дружба народов
В минувшие выходные ситуация в Южной Осетии фактически вышла из-под контроля присутствующих здесь миротворческих сил — две ночи подряд под Цхинвалом раздавалась автоматная стрельба и ухали гранатометы. С обеих сторон появились раненые, а в Южную Осетию прибыли отряды добровольцев из России и Абхазии. Похоже, конфликт приобретает необратимый характер. Репортаж из Цхинвала ОЛЬГИ Ъ-АЛЛЕНОВОЙ.
Камуфляж убитого брата
Все войны начинаются ночью. Об этом в пятницу поздно вечером нам говорил цхинвалский ополченец Казбек. Ему есть с чем сравнивать: у него за плечами первая осетино-грузинская война, в которой погибли его родственники, в том числе отец. Несколькими днями раньше я слышала, как Казбек звонил своей тетке на Украину: "Тетя Света, я хотел у вас спросить, если тут что начнется, ну там война например, можно я Сашин камуфляж возьму?" "Саша — это мой брат, он погиб в прошлую войну,— без эмоций пояснил нам Казбек.— Ночью грузины заняли высоту под селом Прис, а потом наши пытались ее отбить. Несколько месяцев. Саша там погиб".
Казбек не рядовой ополченец — у него есть рация. Но о своей службе он говорит мало. Около десяти вечера Казбек исчезает. Мы остаемся одни в его пустом доме — семью ополченец отправил к родственникам во Владикавказ. Он возвращается ночью и рассказывает, что грузинские внутренние войска попытались пройти через пост у села Эредви на осетино-грузинской границе. "На посту стояли наши милиционеры и чуть дальше — миротворцы,— говорит Казбек.— Когда грузины подъехали на машинах, их остановили. Они сказали, что миротворцы. Ну наши связались с миротворческим постом, а те говорят, что ни о каком передвижении грузинских миротворцев не знают. Их развернули назад, а тут откуда-то с поля с двух точек огонь. Стали отстреливаться, одного нашего ранили".
Раненый ополченец Давид Санакоев попал в больницу, но родные забрали его домой — у него было задето бедро. По телевидению было, правда, объявлено, что раненый — милиционер, видимо, потому, что присутствие ополченцев на позициях местные власти не афишируют. Впрочем, на всякий случай журналистам сказали, что все ополченцы теперь подчиняются минобороны и являются штатными сотрудниками. Наверное, так и есть, потому что Казбеку выдали автомат, и боеприпасы, и камуфляж. Ему вот только захотелось Сашин камуфляж. Наверное, чтобы быть злее.
Бой на кладбище
Около семи утра нас будит работающая в комнате Казбека рация. "Если подойдут ближе, огонь на поражение,— раздается сквозь радиопомехи на хорошем русском.— Как понял?" Голос с акцентом отвечает, что понял. Казбек хватает автомат и, нехотя сообщив, что бой у села Прис, исчезает за дверью.Через час нам удается найти такси, и мы тоже едем к селу, тем более что ехать всего минут 20. Слышна перестрелка. Выезжаем на открытую проселочную дорогу, впереди поле. Кто-то в камуфляже яростно машет нам рукой, а когда подъезжаем, слышим мат: здесь, оказывается, передвигаться нельзя — открытая местность. С перепугу наш таксист срывается с места, не успев закрыть за нами двери и взять деньги. Военный толкает нас к кирпичной сторожке, перед которой на соломе сидит радист и несколько парней в камуфляже. Сторожка — единственное укрытие в этом квадрате. Я оглядываюсь и понимаю, что мы на старом кладбище с покосившимися крестами. Мне объясняют, что вокруг голое поле и укрыться можно только здесь. Впереди, метрах в 300, позиции. Радист Рома говорит, что накануне ночью осетины заметили передвижение на той стороне и открыли огонь в воздух. Им ответили. Завязалась перестрелка. Утром все повторилось. Но 15 минут назад отдали приказ огонь прекратить, потому что должны состояться переговоры. Рядом с нами сидит парень в форме с нашивкой миротворческих сил и бутылкой джин-тоника. Он служит в местном миротворческом батальоне и здесь находится с вечера. "Главное — не открывать огонь первыми",— повторяет он. Радист Рома срывается: "Да ты запарил — они первыми начали!" "Нельзя открывать огонь,— словно не слыша, говорит миротворец Алик.— Мы мирные люди". "У них, говорят, трое раненых,— сообщает нам радист,— и еще один вроде местный ранен". И добавляет: "Ну а чего поперли? Их кто звал?" "Нельзя стрелять,— снова говорит Алик.— Потом никто не остановится". Я смотрю на бойцов с автоматами, и мне кажется, что этого парня уже не слышат не только на той стороне, но и на этой.
