Школы ограниченного контингента

дети/эксклюзивное обучение

Все британские премьер-министры, как известно, закончили школу Итон. Маргарет Тэтчер не училась в лучшей школе Великобритании лишь потому, что женщин туда не принимают. В России нет школы, гарантирующей место в правительстве. Школы в России, впрочем, как и вузы, вообще ничего не гарантируют. От этого вопрос, куда отправить ребенка учиться, мало имеет отношения к будущему ребенка. Он имеет отношение к настоящему его родителей.

Школы "ночных директоров"

Частные школы в России обладатели частного капитала создавали для своих детей. В Московской экономической школе (МЭШ), по словам администрации, учатся дети политиков, бизнесменов и чиновников из мэрии, "чьи имена на слуху". В частной школе "Марина" учатся дети актеров и журналистов — разумеется, успешных. При таких школах всегда существуют попечительские советы, в которые входят родители. Модель частной школы в России поэтому больше других напоминает западные "кузницы элиты": в Итоне говорят, что помимо прекрасного образования ребенок зарабатывает связи. Стоит ли думать, что ребенок, просидевший за партой с сыном премьера, забудет его имя после выпускного вечера?

Роскошь частных школ — живой укор убогости государственных. В Ломоносовском лицее — английский газон, фонтан и альпийская горка. В Московской экономической школе (МЭШ) — зимний сад с пальмами и попугаями. В некоторых государственных школах тоже уже появились комнаты отдыха с чучелами крокодилов, но содержать смотрителя газонов им не по карману.

Официальная стоимость обучения в частной школе МЭШ — от $9 тыс. в год для первоклассников до $15 тыс. в старшей школе. Родители тайком, чтобы не услышали учителя, рассказывают, что вступительный взнос в МЭШ — $40 тыс. За отдельную плату ребенка могут привезти и отвезти домой на микроавтобусе или легковом автомобиле.

Российские частные школы, как и во всем мире, работают в режиме полного дня. Дети с утра учатся, а после обеда посещают кружки. В лицее "Столичный" есть свой компьютерный клуб, театральная студия, школа современного танца и студия звукозаписи. Есть еще лошади, есть пони для малышей. В школе МЭШ с гордостью рассказывают, что кружок драмы проводит "член союза писателей", а уроки танцев — "балерина из Большого". Ребенок может и совсем не уходить из школы: практически при каждой существует пансион, где можно находиться неделю подряд. МЭШ построила здание пансиона в сосновом лесу в Домодедове, а лицей "Столичный" — в Софрине. Дети в таких пансионах живут в двухместных комнатах и могут выбрать себе кровать — обычную или двухъярусную.

Комнаты в пансионе МЭШ обставлялись так, чтобы свет ночной лампы совпадал с цветом жалюзи. А еще здесь есть теннисные корты, бассейны и горные лыжи с ежегодным выездом в Сорочаны. В пансионе "Столичный" каждое утро начинается с бега вокруг здания или плавания по периметру бассейна. Впрочем, плавание входит и в обязательную программу самого лицея. При пансионах работают врачи, массажисты и диетологи — школа может предложить ребенку индивидуальное меню, шведский стол или множество блюд на выбор.

В частные школы обычно принимают уже в детсадовском возрасте. С трех лет ребенка, играя с ним, научат считать, рисовать и петь по-английски. Условия поступления в первый класс стандартны: собеседование с психологом, выясняющим, не очень ли ребенок разбалован, и логопедом, который определяет, достаточно ли у ребенка развита речь. Настоящий отбор в частные школы, впрочем, проходят не дети, а их родители. Разумеется, главный критерий — возможность платить за учебу, однако во многих частных школах на родителей принято заводить досье. "Нам не хотелось бы, чтобы люди, имеющие отношение к школе, были замешаны в публичных скандалах, имели проблемы с судами,— признаются в школьных администрациях.— Это отражается на нашей репутации". В школе МЭШ особенно гордятся тем, что даже ночной сторож — в прошлом директор тбилисской средней школы.

Программы частных школ могут не отличаться от государственных, разве что уже в младшей школе детей усаживают за компьютеры и обучают нескольким иностранным языкам (обычно английскому, немецкому, французскому и испанскому). Многие частные школы, впрочем, получили аккредитацию в Европейском совете международных школ и работают по программам международного бакалавриата, выдавая выпускнику два аттестата — российского образца и западного, который гипотетически позволит российскому школьнику поступить в западный вуз. Впрочем, выпускники частных школ чаще остаются на родине, ежегодно пополняя ряды МГИМО, Финансовой академии и Высшей школы экономики. В школе МЭШ и лицее "Столичный" работают граждане Великобритании, в славяно-англо-американской школе "Марина" несколько лет была даже "Американская физика", которую читали по-английски, по школьной программе, принятой в Штатах. Каждый год группа студентов МЭШ (так их здесь называют) ездит на двухнедельные стажировки, например, в Испанию. Ученики некоторых частных школ могут получить языковую практику и на отдыхе, организованном школой, например, в Швейцарии.

