|
Ударники подпольного труда |
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
Знатоки искусства
Если верить этимологическим словарям, слово "кустарь" произошло от древненемецкого kunster, которое переводится как знаток искусства или ремесла. Первоначально так называли крестьян-умельцев, которые изготавливали для себя и соседей необходимую в хозяйстве мелочовку. Однако со временем такие домашние производства все в большей степени работали на сторону.
Поскольку в российском климате сезон сельхозработ относительно короток (в московском регионе он не превышает шести месяцев), не желающие лежать полгода на печи крестьяне пополняли домашний бюджет, мастеря простые потребительские товары — текстиль, скобяные изделия, кухонную посуду и т. д. Как правило, это были семейные предприятия, обходившиеся без найма рабочих. Так, дети ложкарей "били баклуши", то есть делали заготовки, из которых потом вырезались ложки, дети гончаров поддерживали огонь в печи для обжига и т. д. На легких подсобных работах использовали стариков. Такой средневековый по сути способ производства был тем не менее не чужд технического прогресса. В начале XX века стоящие в крестьянских избах швейные и вязальные машины никого не удивляли.
Деятельность кустарей-надомников, конечно же, не ограничивалась изготовлением посуды, одежды и сельскохозяйственного инвентаря. Существовали целые районы, население которых специализировалось на производстве весьма нетривиальных товаров, например музыкальных инструментов. Так, в селах около Тулы изготовляли гармони. Поскольку гармонь — устройство довольно сложное, существовало разделение труда. Жители одной деревни специализировались на деревянных частях, в другой делали клапаны, а собирали инструменты в третьей.
В деревнях неподалеку от Звенигорода делали гитары. А казанские умельцы — даже скрипки. Чтобы организовать домашнее производство, татарским Страдивари требовалось 3 рубля, на которые покупались верстак, топор, пила, рубанок, нож, два круглых долота, стамеска, три напильника, шило, цикля и циркуль. Похоже, основным достоинством казанских скрипок была цена — о том, как эти инструменты звучали, восторженные почитатели народных промыслов почему-то не пишут.
Постепенно появлялись центры производства предметов, которые, вообще-то, мог изготовить каждый. Детские игрушки делали везде, что не мешало жителям Сергиева Посада продавать свой товар в другие регионы. Распространению его способствовали паломники, которые приходили в Троице-Сергиеву лавру. Игрушки выполняли роль местного сувенира — их охотно приобретали приезжие. Чтобы облегчить жизнь паломникам, игрушки делали небольшого размера. Такие миниатюрные сувениры почему-то называли "китайской мелочью".
Без базара
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Инструменты для еды в деревенских артелях производились исключительно членами семьи артельщика и учениками, с которыми и расплачивались исключительно едой |
Однако самостоятельно продавали свой товар далеко не все, крестьянские промыслы невозможно себе представить без торговых посредников, диктовавших закупочные цены и на том наживавшихся. Так, проведенное в 1885 году расследование показало, что кухонные ножи, которые на Нижегородской ярмарке продавались по 2 рубля 30 копеек за штуку, покупались у кустарей по 36 копеек, а закупочная цена дюжины висячих замков, продававшейся за 9 рублей 40 копеек, составляла всего 1 рубль 30 копеек.
Господдержка
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Деревенское ткачество, хотя и отличалось сугубой экологичностью, конкуренции с текстильными фабриками выдержать не смогло |
Если в 1866 году доля работающих на дому кустарей достигала 70% всех рабочих текстильной промышленности, то к 1895 году эта цифра уменьшилась до 8%. Открытие текстильных фабрик привело к тому, что крестьяне перестали ткать дома и стали покупать материю фабричного производства. Таким образом, они не только лишались доходов от продажи тканей собственного изготовления, но и приобрели новую статью расхода. Для многих хозяйств это был серьезный удар.