"Зачем стрелять? Давайте пить вино, веселиться, женщин позовем"
Спустя час в районе села Эредви начинаются переговоры. Приезжают представители миротворческих батальонов Грузии, Южной Осетии и командования миротворческого контингента из России. Грузинский военный спрашивает, кто стрелял. Осетинский представитель показывает точки обстрела. Все вместе решают разобраться. Потом осетин спрашивает, на каком основании внутренние войска Грузии пытаются пройти на территорию Южной Осетии. Грузин говорит, что внутренние войска здесь выполняют функции миротворческих сил. "Я об этом ничего не знаю,— говорит российский миротворец.— У вас должна быть санкция командующего на подобные передвижения, а ее нет". Обсуждают долго и не совсем результативно. "Зачем стрелять? — говорит в конце концов грузинский военный.— Давайте пить вино, веселиться, женщин позовем. Людям войны не надо". Все соглашаются, правда, не вино пить, а отвести войска. Через полчаса докладывают, что стороны разведены. Между ними решено выставить еще один миротворческий пост. Конфликт вроде бы исчерпан, если не считать, что двоих раненых грузин оперируют в больнице города Гори. Узнаю, что на точках, откуда велся обстрел, найден подствольный гранатомет и магазин с выцарапанной надписью "одинокий волк". "Это позволяет предположить, что с грузинской стороны могут участвовать наемники,— говорит министр внутренних дел Южной Осетии Роберт Гулиев.— Кистинцы из Панкисского ущелья".Еще через час, когда командование разъезжается, мы, сидя с радистом Ромой, слышим, что "начались передвижения". "'Береза', 'береза', вас слышу, как близко они подошли?" "Я понял, 'береза', наблюдайте пока, как понял?" Вскоре к кладбищу подъезжают БМП, "Урал" и несколько "уазиков". Военные снова распределяются по позициям. "Что происходит? — спрашиваю я у появившегося здесь командира, правда, без нашивок и звезд на погонах.— Разве не было приказа отвести войска?" "Приказ был,— говорит он,— но они снова зашевелились. А мы эту высоту больше не отдадим. Видите, весь город отсюда как на ладони. Вот в прошлую войну они заняли эту высоту и три месяца обстреливали город артиллерией, три месяца держали высоту! Сколько людей погибло. Теперь мы лучше на их территорию войну перенесем, в Гори, чем сюда пустим".
"Саакашвили сюда не пустим"
Ночь на воскресенье выдалась неспокойной. Часов в десять вечера раздались автоматные очереди, где-то рядом заухали гранатометы. В 12 ночи, когда все работающие в городе журналисты собрались у здания минобороны, канонада не стихала уже минут 20. Вышел президент Эдуард Кокойты. Он сообщил, что в село Ткъяви грузины стянули военную технику и перебросили туда вертолеты. Что грузинские внутренние войска пытаются пробиться к Цхинвалу и стрельба, которую все мы слышим, тому подтверждение. Что Южная Осетия готова дать отпор и что ей на помощь уже прибыли многочисленные добровольцы из соседних республик, и они готовы прислать еще, как только понадобится. "Пока мы не хотим их задействовать, но при первой необходимости они получат оружие и задачи". Президент посоветовал своему грузинскому коллеге, сделавшему накануне ряд резких заявлений в адрес России, сдерживать эмоции: "Мы не хотим войны, но Саакашвили сюда не пустим. Если они думают, что от Кокойты так легко избавиться, они ошибаются". Эдуарда Кокойты спросили, встречался ли он с грузинским президентом. Оказалось, что не встречался и не горит желанием встретиться. "Может быть, вы готовы поговорить с ним по телефону?" — снова спросили президента. "Если Саакашвили пообещает нам выполнение гарантий в отношении Южной Осетии, мы готовы с ним разговаривать",— сказал президент. Раздался гул самолета. Президент посмотрел в небо. Охранники, окружившие его плотным кольцом,— туда же. "Вы ожидаете воздушной атаки? — спросил кто-то.— У вас есть чем ее отразить?" "Посмотрим",— неопределенно и как-то спокойно ответил президент и отправился в здание правительства."Тут, ребята, интересы всей России отстаиваются"
Утром у здания министерства обороны появились крепкие парни в полной боевой амуниции. "Мы приехали из Владикавказа помогать нашим братьям,— сказал тот, кто был у них за старшего,— Тамерлан.— Мы первые 200 человек, еще больше тысячи ждет во Владикавказе, по первому зову они придут сюда. Мы мирные люди, но если кто хочет войну, мы прятаться не станем. Так что у грузин есть выбор, пусть подумают, что лучше — плохой мир или хорошая война".— Откуда у вас оружие и форма? — спрашиваю Тамерлана.
— Здесь выдали.
— А кому вы здесь подчиняетесь?
— Министерству обороны. И МВД. Неразберихи не будет.
— Если вы гражданские люди, как говорите, как вы собираетесь воевать, без подготовки, не зная местности?
— Здесь неучей нет,— отвечает Тамерлан.— Мы все в армии служили. У нас есть подготовка.
— Э, хватит, о какой подготовке ты говоришь,— не согласился стоящий рядом Чермен, с тремя лимонками на поясе и гранатометом на плече.— На 70% это в крови у людей. Мы горцы. Мы и в первую войну здесь были, и с ингушами воевали у себя во Владике, и в Абхазии были — там тоже наши братья.
Лагерь добровольцев находится в интернате поселка Джава. При входе осетин в гражданском проверяет наши документы и разрешает пообщаться с людьми. "Вообще мы мирные люди,— говорит Казбек Кулаев, расположившийся в одной из комнат вместе с 20 своими товарищами.— Мы сюда пришли поддерживать конституционный порядок. Но если придется взять в руки оружие, возьмем. Это наша земля, мы, осетины, единый народ. 230 лет назад мы вошли в состав России, а потом, при СССР, Южную Осетию отдали Грузии, потому что она за перевалом и так легче было управлять. Но теперь осетины хотят жить вместе в составе России, и это право мы будем отстаивать". "Знаете, вся Северная Осетия кипит,— говорит другой доброволец, Олег Гатикоев.— Там такие силы накапливаются, что не дай бог кому это все взорвать. Если начнется война, Северная Осетия не останется в стороне. А это значит, что Россия окажется в этой войне, понимаете?" "Зачем вам это нужно, Олег? — спрашиваю я.— У вас есть семья? А если не вернетесь назад?" "Нельзя допустить, чтобы наш народ угнетали,— говорит он.— У меня брат живет в Цхинвале. Почти у всех осетин из Северной Осетии есть родственники в Южной. Никто не будет отсиживаться. Пусть хоть наши дети живут в единой стране".
Потом я узнаю, что в этом лагере, вместившем 400 человек, больше 100 терских казаков из Северной Осетии, добровольцы из Абхазии. Рядом с ними русский мужчина, Валерий Иванович. "Просто никто не хочет, чтобы повторилось, что было в начале 90-х,— бойко говорит он.— Главное, чтобы президент Саакашвили понял, что эту маленькую республику никто не даст в обиду". Я спрашиваю, откуда сам Валерий Иванович. "Я военный в отставке,— отвечает он.— А это мои курсанты, из училища, из Сухуми". Нас вызывают к руководству. Человек, проверявший у нас документы, Володя, спрашивает, есть ли у нас разрешение здесь находиться. Мы говорим, что перед отъездом виделись с министром Робертом Гулиевым и он в курсе. Володя смягчается и спрашивает, есть ли пострадавшие в перестрелке у села Эрегви. Мы говорим, что четверо. Володя вздыхает. "А убитые? Нет? Слава богу". Снова вздыхает: "Кому это все надо было? Никто не хотел войны. Но если они начали, им не поздоровится, это точно. Посмотрите на этих парней — их из домов подняли. Я имею в виду, они сами встали на защиту. А куда им деваться, они же свою землю защищают. Сейчас не защитишь — завтра натовцы у Рокского тоннеля стоять будут. Тут, ребята, интересы всей России отстаиваются".
ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА