеризуется двойственностью: одновременно должна проходить либерализация экономической деятельности, в том числе за счет снижения контроля со стороны государственных органов в малом бизнесе. «Создание государственной монополии может быть рискованно в силу того, что тут же возникают риски возможного подпадания новых структур под очередной пакет санкций со стороны недружественных стран. Такое можно ожидать, например, на рынке зерна и других продовольственных товаров»,— поясняет он.
Антишоковая терапия
Первое, что следует сделать в текущей ситуации, по мнению экспертов,— сохранить стабильность и поддержать «тонус» бизнеса. «В краткосрочной перспективе ключевой задачей является обеспечение экономической и продовольственной безопасности, а также бесперебойности поставок критически важных комплектующих»,— считает Алексей Ведев.
«В условиях сложной геополитической ситуации и крупномасштабных санкций в первую очередь требуется сохранить стабильность в денежно-финансовой и банковской сферах, а также на потребительском рынке»,— полагает Дмитрий Кувалин. Важно было не допустить паники, обвала курса рубля, паралича платежей, массового оттока банковских вкладов, серьезных дефицитов потребительских товаров, срыва в галопирующую инфляцию. «На данном этапе эти проблемы в целом решены, но угроза осложнений по-прежнему высока, и потому ситуация должна оставаться под контролем»,— полагает эксперт. Он считает, что на данном этапе внимание властей должно быть сосредоточенно на поддержке внутреннего спроса через субсидирование населения, особенно его низкодоходных категорий, и расширении госзаказа, на сдерживании цен на сырье и иную промежуточную продукцию, в том числе посредством введения пошлин, экспортных квот и т. д., а также на раскрепощении рыночной инициативы отечественных предприятий, в том числе за счет снижения бюрократической нагрузки.
«При экономических шоках очень важно быстро дать положительный сигнал бизнесу, организовать "положительный шок", в качестве которого может выступить либо резкое снижение налогов, либо резкое дерегулирование, либо обе эти меры сразу»,— говорит Валерий Миронов. Чтобы успокоить бизнес и не допустить сползания экономики в инфляционную спираль, на его взгляд, хорошо работает контроль цен, причем по всем ключевым производственным цепочкам, чем, собственно, и занимается сейчас правительство. В долгосрочной перспективе их лучше не регулировать, чтобы обеспечить свободный переток ресурсов в наиболее эффективные сегменты, развивая там конкуренцию и обеспечивая естественную стабилизацию цен.
В средне- и долгосрочной перспективе нужно ответить на вопрос о глобализации, рассуждает Алексей Ведев. «Либо мы будем развивать собственное производство и производить товары хуже и дороже, либо мы каким-то образом постараемся сгладить санкции и вернуться к международному разделению труда. В условиях санкций ключевой задачей также является развитие частной экономики,— добавляет эксперт.— Вплоть до сегодняшнего дня мы наблюдаем неповоротливость госпредприятий, которые практически сразу попали под санкции; в условиях кризиса они менее эффективны, чем частный сектор».
На внутреннем рынке нужен запуск процессов, которые позволят в дальнейшем решить ключевые структурно-технологические проблемы российской экономики, прямо влияющие на конкурентоспособность и экономическую безопасность страны, считает Дмитрий Кувалин. В отраслевом разрезе речь идет в первую очередь о возрождении отечественной микроэлектроники, станкостроения и прочих производств по выпуску технологического оборудования, о развитии элитного семеноводства и т. д. В региональном разрезе нужны реальный сдвиг российской экономики на Восток с целью кардинального расширения связей со странами Азиатско-Тихоокеанского региона, развитие региональных центров машиностроения, прежде всего в интересах импортозамещения, запуск крупных инфраструктурных проектов с целью улучшения связанности территорий страны и поддержки внутреннего спроса.
Светлана Солянникова полагает, что в среднесрочной перспективе в финансовой сфере необходимо рассмотреть вопрос открытия Банком России кредитным организациям на срок от 3–6 до 12 месяцев безотзывных кредитных линий, лимит которых определяется уровнем финансовой устойчивости банка, с целью стабильного обеспечения ликвидности в банковском секторе, восстановить рефинансирование кредитных организаций в Банке России под залог золота, расширить перечень активов, принимаемых регулятором в залог по кредитам. «Эти меры позволят продолжать кредитование бизнеса в условиях ограниченного доступа к зарубежным рынкам капитала и небольших объемов российского финансового рынка»,— говорит она.
Двигатель регресса
«Из-за устойчивости шоков предложения глубина спада может быть весьма значительной, а траектория выхода из спада — растянутой во времени»,— пишут аналитики Банка России, комментируя последствия разрыва привычных экономических связей с западными компаниями. По мнению ЦБ, российскую экономику ожидает «структурная трансформация», в ходе которой ей предстоит пройти через процесс «"обратной индустриализации" или индустриализации на основе развития менее передовых технологий». «Структурная трансформация российской экономики в условиях продолжительного действия внешних ограничений будет сопровождаться технологическим регрессом в ряде отраслей при одновременном росте производства инвестиционных товаров и технологий»,— говорится в аналитических материалах Центробанка.
«Структурная трансформация будет заключаться в упрощении экономики, это будет вынужденно,— считает Алексей Ведев.— Всю новейшую историю мы шли в сторону кооперации и глобализации — это эффективнее, качественнее, дешевле.
Если мы будем делать все сами, готовые продукты, без сомнения, будут значительно упрощены. Можно, скажем, привести пример "Москвича", от которого никто не ждет прорыва в автомобилестроении. Однако для дальнейших прогнозов стоит ответить на вопрос: мы уходим из глобальной экономики или все-таки будем поддерживать международную кооперацию?»
«В целом я настроен более оптимистично, чем Банк России»,— говорит Дмитрий Кувалин. Доводы у него такие. Во-первых, весьма вероятно, что «занавес» санкций будет «дырявым», и чем дальше, тем больше способов будет находиться для его преодоления. Нейтральные и позитивно настроенные к России страны будут помогать, им это экономически выгодно. Во-вторых, импортозамещение технологий может оказаться достаточно быстрым и успешным: масштабные боевые действия практически всегда влекут за собой мощный технологический прогресс, важно только потом обеспечить полноценный трансфер новых технологий в гражданский сектор. И, наконец, стимулы к реальному импортозамещению сейчас в России намного сильнее, чем когда-либо, и для государства, и для бизнеса. «13% опрошенных нами предприятий запустили новые модернизационные проекты уже сейчас»,— отмечает эксперт.