Загружать ребенка в частных школах вообще не принято. "Дети не должны сидеть крючками за партой",— рассказывают в "Столичном". "Программы щадящие, можно было бы пожестче",— признаются в МЭШ.

Тем не менее свободным уклад частных школ можно назвать лишь отчасти. Покинуть школу самостоятельно ребенок не может — после окончания занятий за ним обязаны приехать родители. Войти в школу тоже не просто. У учеников МЭШ пропуском служит дневник с вклеенной туда фотографией. Родителям выдают гостевые пропуска, записывая их данные в специальную "Книгу посетителей", а в воскресенье и в праздники в школу можно попасть только по спискам, заверенным директором.

Кроме всего прочего, в уставе МЭШ прописан и дресс-код. На одежду помещается эмблема школы — русская буква "Э", сплетенная с английской "E",— первые буквы слова "экономика". В школе объясняют, что, если разделить буквы горизонтальной полосой, сверху обозначится слепок кремлевской стены с зубцами.

Одежда в МЭШ бывает торжественной, повседневной и спортивной. В любом случае, каблук на девичьих туфлях не должен быть выше пяти сантиметров, а юбка — не короче десяти сантиметров от колена. Спортивный костюм не предполагает аппликаций и надписей, а обувь ограничена черным, серым и синими цветами. Не менее категорично запрещаются эксперименты с волосами. У юношей волосы не должны касаться воротника, закрывать глаза и уши. Красить волосы запрещено, впрочем, как и скрывать их под головным убором.

Изобретение лицея "Столичный" — виртуальный дневник для родителей. Прямо в офисе бдительный отец может открыть специальную школьную страницу в интернете и посмотреть, какую отметку по математике минутой раньше получила его дочь. Учителя помещают в дневник ежедневные отчеты психолога, обеденное меню и почасовое расписание. Так что родители весь день могут отыскивать на карте школы, в каком квадрате ее территории находится ребенок,— получается настоящий "морской бой" для мам и пап, играющих в заботливых воспитателей.

Воздух Ленинки

Престижные школы есть и среди государственных. Когда грузчики привозят в школу #57 новые школьные парты, они говорят, что у детей "лица больно интеллигентные". Школа Менделевича, ее принято называть именем директора, как и школы #2, 91 и 43,— место многолетнего паломничества родителей, которым важно, чтобы сосед по парте у их чада был из "приличной семьи".

"Здание школы построено в 1901 году,— рассказывают учителя 57-й.— Здесь всегда учились. Воздух наэлектризован, как в Ленинской библиотеке".

Школу #57 называют школой-лабораторией. Принцип обучения дирекция определяет как академический, почти вузовский. "Наш типичный ученик — ботаник, образованный юноша. Пушкина читал, одноименный музей посещает каждую неделю". Гордость школы — математический спецкласс, конкурс в который — 20 человек на место. Выпускники такого класса идут прямиком на мехмат МГУ. Есть еще и гуманитарный класс, но легендарную биографию школы он не формирует. Недавно в школу пришли люди из Института Егора Гайдара, решив организовать экономический класс. Еще школой заинтересовался факультет биоинженерии МГУ — ученики традиционно побеждают на предметных олимпиадах, хотя подобные соревнования здесь не считают показателем знаний: "Олимпиады — спорт, имеющий мало отношения к фундаментальной науке".

Математику в школе Менделевича преподают по специальной методике: в классе одновременно находится пять-шесть преподавателей из действующих ученых (в школе преподают и ее выпускники — студенты мехмата). Вызывать ребенка к доске здесь не принято — учителя общаются с детьми за партой. В школе настаивают на том, что диалог ученика и учителя не должен превращаться в ситуацию "полицейский--вор".

У учеников школы до девяти часов математики в неделю, но дирекция объясняет, что нагрузка у детей не внешняя, а внутренняя. "Мы не стараемся задержать детей в школе,— рассказывает завуч Борис Давыдович,— у них должно быть много свободного времени, в которое они придумывают решение задачи". Учителя признаются, что дети все время находятся под прессом этих решений: "У нас могут учиться только по-настоящему увлеченные. У детей всегда есть нерешенная задача. Они даже худеют от напряжения. Если дело окажется посторонним для ребенка, учеба в нашей школе станет мучительной".

Гуманитарным наукам здесь учат как бы в помощь математике, исходя из того, что математику необходимы гуманитарные знания. "Проблема математически одаренных детей в том,— говорит Борис Давыдович,— что они плохо говорят. Ребенок может решить задачу, но не сумеет объяснить, в чем же состоит ее решение". Поэтому в школе есть свой поэтический театр, а детей возят на экскурсии в Новгород, Суздаль и на Соловки.

Недавно из школы выгнали талантливого юношу, который заявил об однокласснике: "Я ведь могу раздавить его, как таракана". Общения с родителями здесь не избегают, но и не культивируют: "К четырнадцати годам ученик уже вполне может отвечать за свои поступки". Еще в школе говорят, что главное — не унизить.

Школы эмоций

В стане государственных школ особняком стоят экспериментальные. Перед кабинетом директора в школе #1060 сидит взволнованная старушка. "Понимаете, он уже в четвертом классе и до сих пор пишет печатными буквами",— рассказывает она о внуке. "Но они ведь все здесь так пишут",— пытаюсь утешить. Выясняется, что бабушка в прошлом учитель младших классов и уверена, что дети, отправившие ребенка в экспериментальную школу Анатолия Пинского,— авантюристы. Примерно так же думают бабушки и дедушки, чьи внуки учатся в школе Казарновского — детей здесь воспитывают в атмосфере театра. Или, например, в школе Тубельского, в которой считают, что детей прежде всего нужно учить общаться и принимать самостоятельные решения,— это необычное учебное заведение называется даже школой самоопределения.

Одного ребенка в Класс-центре музыкально-драматического искусства Сергея Казарновского одновременно учат почти 20 учителей. Здесь есть свой оркестр, уроки импровизации, актерского мастерства, хореографии и сценической речи. На ученика принято "смотреть под разными углами". "Я взял на себя ответственность 'образовать' человека,— говорит директор Сергей Казарновский.— Я должен понять, что будет на финише, должен воспитать достоинство". Сергей Казарновский любит играть словами. Он считает, что ребенок "достоин" тепла и ласки, как и еды, питья и прочих земных радостей, с детства: "Возводя педагогику в ранг отрасли, мы ломаем человека".

В школе Казарновского можно выбрать не урок экзотического языка, но звукорежиссуру или историю театра. В директорском кабинете висит гигантская футболка с фотографиями выпускников. "Они все поступали на актерский?" — "Мы от этого всячески уходим",— говорит режиссер профессиональных детских спектаклей, премьеры которых проходят на сцене Маяковского.

В школе Анатолия Пинского все первоклассники учатся играть на флейте. Директор рассказывает: "Флейта — самый простой инструмент. Она музыкальное продолжение дыхания, настоящий праинструмент". Еще в школе есть свой мастер по лирам. Родители под его руководством выпиливают их сами, буквально лобзиком и стамеской. "За две недели даже самый ленивый из родителей выпилит лиру для своего ребенка",— рассказывают учителя. Здесь еще учат живописи — дети рисуют углем, карандашом и маслом.

В школе вообще не принято писать ручкой. У первоклашек — мелки и цветные карандаши. Тетради не разлинованы. Многие дети действительно не пишут прописью до вполне зрелого школьного возраста. "Письмо рождается из рисунка,— объясняет Анатолий Пинский.— У нас альбомы вместо тетрадей, мы отменили уроки каллиграфии. Почерк — такое же индивидуальное свойство, как и отпечатки пальцев".

Чтобы сбить с толку учителей младших классов, надо сказать еще, что в школе вообще не любят абстрактных понятий — о "составе слова", "членах предложения" здесь узнают только тинейджеры. Оценок в школе Пинского не ставят до 7-го класса. "Традиция оценок восходит к иезуитам.— объясняет директор.— Они и не отрицали, что дух соревновательности, тщеславие — главная движущая сила. Мы считаем, что это нездоровая мотивация. Наши дети не лишены амбиций, но мы не хотим поддерживать иллюзию, будто оценка говорит об уровне знаний".

Свои школы директора-экспериментаторы называют школами эмоций. Обычный вопрос к учителю: как оживить букву, как заставить ребенка пережить высоту тона, модуляцию?

"Дети сдают в школах биологию и не знают при этом, как называются деревья в школьном дворе,— говорит Анатолий Пинский.— Есть жизнь и есть знание, а между ними — пропасть".

Помимо специализированных уроков (например, эвритмии — пластического танца) в школе Пинского есть и вполне стандартные. Правда, расписание составлено необычным для нормальной школы образом. Три недели ребенок может изучать один предмет углубленно, методом погружения. Уроки по такому предмету называют "главными" и преподаются сдвоенными занятиями, в то время как на остальные выделяется не больше 45 минут в день. Уроки в школе предполагают два вида заданий: справа на доске записываются обычные задачи по математике, слева — задания для одаренных детей. К выпускному классу эти еще вчера не умевшие писать ученики создают научные проекты и защищают их перед школьной комиссией.

В школе Сергея Казарновского есть еще "пятая четверть": дети ездят по стране и изучают людей. В "школах эмоций" вообще считают, что образование не должно быть "политехническим", оно должно быть "поличеловеческим".

ЮЛИЯ ТАРАТУТА

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...