|
Дорогу осилит ведущий |
 |
| Фото: ВАЛЕРИЙ МЕЛЬНИКОВ, «Ъ» |
| Для того чтобы Елизавета Листова вовремя вышла в эфир, необходима работа как минимум дюжины людей |
Дух команды
Ведущая пятичасовых новостей телеканала ТВС Елизавета Листова идет по останкинскому коридору в студию. Эфир через пять минут, но она идет спокойно, потому что нельзя запыхаться. Блузка у нее на спине сколота булавкой, каковой метод стройности, говорят, придуман Татьяной Митковой. В руках у нее недоделанные новости. Два редактора в ее кабинете дописывают слова, которые Елизавета Листова скажет в кадре и за кадром. Один редактор похож на ученого искусствоведа, другой похож на гарлемского МС, хоть и белый. Она не знает, успеют ли режиссеры смонтировать сюжет про секретаря Совета безопасности Владимира Рушайло. Она проходит аппаратную — здесь шум, как на фондовой бирже, штук двадцать мониторов на стене и режиссер за пультом спрашивает:
— У нас Рушайло будет?
— Не знаю,— Елизавета Листова проходит в крохотную темную студию и садится перед камерой.
Объектива она не видит. Между объективом и телеведущим бегут по стеклу слова. Это телесуфлер. В ухе у телеведущего незаметный наушник, в который говорят из аппаратной:
— Лиза, у нас, кажется, все-таки будет Рушайло.
— Хорошо,— выражение лица Елизаветы Листовой меняется, в уголках губ появляется ироничная улыбка парфеновской, надо понимать, школы, и губы говорят: "Добрый вечер. В эфире новости ТВС".
Ей иногда снится, что вот она садится в студию, раскрывает папку, а в папке вместо подводок и закадров лежат какие-то фантики, оберточная бумага и счета из прачечной. И что в аппаратной никого нет.
На самом деле в аппаратной человек двадцать: один редактор на случай, если понадобится исправить текст телесуфлера, специальный человек, вставляющий кассеты в магнитофоны, специальная девушка с кассетой анонсов на случай бог знает каких сбоев. Режиссер за пультом говорит:
— Двадцать секунд до Рушайло. Решить проблему.
Юноша с кассетой бежит по коридору, и если он споткнется, то никакого Рушайло в эфире не будет.
— Десять секунд до Рушайло. Решить проблему.
Елизавета Листова в кадре уже начинает говорить подводку к сюжету про Рушайло, а человек, вставляющий кассеты в магнитофоны, берет у курьера сюжет про Рушайло и спрашивает:
— Она хоть перемотана?
— Внимание, второй, две секунды! — говорит режиссер.
Через две секунды сюжет про Владимира Рушайло пойдет в эфир со второго магнитофона.
Она не может работать одна. Новости делают стаей. Каждый день, неделю через неделю, Елизавете Листовой надо, чтобы курьер бежал, режиссер нажимал на кнопки, редакторы писали подводки, гример гримировал. Она даже уволиться не может по собственному желанию, потому что автоматически работу потеряют двенадцать человек. За несколько лет в телевизоре пресловутый дух команды вырабатывается не потому, что есть корпоративные вечеринки и корпоративные пикники, а потому, что новости делают стаей. Когда телеканалы разламываются, командный дух оказывается вдруг командным инстинктом, если не самурайским кодексом. Недели две назад Елизавета Листова в эфире случайно оговорилась: "Добрый вечер, с вами новости НТВ",— ностальгическая оговорка.
Два самурая
 |
| Фото: ДМИТРИЙ ДУХАНИН, «Ъ» |
| Евгений Ревенко — настоящий солдат срочной информационной службы |
Ревенко детство провел в военном городке под Москвой, поступил во Львовское училище, готовящее военных корреспондентов, и начинал работать на радио, в "Полевой почте юности". Пивоваров тоже мечтал о журналистике с детства, редактировал школьную стенгазету и вел на радио программу "Пионерская зорька".
Ревенко в начале 96-го принес на НТВ свои сделанные в "Скандалах недели" репортажи, имел двухминутное собеседование с директором информационной службы Олегом Добродеевым, и господин Добродеев сказал ему: "Ну, покрутись тут дней десять, посмотрим". Потом Добродеев заключил с Ревенко контракт на месяц, а потом продлевал его на месяц еще четыре раза, в то время как Ревенко был из своих "Скандалов недели" уволен, пил термоядерные витамины, ездил каждый день на электричке в Москву из пригорода или оставался спать на стульях в редакции. К лету 96-го Ревенко был принят в штат и стал снимать репортажи про кандидата в президенты Геннадия Зюганова. Это была та кампания, когда НТВ поддерживало Ельцина. Ревенко справился — во всяком случае Зюганов не стал президентом и Ревенко неоднократно говорил тогда своим товарищам-репортерам, что хотел бы работать в Министерстве информации (где теперь и работает).
