Московская служба психологической помощи населению была создана в 2003 году по инициативе правительства Москвы. Решение о ее создании было принято после захвата заложников на мюзикле "Норд-Ост" в октябре 2002 года, когда психологическая помощь понадобилась как бывшим заложникам, так и их родным и близким. Специалисты службы совместно с коллегами из Научного центра социальной и судебной психиатрической медицины им. В. П. Сербского и Института психологии РАН участвовали в работе по реабилитации пострадавших и их родственников после обрушения "Трансвааль-парка", теракта в метро на станции "Павелецкая" в феврале этого года и двух недавних катастроф самолетов Ту-134 под Тулой и Ту-154 под Ростовом.
— Как долго может требоваться помощь психолога тем, кто стал очевидцем трагедии или потерял близкого человека?
— Как правило, есть два варианта развития состояния человека. Острая ситуация, когда наше вмешательство требуется непосредственно в день события, и затем в последующие два-три дня, после чего человек "отходит" самостоятельно. Либо посттравматический синдром начинается через неделю или десять дней, и тогда идет второй поток нуждающихся в нас.
— Как вы помогаете человеку после теракта или катастрофы?
— Взрыв или авария происходят быстро. Люди зачастую не успевают отреагировать на ситуацию. Например, после взрыва в метро на "Павелецкой", да и после обрушения "Трансвааля" психологи, работая с пострадавшими и очевидцами происшедшего, оказавшимися в глубоком шоке, заставляли людей усиливать дыхание, кричать, плакать, делать все, чтобы выплеснуть эмоции, сдавленные ужасом трагедии, выйти из состояния паралича. Это позволяет человеку связать эмоциональную реакцию, в которой он пребывает, с той объективной реальностью, которая послужила источником этих переживаний. И когда эта связь устанавливается, то тут очень важен другой человек, собеседник, социальное окружение.
Пострадавший не должен оставаться один на один со своими переживаниями. Нужно давать ему возможность озвучить свои страдания, страхи, боли и горе. Такому человеку просто необходимы слушатели. Это касается как самих пострадавших, так и их близких. Пусть человек, если он потерял близкого, рассказывает другим про этого близкого ему человека, про то, как он жил, вплоть до деталей. Это помогает.
— В такой ситуации алкоголь — враг или друг?
— Алкоголь — традиционный вариант снятия стресса. В этом смысле он оптимален. Он может помочь человеку выговориться, немного забыться. Главное, чтобы не возник условный рефлекс, который превратится в обычный алкоголизм. Физиологически алкоголь будет снимать напряжение, но эмоционально вся тяжесть останется внутри и может впоследствии перейти в осложненные формы. Но главный реабилитирующий момент — это все-таки общение с людьми.
— СМИ часто обвиняют в том, что, рассказывая о терактах и катастрофах, они усугубляют состояние людей, переживших трагедию.
— Информация всегда нужна. Она позволяет нам понимать действительность, в которой мы находимся. Ее недостаток порождает иные источники той же самой информации, которые могут быть гораздо менее объективными и гораздо более провоцирующими на нежелательный психоз. К сожалению или к счастью, регулярное и массированное освещение чрезвычайных ситуаций — это уже некая закономерность жизни в большом городе, в информационном пространстве. И нужно это принимать как данность — и нарастающую реакцию страха после каждого теракта или катастрофы, и снижение этой нашей реакции по мере продолжения освещения этих тем в СМИ, и некоторую успокоенность, когда со временем все проходит и забывается.
— А нет ли опасности того, что мы постепенно привыкнем к таким событиям?
— А так, собственно, уже и происходит. Когда подобные события происходят раз в пять лет — это одно, это воспринимается как случайность, недоразумение. А когда такая череда трагедий, как в последние годы,— уже как закономерность.
— И к чему это может привести?
— К тому, что человек, во-первых, начинает понимать, что он живет в гораздо более травматичном, опасном мире, и этот фактор опасности входит в его представление о норме. И таким образом реакция и страха, и боязни, которая возникает, укорачивается по времени от события к событию. Во-вторых, человек привыкает жить в условиях риска и постоянной опасности и, соответственно, не паниковать. В какой-то степени такого рода процессы даже в плюс работают. Как бы парадоксально это ни звучало. Происходит теракт, катастрофа, крупная авария, но панические реакции не развиваются. Люди, оказавшиеся в центре события, ведут себя адекватнее, что зачастую позволяет спасти множество жизней.
— Какие случаи из вашей работы с людьми после чрезвычайных ситуаций удивили вас как психолога?
— Весьма удивительными для меня были наблюдения после теракта в метро в феврале. Люди, оказавшиеся в соседних вагонах, в первом и третьем по отношению к тому, в котором произошел взрыв, сохраняли достаточное спокойствие. Кто мог, сразу принялся оказывать первую помощь пострадавшим, мужчины пропускали вперед по тоннелю в первую очередь женщин и детей, раненых. Подобное, конечно, описано в литературе, но когда ты вживую с этим сталкиваешься, то это производит очень сильное впечатление.
Или, например, весьма необычно было наблюдать за родственниками погибших пассажиров самолета Ту-154, упавшего под Ростовом. У них было очень большое эмоциональное напряжение, когда их везли в морг. И вот, когда момент опознания произошел, совершенно удивительным образом реакция людей становилась более спокойной. Они как будто что-то преодолевали, будто самое страшное уже состоялось. Люди становились вдруг спокойнее, начинали общаться более адекватно, более сдержанно, без истерик.
— После теракта на "Рижской" вы уже оказывали помощь пострадавшим и их близким?
— Пока еще нет (интервью было взято 1 сентября.— "Власть"). На месте события в этом случае работали в большей степени медики. Там штаба, как было раньше, не образовывалось, поэтому работать непосредственно с пострадавшими нас не вызывали. Но, как я уже говорил, у людей бывает отсроченная реакция, поэтому я думаю, что обращения к нам по "Рижской" начнутся в ближайшие дни.
— Что делать людям, которые никого не потеряли, но которым страшно? Ходить и бояться — при входе в метро, при полетах на самолетах?
— Наш страх непосредственно сразу после события — это закономерность. Но со временем все проходит. Это обычное течение процесса, и к нему нужно нормально относиться.
— Не думать об этом невозможно.
— Не думать — это бесполезно. Если человек себе говорит "не думай", то начнет думать еще больше. И это начнет управлять его поведением. Главное — опираться на то, что это реакция естественная, нормальная реакция на экстремальное событие. Ничего удивительного нет, что человек боится. И если реакция затем постепенно сходит на нет в течение десяти дней, это как раз означает нормальное течение событий. Если же она становится более выраженной, чрезмерной и продолжительной, ее нужно проговаривать с окружающими, делиться своими страхами, интересоваться, как другой человек это переживает и как он себя саморегулирует. Если же реакция и вовсе критичная — фобии, нарушение сна, нервные срывы, то тут желательно обращаться к специалистам. В 95% случаев такому человеку удается помочь. Любой, у кого такие осложнения возникли, может обращаться к нам по телефону 173-09-09.