выставка фотография
В Московском доме фотографии открылась выставка "100 знаменитых фотографий XX века" из коллекции Венгерского дома фотографии. ВИКТОРИЯ Ъ-МУСВИК задавалась вопросом — как получилось, что среди венгров оказалось так много знаменитостей-космополитов с мировыми именами.
Залитая солнцем улица небольшого французского города. Жаркий день, пыльные кроны деревьев, а под ними — сотни танцующих людей. Линии смазанные, тона приглушенные. Напоминает картины импрессионистов, какой-нибудь "Завтрак на траве" или что-нибудь из Гойи. Перед нами "Праздник в Бейонне" певца ночного Парижа Жоржа Брассаи. Его более известные баржи на Сене, витые парижские ограды и влюбленные парочки расположились чуть поодаль. Рядом — портрет Лени Рифеншталь Мартина Мункачи, "Слепой музыкант" и "Гротескная танцовщица" Андре Кертеша, "Пересекающиеся тени" и "Гамбург. Внутренний дворик" Ласло Мохой-Надя, "Умирающий солдат" и "Коллаборационистка. Шартр" Роберта Капы. Прекрасные кадры, знаменитые имена, да и само название проекту явно дано по аналогии со знаменитой книжкой Джона Шарковски (выставку "125 фотографий из коллекции МОМА" показывали в прошлом году в ГМИИ). Но какое отношение все эти знаменитые снимки всемирно известных авторов имеют к венгерской фотографии?
Ответ организаторов выставки, на первый взгляд, неудовлетворителен. Ну и что с того, что все эти знаменитости с мировым именем родились в Венгрии? Большинство из них уехали из страны в детстве или ранней юности, Венгрию практически не снимали, а их дальнейший путь связан с совсем другими странами: Брассаи для нас француз, а Мункачи — то ли немец, то ли американец. Попытки написать венгерские имена "правильно" — не Мартин, а Мартон, не Кертеш, а Кертес — кажутся в этом контексте трогательными, но смешными.
Вторая часть выставки вроде бы что-то такое говорит о национальном колорите. Авторы здесь менее известные или совсем неизвестные, а сюжеты — более близкие к собственно венгерской тематике. Вот потрясающие по красоте и передаче нюансов повседневной жизни "Чистка кур", "Торговля на мосту" и "Трамвай #44 на заснеженной улице" Рудольфа Балога — певца венгерской природы, людей и времен года, любителя жанровых сценок и пейзажей. Трогательный цыганский мальчик с контрабасом за спиной Евы Бешне соседствует с так называемыми социофото Каты Кальман: гуси в деревне, стадо быков, мальчик, жующий хлеб, и прочее.
Но то здесь, то там даже в этих фотографиях "национальной тематики" вдруг проскакивают странные черты, угадывается все тот же космополитизм. На табличке под именем почти каждого автора надпись в круглых скобках: "Эмигрировал из Венгрии". Рядом с гусями и венгерскими крестьянками почему-то много Африки и джунглей Амазонии. Вот, например, "Повитухи собирают свои сумки" Пала Алмаши — чернокожие суданские женщины в белоснежных халатах и косынках. Или "Девушка племени яномамо" Аты Кандо, фотографа, даже история семьи которой — полотно, сотканное из разных национальных традиций: родители — переводчики, отец был пять лет в плену в Сибири, второй муж — голландский фотограф, снимавший беженцев на австро-венгерской границе.
То же и в самих фотографических приемах. На выставке, например, много работ венгерских авторов "второго плана" двадцатых-тридцатых годов прошлого века: фотомонтажи, эксперименты с текстурой пространства и геометрической формой предметов в духе Ман Рэя или того же Мохой-Надя. Эти снимки, возможно, и вторичны, но вполне самостоятельны: в них нет местечковости, это скорее не повторы, а просто работа в общеевропейском контексте. В них как будто меньше определенности, меньше гигантизма и громких художественных деклараций, зато много странной мягкости, веселья и чего-то неуловимо своего, среднеевропейского, венгерского.
Профессор истории Дюлу Свака, главный куратор проекта, считает, что национальный колорит трудно объяснить: "Мы маленькая страна, у нас нет великодержавных идей. Нам нельзя растворяться в мире, но в то же время мы должны заявить о себе. Мы все одновременно патриоты, сохраняющие свою национальную традицию, и космополиты, обязанные приспособиться, стать частью, например, американской или европейской культуры". Это странное соединение открытости миру, космополитизма, способности слиться с миром и в то же время сохранить частицу себя, пожалуй, и есть главная черта венгерской фотографии. Именно она объединяет вместе и одного из фотографических гениев Ласло Мохой-Надя и совсем неизвестных венгерских авторов. Поняв это, совсем по-другому относишься к непривычно написанным именам знаменитостей и начинаешь уже просто любоваться сотней отличных фотографий.