Репортеры НТВ Олега Добродеева боялись и любили. Добродеев мог устроить страшный разнос за малейшую неточность в репортаже, и Елизавета Листова говорит, что попасть на ковер к Добродееву хуже, чем попасть одновременно к стоматологу и гинекологу. С другой стороны, Добродеев мог дать репортеру личную машину с гаишником внутри, чтобы репортер поспел на важное задание. Добродеев заботился о своих людях. Он был первым из руководителей компании, кто остановил как-то раз Евгения Ревенко в коридоре и спросил по-отечески: "Как ты вообще-то живешь, Женя? Как у тебя с квартирой? Какие у тебя вообще проблемы?"
Вообще-то Алексей Пивоваров тоже живет в квартире, купленной в кредит, каковые кредиты придумал выдавать сотрудникам НТВ Олег Добродеев. С Пивоваровым Добродеев тоже разговаривал в коридоре — дескать, пора тебе, Алексей, уходить с культурки и заниматься чем-нибудь посерьезней. Однако, если Ревенко важным этапом карьеры считает разговор с Олегом Добродеевым в коридоре, то Пивоваров важным этапом карьеры считает разговор с Леонидом Парфеновым на пруду.
Пивоваров работал тогда в программе "Намедни" про культуру и насобачился делать хорошие репортажи. Как-то раз Парфенов позвал его погулять на Останкинский пруд и сказал: "Ты выучил несколько штампов, используя которые можно делать приличные репортажи всю жизнь, но тогда ты мне больше не нужен". С тех пор Пивоваров выдумывает новые повороты.
Мы сидим с Пивоваровым на кухне, и он говорит:
— По неожиданности поворотов Парфенову нет равных. Понимаешь, это драйв, когда зацепило и потащило. Когда начинаешь монтировать сюжет про группу "Тату" и выворачиваешь вдруг так, что сюжет получается не про лесбийскую любовь и не про деньги, а про подростковое одиночество.
Мы сидим с Евгением Ревенко в кабинете, и он говорит:
— Интересная у них получается программа "Страна и мир". Когда к началу войны в Ираке они придумывают вдруг взять интервью у ооновского эксперта, который русский физик-ядерщик и живет в Подмосковье, я им даже завидую. Зато когда во время визита Путина в Париж они дают репортаж про французское вино, то я понимаю, что ребята увлеклись неожиданными поворотами настолько, что даже не удосужились рассказать мне, что, собственно, там в Париже случилось.
 |
| Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, «Ъ» |
| Олег Добродеев способен делать новости для любого телевидения — как частного, так и государственного |
— Это, что называется, вдохновение, когда пишешь на компьютере, как будто играешь на рояле. Здесь нет цензуры — это просто государственный канал, источник официальной информации и я здесь работаю. Я человек команды. В этом смысле я не меняюсь.
Я думаю, Евгений Ревенко не обидится на меня, если я скажу, что он солдат. Потому что он солдат. Потому что предложение Олега Добродеева о работе на РТР он воспринял почти как приказ. Потому что идеологию канала он воспринимает как выполнение присяги, даже если не давал присягу, а просто подписывал договор. Потому что, если работа ему не нравится, он считает своим долгом выполнить ее все равно. Потому что, если кто-нибудь из старых энтэвэшных еще друзей позвонит вдруг посреди ночи и скажет, что машина сломалась, Ревенко поедет выручать, каким бы он ни стал начальником. Потому что "русские на войне своих не бросают". Ему тридцать лет. У него нет детей. Он не удосужился сам сделать себе медицинскую страховку, пока страховку ему не сделала компания. Из его слов следует, что защищенность — это вовлеченность в команду. Он звонит женам своих репортеров и объясняет им, почему мужья так редко бывают дома. Он ведет себя с подчиненными так же, как Олег Добродеев вел себя с ним. У него частная жизнь сведена к минимуму. Он на службе.
Я думаю, Алексей Пивоваров вполне может обидеться на меня, если я скажу, что он солдат тоже. Потому что он тоже солдат, только другой армии. Он говорит:
— Не вещать граду и миру с серьезным лицом, а наоборот, ни к чему на свете серьезно не относиться, кроме действительно важных вещей.