Поскольку крестьянские хозяйства, как правило, не могли нормально существовать без денежных вливаний, которые обеспечивало домашнее производство в зимние месяцы, экономисты и общественные деятели заговорили о необходимости государственной поддержки кустарной промышленности. Желающих помочь кустарю всегда было более чем достаточно: в России любят учить народ правильно жить. Приезжавшие из городов энтузиасты открывали бесчисленные образцово-показательные мастерские, в которых кузнецов учили ковать, ткачей — ткать, а иконописцев — писать иконы. Правда, особой популярностью такие мастерские не пользовались: кустари не доверяли городским учителям, ожидая с их стороны подвоха. Во время опроса, проведенного в Томской губернии, более 78% крестьян высказались в том смысле, что, дескать, в нашем селе никакие учебные центры не нужны.
Куда более эффективным было прямое включение кустарей в государственную экономику. Во время первой мировой войны тысячи мелких производителей работали на снабжение армии, что было выгодно и государству, и им самим.
Мелкобуржуазные элементы
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Самостоятельно продавать свои товары на ярмарках, в том числе столичных, могли лишь местные жители, потому весь завозной товар контролировали спекулянты |
Новые лидеры были уверены, что конец капиталистической эпохи означает и конец товарных отношений. Требование ликвидировать торговлю было включено в программу партии, принятую VIII съездом РКП(б) в марте 1919 года. В ней говорилось, что "задача советской власти в настоящее время состоит в том, чтобы неуклонно продолжить замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов". На практике это означало, что трудиться на благо отечества должен каждый, но произведенную продукцию следует не нести на рынок, а сдавать государству. На больших заводах организовать централизованное снабжение теоретически было возможно, но заставить кустаря-надомника сдавать государству продукцию, которую он мог обменять на хлеб, было делом совершенно нереальным.
Между тем крупные предприятия, на которые делали ставку строители коммунистического завтра, были разрушены. Для их восстановления требовалось время и средства, в то время как кустари были готовы приступить к работе, как только государство оставит их в покое. Разрушать единственный работающий сектор экономики не хотелось, поэтому большевики предпочли проявить по отношению к "мелкобуржуазной стихии" максимум терпимости.
Впрочем, эта терпимость не означала, что кустарей лишат государственного призора. Решения об укрупнении и объединении мелких предприятий принимались одно за другим. Положение спасало лишь то, что сил для реализации этих постановлений у власти не было. Однако кое-чего добиться все-таки удалось: уже в начале 1919 года многие кустарные производства оказались связанными с государством договорами, по которым они выполняли заказы для нужд Красной армии и различных советских организаций. Эти предприятия хорошо вписывались в тот вариант экономической политики, которую Ленин называл государственным капитализмом. Проблема заключалась лишь в том, что вождь мирового пролетариата не собирался долго терпеть у себя под боком мелких частников. Светлое будущее должен был строить вооруженный марксисткой идеологией пролетариат, а не сидящие по избам деклассированные кустари.
Курс на уничтожение
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Советское законодательство детально регламентировало, что можно продавать с земли, что с воздуха, а что — с воды |
Вообще-то, называться кустарем тогда было хуже, чем пролетарием, но намного лучше, чем фабрикантом, поскольку крупные предприятия подлежали национализации, а мелкие все-таки имели право оставаться частными. Кустарным считалось предприятие, на котором трудилось не более десяти человек. Однако в том случае, если в его распоряжении был паровой или бензиновый двигатель, это число сокращалось до пяти. Государство даже разрешало кустарям продавать свою продукцию, но лишь постольку, "поскольку цены на эти изделия не нормированы". При этом нормировали цены тогда практически на все.
Через некоторое время началась кампания по борьбе с "лжекооперативами", которая свелась, как водится, к перерегистрации всех негосударственных предприятий. В ходе этой процедуры основное значение придавалось лояльности руководителя предприятия к власти и его классовому происхождению. Отсутствие регистрации очень усложняло жизнь, ведь без соответствующего мандата тогда была невозможна даже элементарная поездка по железной дороге.
