Заявление Владимира Путина о причинах отставки правительства Касьянова примечательно прежде всего двумя фрагментами. Во-первых, раз Владимир Путин решил идти на заведомо выигранные выборы, предварительно назвав премьера, с которым откроет свой второй срок, значит, речь идет не об обычном в российском понимании, то есть техническом, премьере. Следующий премьер становится фигурой политической, практически вице-президентом. Во-вторых, президент прямо связал свое сенсационное решение с административной реформой.
Из этого следует, что речь идет не просто о замене одного премьера на другого или одного кабинета на другой, меняется система исполнительной власти, что совершенно закономерно: законодательная власть по сравнению со своим еще недавним состоянием уже изменилась до неузнаваемости. Сначала была реструктурирована верхняя палата парламента, ставшая практически назначаемой. Декабрьские выборы навели полный конституционный порядок и в нижней палате, где президент получил конституционное большинство. 24 февраля дошла очередь до правительства. Теперь в нем не должно быть каких-либо иных фракций, кроме президентской.
Но это только половина ответа на вопрос, что изменится в коридорах российской власти после 24 февраля. Дальше самое интересное. Ключ — административная реформа. С этим, впрочем, можно не согласиться: если все сказанное президентом сбудется, то есть 14 марта появится не только облеченный полным доверием Кремля премьер, но и принципиально обновленное по своей структуре правительство, то, казалось бы, самая любопытная из провозглашенных реформ — административная — завершена. Думаю, не тут-то было. Административная реформа есть другое название для реформы власти, а ее главные направления любопытны до противоречивости.
Вспомним последнее публичное выступление Александра Волошина. Это было в Баку, где тогда еще глава кремлевской администрации комментировал положение из послания президента Федеральному собранию о том, как должно формироваться будущее российское правительство. Президент заявил, что новый кабинет должен пользоваться поддержкой большинства Думы. В окружении Касьянова комментировали сквозь зубы: раз премьера и так должна утверждать Дума, ничего по существу не меняется. Версия Волошина принципиально иная. Он заявил, что с победившими на выборах политическими партиями президент будет консультироваться о кандидатуре не только премьера, но и ключевых министров. Тот же Волошин, правда, уже не публично, отстаивал кардинальные перемены в самом правительстве, которое в результате административной реформы должно стать более компактным: число министерств следует сократить, как и количество вице-премьеров.
Общий знаменатель всех этих высказываний: необходимо движение от суперпрезидентской республики в сторону парламентской — когда правительство становится политическим и каждый министр уже не просто мобилизованный технократ, а почти что посланец победившей на выборах политической партии.
Тогда казалось, что подобный тренд невозможен и Волошин излагает идеи, близкие тогда уже опальному, но еще свободному Михаилу Ходорковскому, который будто бы укреплял свою фракцию в Думе с далеко идущими политическими планами.
Теперь же можно отделить существенное от наносного. Ходорковскому, например, была важна не политическая карьера, а сохранение разнополюсной Думы как одного из каналов лоббирования политических решений — нынешняя Дума такой возможности уцелевшим олигархам уже практически не дает. Президент же получил именно то, что хотел: состав Думы, который позволяет безболезненно пойти на демократизацию системы исполнительной власти. Именно так следует понимать приравнивание будущего премьера к вице-президенту.
Демократизуется, правда, процедура формирования властных структур, а не сама власть. Демократизация по Путину — это настолько полный контроль президента за всеми ветвями власти, что можно даже назначать политического премьера, который, оправдав высокое доверие, может стать преемником.
Административная реформа, ведущая к политическому правительству, может преподнести и еще один сюрприз. До сих пор за рамками реформы оставалась президентская администрация. Реформаторы не рисковали даже упоминать заповедник на Старой площади. Между тем его судьба неясна. Если президент будет последователен, то следующий шаг за созданием политического правительства с потенциальным преемником президента во главе — усекновение нынешней администрации до размеров канцелярии президента, его администрацией, по сути, становится само правительство.
В теории таков должен быть финал административной реформы. Этому способствует и изменившаяся политическая обстановка: совершенно очевидно, что эра закулисных политтехнологов миновала. Они в новых условиях больше просто не нужны — все уже выстроено.
Практика, однако, особенно российская, богаче любой теории. Президент вряд ли станет настолько последовательным административным реформатором и может предпочесть свой аварийный бронепоезд оставить на запасном пути.