И это идеология, ничуть не менее жесткая, чем идеология государственного телеканала. Я спрашиваю:
— Какие-такие "действительно важные вещи"?
— Ну, например, ребенка родить.
Ему тридцать лет, у него нет детей.
Хроники военного времени
 |
| Фото: ВАСИЛИЙ ШАПОШНИКОВ, «Ъ» |
| Леонид Парфенов создал новости эпохи путинского застоя |
Летом 87-го на втором телеканале в духе провозглашенной Горбачевым гласности 15-часовые новости позволили вести журналистам — Ростову, Гурнову, Соловьеву, Киселеву... Их непоставленные голоса и быстрая речь как бы противостояли плавному изложению дикторов первого канала, как бы символизировали правду и быструю смену событий в стране.
В 89-м появилась ТСН (телевизионная служба новостей). Отстраненность, телеграфность, информационная подводка. Верстка программы, которая в руках опытного ведущего становится серьезным политическим оружием. Из человека, читающего текст, телеведущий превратился в главного редактора своего выпуска. Добродеевская школа, доведенная до совершенства Татьяной Митковой и Михаилом Осокиным и господствующая до сих пор на всех телеканалах без исключения. Или господствовавшая, потому что Леонид Парфенов говорит, будто эпоха новостей ТСН прошла и он открывает новую эпоху программами "Намедни" и "Страна и мир". Он говорит:
— Телеведущие делятся на артистов и журналистов. Артисты играют роль, роль — это повторение. Пельш всегда играет Пельша, Масляков вообще не меняется уже сто лет. А журналист не может дважды рассказать одно и то же.
Он смешно показывает сначала манеру советских дикторов:
— Важные события происходят сегодня на Ставрополье,— он прикидывается истуканом и, едва шевеля губами, продолжает с каменным лицом: — Третьи сутки военнослужащие и милиция несут тяжелую вахту в борьбе со стихией. Слово нашему корреспонденту...— мимика мгновенно меняется.— Понимаешь, это для публики, которой говорят, как к новостям относиться.
— Теперь покажи мне Татьяну Миткову! — мы сидим у Парфенова в кабинете, и Парфенов просил меня не писать, что он там ест суп.
— Пожалуйста! — лицо Парфенова становится озабоченным и встревоженным.— Еще в прошлом году экологи предупреждали об угрозе паводков на Ставрополье. Сегодня, по данным МЧС, полностью затопленными оказались восемнадцать населенных пунктов. Метеорологи говорят, что уровень воды в реках будет подниматься еще неделю. Под угрозой затопления окажутся четыреста домов в пятнадцати станицах. С места событий...— лицо Парфенова меняется.— Понимаешь, это эпоха бури и натиска, эпоха, когда надо все время держать руку на пульсе и реагировать на стремительно меняющиеся события.
— А теперь? Теперь какая-то другая эпоха?
— Конечно, другая. Путинский застой. Государственный строй выбран. Идет война — но далеко и какая-то англо-бурская. За полтора года программы "Намедни" было три чрезвычайных истории: 11-е сентября, Дубровка и война в Ираке.
— Это что, мало?
— А в 91-м были Рига, Вильнюс, Сумгаит, распад СССР, путч, наконец, смена президента. А сейчас Маккартни едет, далай-ламу откопали, крокодилы развелись во Флориде, парень в Вологде грибы разводит...
— ...Атипичная пневмония.
— Неважно. Необязательно, что все счастливы, но просто пришло время каких-то других людей. Мир в принципе открыт. Ведущий должен быть разный — он хмурит брови, улыбается, вскакивает к экрану. Ведущий олицетворяет собой время. Он современник и современница. Тут важно поймать ощущение, как сегодня принято и как не принято. Это вопрос скорости речи, допустимой иронии, допустимой инверсии фразы. Вопрос верстки, наконец, потому что раньше важную спортивную новость нельзя было поставить в начало программы и уж тем более нельзя было в начале программы говорить о погоде.
Язык тела
 |
| Фото: ДМИТРИЙ АЗАРОВ, «Ъ» |
| По мнению Евгения Киселева, хороший телеведущий обязан владеть языком тела |
— Потом уже, когда наши выиграли Кубок Дэвиса, новость поставили первой.
Из объяснений Евгения Киселева выходит, что смена новостей военного образца на мирные новости, о которых говорит Парфенов, происходила постепенно. И Парфенов не совершил революцию, а — хорошо это или плохо — торопит события.
