концерт классика
В Большом зале Петербургской филармонии известное сопрано Любовь Казарновская выступила в стандартном итальянском репертуаре вместе с москвичами Хиблой Герзмавой, Ахметом Агади и петербуржцем Евгением Улановым. Аккомпанировал оркестр "Классика" под управлением Александра Канторова. БОРИС Ъ-ФИЛАНОВСКИЙ нашел, что эффектной примадонне уже пора на покой.Сначала планировалось, что вместе с госпожой Казарновской приедут два неких итальянских тенора и что споют они в основном неаполитанские песни. Поп-программа вызвала аншлаг, какой в Большом зале бывал на концертах Мстислава Ростроповича или "Виртуозов Москвы". Но вместо неведомых итальянцев явились сопрано Хибла Герзмава и тенор Ахмет Агади из Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, а также баритон Евгений Уланов из Мариинки.
Пели они по большей части фрагменты "Богемы" Пуччини. Все трое могут гордиться чудесными голосами. Тенор Ахмета Агади — с умеренной слезой, как хороший сыр, баритон Евгения Уланова сочно-телесный и игристый, у Хиблы Герзмавы — взбитое сопрано редкой воздушности и насыщенности. Гастрономические сравнения уместны — пение господ Агади, Уланова и Герзмавы доставляет физиологическое удовольствие и желание впустить в себя голос, попробовать его на вкус.
Устроители концерта (Большой зал Петербургской филармонии не имеет к ним никакого отношения) завлекли публику именем Любови Казарновской, которая должна была оказаться — здесь годится попсовая терминология — хедлайнером концерта. Однако соседство настоящих голосов, особенно сопрано Хиблы Герзмавы, оказалось для нее убийственным. В отличие от коллег, госпожа Казарновская не может овладевать слушателем. Ни в ариозо Пуччини, ни в неаполитанских песнях. Ее голос звучит так, как у приличных вокалистов он звучит лишь при несмыкании связок. Тут нет речи не только о выразительности, но даже о сколь-нибудь определенной интонации. Госпожа Казарновская поет мимо нот, вибрируя как хор старых большевиков.
В фильме "Скромное обаяние буржуазии" героиня слушает в ресторане фортепианное трио и с отвращением указывает на виолончелиста: смотри, какой дряхлый, у него даже руки трясутся. И ошибается — далее крупным планом идет добротное виолончельное вибрато. В случае с Любовью Казарновской она попала бы в точку. Певице еще нет 50, а по голосу меньше 70 никак не дашь. Хотя повсеместно на оперных сценах почтенные сопрано по выслуге лет озвучивают любовные дуэты вроде сцены Рудольфа и Мими из "Богемы", клонясь на грудь к задорным молодым джентльменам, распространенность подобного извращения не делает его менее противоестественным. Конечно, неловко говорить о возрасте женщины. Однако дело в том, что эта область деятельности сродни спорту, а возраст в спорте имеет значение. Десятки лет тысячи вокалистов распевают одни и те же арии и сцены из опер Пуччини, Масканьи, Верди. Это жестокое состязание на износ, где никому не интересен трясущийся истертый голос и петушьи верхние ноты, вкупе с кокетством примадонны наводящие на мысль, что пуччиниевская Мими по профессии отнюдь не белошвейка.
Публика любит певцов, ибо отождествляет их натуру с их голосом. Певческий голос выращивают именно затем, чтобы облагородить и в итоге заместить ту сторону вокалиста, которой он повернут к публике. Казалось бы, жирные ветеранские звуки Казарновской должны бесповоротно отвратить от нее слушателя. Но тут-то (возвращаясь к еде) и начинаются чудеса сервировки. Продайте меломану билет за тысячу рублей — и он не признается себе, что его просто надули. А постарается пережить так называемую волнительную встречу с прекрасным.