Складывалась теперь уже знакомая нам всем ситуация: все говорили о поддержке кустарей, но работать им не давали. Идея "заменить кустаря фабрикой" носилась в воздухе, и к концу 1920 года было национализировано более половины мелких и средних предприятий. А тем, кого не национализировали, мягко рекомендовали вступать в кооперативы, которые быстро превращались в средство контроля за мелкими производителями. Конечно, некоторую передышку уцелевшим кустарям дал НЭП, но то была именно передышка — временное право на жизнь.
Подпольщики
 |
| Фото: РГАКФД/РОСИНФОРМ |
| Продавцы газировки не брезговали самостоятельно варить сиропы, отбирая хлеб у обслуживающих их госзаводов |
Полностью уничтожить кустарное производство не удавалось, поскольку желающих подзаработать на дефиците всегда хватало. В обход всех запретов черный рынок давал возможность реализовывать нелегально изготовленные товары. Эта задача была весьма нетривиальной, поскольку на законных основаниях частник мог продавать лишь подержанные вещи, а не новые. Кроме того, кустарям категорически запрещалось работать с собственным сырьем — лицензия выдавалась лишь тем, кто работал с материалом заказчика. Смысл этого запрета вполне понятен: так кустарь не будет пытаться продать произведенную им продукцию, поскольку та фактически принадлежит не ему.
Заниматься кустарным промыслом можно было лишь в свободное от основной работы время. Но подобные проблемы советские граждане научились решать очень быстро. В Москве, например, существовала своего рода биржа труда для спекулянтов, которых устраивали служить театральными гардеробщиками. Эта работа оставляла достаточно свободного времени для того, чтобы заниматься торговлей.
Запреты множились, но параллельно росло и количество лазеек, позволяющих их обходить. Частное производство быстро адаптировалось к советским условиям. В городах продавцы государственной газированной воды торговали в том числе и газировкой с сиропом, произведенным в домашних условиях. Точно так же поступали и работники пекарен: они покупали на свои деньги муку и продавали собственную выпечку вместе с государственной. И никакой фининспектор не мог разобраться, какой бублик лежит на прилавке — законный или нет.
Легализовать свою продукцию можно было и через комиссионные магазины. Например, во дворе одной из комиссионок на Красной Пресне работал кустарь, который мастерил электрические плитки и кипятильники. Материалы и сырье он покупал по доверенности магазина, а налогов не платил вообще, так как у него была справка о психическом заболевании. За 14 месяцев в 1934-1935 годах доход предприятия, на котором, если верить справке, трудился лишь псих-одиночка, составил 150 тыс. руб. Кстати, через комиссионки можно было не только сбыть ширпотреб, но и приобрести заводское оборудование — токарные или фрезерные станки, к примеру.
Кроме комиссионок, которые, по мнению советских граждан, были специально созданы для различных прибыльных махинаций, "крышеванием" кустарей охотно занимались и вполне благонадежные, с точки зрения властей, общественные организации. Осоавиахим, товарищество "Долой неграмотность", комитеты Красного Креста и подобные им структуры охотно заключали с частниками договоры о сотрудничестве: частник ежемесячно выплачивал своей "крыше" определенную сумму, а его ателье или кафе считалось государственным предприятием.
Имели свою долю и колхозы. Например, в Винницкой области колхоз имени Ворошилова заключил договор с кустарем-индивидуалом, который наладил выпуск повидла. Оно поступало в продажу от имени колхоза, который получал за это 8% комиссионных. В 1931 году оборот предприятия достиг 71 тыс. руб. Правда, вскоре колхозным повидлом заинтересовались финорганы, так что сведения об этом колхозно-кустарном симбиозе можно почерпнуть лишь из материалов уголовного дела.
В докладной записке, которую в 1935 году подготовила Комиссия партийного контроля, говорилось, что из 8 тыс. зарегистрированных в Москве кустарей только 4-5% продавали свою продукцию через кооперативы, остальные предпочитали использовать черный рынок. Карательные органы то и дело громили нелегальные производства, но свято место пусто не бывает, и на смену арестованным частникам приходили новые. В 1936 году в Москве посадили группу кустарей-перчаточников. При аресте у них обнаружили 2 тыс. пар лайковых перчаток и кожу на сумму 70 тыс. руб. Организаторы подпольного предприятия (всего 16 человек) имели патенты на индивидуальную деятельность, но фактически на них работали более 40 надомников без всяких патентов. Кожу воровали на фабриках, а перчатки продавали на черном рынке. Одновременно с перчаточниками бдительные органы накрыли организованные аналогичным образом сапожное и кепочное производства.
Само собой, существовали и кустари, работающие под крышами кооперативов. Контролировать деятельность этих предприятий было сравнительно легко, и потому государство относилось к ним более терпимо. Именно таким образом были организованы народные промыслы, поставлявшие так полюбившиеся иностранцам матрешки, шкатулки с лаковыми миниатюрами и прочий товар, который должен был демонстрировать любовь народа к искусству.
Поскольку закон преследовал расширение производства и получение прибыли, кустари были вынуждены недоплачивать налоги, чтобы скрыть от властей истинный масштаб своей деятельности. Отказываясь предоставить частникам больше прав и возможностей, государство несло колоссальные убытки — помимо всего прочего, кустари со свойственной им предприимчивостью налаживали ритмичные поставки сырья, которое воровалось на государственных предприятиях.
Кустарное право
С кустарями боролись все: милиция, фининспекторы, карикатуристы... Стоит ли говорить, что и юридическая мысль не обошла это явление своим вниманием. В 1949 году впервые был составлен перечень промыслов, заниматься которыми кустари не могли ни при каких обстоятельствах. Потом этот список то увеличивался, то сокращался. Например, в 1965 году частникам разрешили изготавливать резиновую обувь, головные уборы, ковры (только из материала заказчика) и даже бельевые прищепки (ранее выпуск прищепок рассматривался как уголовно наказуемое деяние). Тем не менее и после 1965 года уголовное преследование угрожало тем, кто преступно изготавливал металлические кровати с шишечками, тетради, конверты, зеркала, свечи и другие предметы, бесконтрольное производство которых могло подорвать советскую экономику. Считалось, что несанкционированный выпуск товаров широкого потребления отвлекает население от строительства коммунизма и создает опасную конкуренцию государственным заводам и фабрикам. Страшно представить, какой удар по социалистической экономике могло бы нанести неконтролируемое производство бельевых прищепок!
Конечно, ограничения, вводимые для частного производства, были связаны не только с экономикой, но и с идеологией. Так, запрещалась любая издательская деятельность, выпуск множительных аппаратов, штемпелей, типографского шрифта. А на территории Узбекской ССР уголовное наказание полагалось за организацию производства такого идеологически чуждого предмета, как паранджа (едва ли власти опасались, что производимые кустарями паранджи составят конкуренцию продукции государственных предприятий). Правда, в 60-70-х годах кустарям грозило не особенно суровое наказание: исправительные работы на срок до года или штраф до 200 руб. Но использование наемного труда и другие отягчающие обстоятельства могли вылиться и в четыре года заключения.
Кустарей могли осудить и за спекуляцию. Дело в том, что советская юридическая практика не считала законным промыслом случаи, когда купленный в магазине товар подвергался несущественным изменениям. В советских учебниках права можно прочитать про спекулянтов, которые "скупали тюль, а затем разрезали его на занавески, которые продавали по завышенным ценам". Вообще, переделка товаров, покупаемых в государственных магазинах, была любимым занятием кустарей. В 70-е годы в печати часто появлялись сообщения о деятельности преступных групп, специализировавшихся, например, на перешивании импортного мужского белья на дамские кофты.
В постсоветское время, когда государство перестало видеть в каждом частнике врага, слово "кустарь" так и не было реабилитировано. Тех, кого раньше называли кустарями, стали называть кооператорами, а чуть позже — мелкими предпринимателями. Кстати, многие современные чиновники и политики, без устали призывающие к поддержке малого бизнеса, начинали свою карьеру с борьбы против кустаря-одиночки — главного врага социалистической экономики.
АЛЕКСАНДР МАЛАХОВ
|