У Киселева теперь кабинет вдвое меньше, чем у Парфенова, и Киселев вдвое грустнее. Про новости старого НТВ он говорит:
— Мы хотели не объективных новостей, а новостей, заряженных личностью ведущего. Только Миткова и Осокин научились давать свое отношение к событиям тонко, сдержанно.
Из его объяснений выходит, что новости ТСН и новости НТВ, по сути своей, всегда были пропагандой, уравновешенной только личностью ведущего, ничем больше.
— А то, что появилось так много молодых ведущих, разве не свидетельствует о наступлении новой эпохи? У вас на канале разве не работают Лиза Листова и Марианна Максимовская?
Тут Киселев говорит что-то типа "Других писателей у меня для вас нет". Он говорит:
— Целое поколение телеведущих выпало. В начале 90-х ничего не платили, и целое поколение, то, что вслед за Осокиным, не пришло в журналистику, а ушло в бизнес. И теперь слишком молодые журналисты становятся ведущими. С одной стороны, очень удобно, потому что они мобильные и напористые, ими легко управлять, они благодарны тому, кто посадил их в эфир. Можно позвать ведущего и конфиденциально сообщить ему "новости из-за стены" и попросить сказать или не говорить что-то. Но, с другой стороны, зритель им не верит. У них не выработался еще этот body language (язык тела) бывалого мужика, которого не пьянит больше воздух кремлевских коридоров, который понимает, что конфиденциальной информацией не делятся с тобой, а сливают тебе. Есть колоссальная часть аудитории, которая перестала смотреть новости, потому что в кадре дети.
В кабинете у Киселева работает телевизор. Идут новости с Марианной Максимовской. Киселев говорит:
— Видите, какую цветастую она напялила кофточку? Разве воспримет зритель всерьез девушку в такой кофточке?
— А почему от вас Осокин не ушел, когда ему снизили зарплату вдвое?
— Не знаю,— Киселев грустнеет.— Спросите у Миши. Я думаю, потому что деньги не главное. Потому что и это пройдет.
Скорость реакции
 |
| Фото: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО, «Ъ» |
| Владимир Познер уверен, что телеведущий на все должен реагировать чуть быстрее, чем телезритель |
Я звоню Владимиру Познеру, ведущему программы "Времена". Он говорит:
— Я живу в Чистом переулке. Вы знаете, где Чистый переулок?
— Знаю: там живет патриарх.
Я прихожу в девять утра и спрашиваю:
— Как вы это делаете?
— Что? — Познер улыбается.
— Ну вот у вас был Ахмат Кадыров, и вы спросили его, когда кончится война. Он ответил: "Скоро". А вы ему: "'Скоро' — это не ответ". И вот эта ваша рука, этот ворот рубашки, эта пауза. Вы, как бы это сказать, не постеснялись его, или не испугались.
— Я просто обогнал его в быстроте реакции,— Познер улыбается.— Быстрота реакции важное качество для телеведущего, но не главное. Вот тут в программе "Страна и мир" брали интервью у Стаса Намина про фестиваль, и Юлия Бордовских спросила что-то типа: "Марк Рудинштейн считает, что вы слишком много денег потратили..." А Намин ей: "Кто такой Марк Рудинштейн?" А она молчит. Он просто обогнал ее в быстроте реакции.
Дальше моих вопросов не будет. Я не обгоню Познера в быстроте реакции ни за что. Будут только его ответы.
Про страх перед сильными мира: "Ну а что со мной можно сделать? Экономически я человек независимый. Не сошлют же".
Про новости ТСН: "Добродеев сделал колоссальную вещь. Настоящие новости. Правда, журналист превратился в ведущего, то есть человека с флагом".
Про парфеновскую реформу: "Парное ведение в США очень распространено. Для всех новостных программ, кроме главных. Парфенов талантливо делает свои развлекательные новости. Другие делают бездарно".
Про молодых ведущих: "Я не думаю, что есть заговор, чтоб брать молодых. Но в советское время действительно говорили, что нам звезды не нужны, ими нельзя управлять".
Про себя, первый канал и Константина Эрнста: "Константин Львович знает, что мной нельзя управлять, но со мной можно разговаривать. Я ответственный, потому что свобода — это ответственность. Он знает, что я приобретение для канала, и знает, что это риск, потому что, если меня станут зажимать, я уйду и уйду громко. Он взвесил риски. Я тоже взвесил риски. Я понимаю, что Константин Эрнст не журналист, а директор канала. Он выстраивает отношения с Кремлем и правильно делает. Он внятный человек. И благодаря ему я получил всю страну. Впрочем, может быть, только до выборов".
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН