— В студии Алексей Киселев. И в гостях у программы «Люди дела» Ралиф Гильфанов, заместитель генерального директора компании «Газпром нефть шельф» по операционной деятельности. Сегодня у нас будет очень интересная беседа — как минимум потому, что мы будем обсуждать очень и очень интересный проект «Приразломная». Кто-то уже понял, о чем идет речь, но на всякий случай я поясню, что это — первое и единственное на данный момент месторождение на российском арктическом шельфе (и единственное месторождение в Арктике), где добыча идет со стационарной платформы в 60 км от берега. Во льдах, в условиях полярной ночи, низких температур и прочих ужасов.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ / купить фото
Скажите, каково это — быть первопроходцем, тем более в таких условиях?
— Вы знаете, самое страшное и, наверное, самое тяжелое в том, чтобы быть первопроходцем,— это поверить в то, что ты делаешь, что этот проект реализуем. Так как это командная работа, командный успех, необходимо зарядить этой верой своих соратников, подчиненных, убедить руководителей. И в этом отношении самое тяжелое для меня и, в принципе, для команды — это единая цель, единая вера.
— А долго пришлось всех убеждать в том, что это интересный и перспективный проект?
— На самом деле опыт предыдущих проектов, например таких же крупных на Сахалине, научил нас применять инструменты, которые позволяют оценить степень нашей уверенности в проекте и его безопасность. Есть так называемые 12 компонентов операционной деятельности, начиная от лидерства и аудита качества и заканчивая готовностью к ЧС любого рода, которые позволяют в любой момент оценить, где ты находишься, и разработать те мероприятия, которые приблизят тебя к цели. А цель, она одна — обеспечить готовность к безопасной эксплуатации.
— А можете немножко подробнее раскрыть эти 12 принципов? Это очень интересно с точки зрения применения.
— На самом деле первый компонент — это непосредственно менеджмент и лидерство. То есть то, как мы сами демонстрируем приверженность нашим целям, политике нашей компании, нашему отношению к экологии, безопасности, к нашему персоналу и его развитию, а также непосредственно к своим коллегам. Далее идут компоненты, связанные с управлением безопасностью. То есть насколько мы минимизируем те риски, которые мы вносим в эту ранимую сферу, арктическую в данном случае. Насколько мы бережно относимся к той природе, которая нас окружает. Насколько наши технологии позволяют добывать нефть и извлекать, по сути, прибыль, не нанося ущерба ни для окружающей среды, ни для репутации компании, ни для персонала, который в это вовлечен.
— Вы уже частично начали рассказ про технологии. Хочется уточнить, какие сложности пришлось преодолевать при реализации данного проекта? Понятное дело, что это в первую очередь температурные условия, да и вообще, на мой взгляд, работа в Арктике — это что-то такое вот потрясающее и очень-очень непонятное, по крайней мере для меня. Какие сложности?
— На самом деле это тоже компонент готовности, который зовется проектом. В первую очередь мы проанализировали, насколько проект отвечает тем вызовам, которые мы встретили непосредственно в Арктике. Насколько подходящее оборудование подобрано, насколько его строительство отвечает высоким требованиям и в плане сейсмической активности, и в плане погодных условий, и в плане того, что мы добываем, по сути, взрыво- и пожароопасный продукт. Поэтому мы оценили в первую очередь проект. Когда мы убедились, что условия проектирования действительно позволяют нам безопасно запуститься, мы пошли дальше.
— Работы на платформе идут вахтовым методом. Люди трудятся по 30 дней. Вообще, каково это — работать в условиях полярной ночи, льдов, постоянного холода вот такой длительный срок, по целому месяцу?
— На самом деле я тоже работал в этих условиях порядка семи лет на Сахалине, будучи начальником одной, а затем другой платформы. В принципе не работа тяжела, а ожидание возвращения домой. Особенно тяжело переносить вынужденные задержки на платформе по погодным условиям. Те испытания, которые даются нам,— природные, производственные, связанные с теми условиями, в которых мы работаем,— они все преодолимы. Но есть и то, что выше наших сил: вертолет просто не вылетит из-за тумана. Это тяжело переносить — гораздо тяжелее, чем работать 30 дней.
— А на сколько иногда приходится задерживаться людям?
— По опыту Сахалина — до семи дней. У нас более благоприятная в этом плане погода. Но бывают случаи до трех-четырех дней задержки.
— А как вы подбираете кадры для «Приразломной»? Весьма специфичная работа получается: должны быть люди с выносливыми не только руками и головами, но и психикой.
— Мы предъявляем целый ряд критериев. Прежде всего это опыт. Опыт работы с современным оборудованием, современными технологиями. Теми, которые связаны с многоуровневым обеспечением безопасности. Это потенциал для роста. Обязательно, чтобы человек был способен к дальнейшему развитию, чтобы у него была мотивация для этого. Ну и немаловажное значение имеют рекомендации с предыдущих мест работы. Нам удалось собрать лучших в своей команде, и это в принципе и предопределило успех в запуске. И сегодня мы уже добыли трехмиллионную тонну нефти и благополучно экспортировали ее на рынок — туда, где она востребована.
— Я правильно понимаю, что вы подбираете себе такую команду, которую вы собираетесь прямо дальше выращивать, и это — один из основных критериев?
— Наш проект как форпост, как тренинг-центр, он готовит людей работать слаженно в команде, ощущать чувство локтя, которое позволяет говорить, что это МЫ вместе достигли, говорить, что НАША платформа безопасна, потому что МЫ выполняем свои обязанности так, как это требуется: в соответствии с нормативными и рискоориентированными подходами.
— То есть получается, что «Приразломная» — это действительно такой форпост, такая лакмусовая бумажка: отработал, можешь — значит, дальше можешь все, правильно?
— В принципе да, согласен с вами.
— А руководство «Приразломной» сидит на платформе или все-таки на материке? И почему?
— Расположение руководства платформы бывает разное, это зависит от проекта. Есть так называемые безлюдные платформы, которые управляются с берега и где персонал просто заезжает раз в месяц, чтобы посмотреть, как обстоят дела с оборудованием, провести какое-либо техобслуживание. В нашем проекте руководство находится на платформе. И это оправдано тем уровнем сложности, тем уровнем рисков, с которыми связана наша работа. Важно, чтобы люди, принимающие решения, были непосредственно рядом с теми, кто выполняет эти решения. Это сплачивает коллектив, это обеспечивает безопасность наших работ на платформе и привносит необходимую лепту в наше развитие.
— При словосочетании «буровая платформа», а мы сегодня много говорим про «Приразломную», у многих перед глазами сразу всплывает ситуация с другой платформой, с Deepwater Horizon. Разлив нефти в Мексиканском заливе тогда заметил весь мир, колоссальный ущерб для природы, множество исков и так далее. Даже фильм недавно сняли на основе этих событий. Возможно ли повторение такого сценария на «Приразломной»?
— Deepwater Horizon — это учебник для нас, для дальнейшего улучшения системы безопасности. Те уроки, которые были извлечены по итогам расследования этой катастрофы, те знания, которые получены во всем мире, мы изучаем и трансформируем для нашего персонала, наших ответственных работников, чтобы предотвратить подобные сценарии на нашей платформе.
По тому количественному анализу рисков, который был заложен в декларацию промышленной безопасности и наш HSE-кейс, плюс исходя из комплексной оценки безопасности и неоднократного подтверждения со стороны тех сюрвейеров, которые делали анализ безопасности на платформе,— такого рода катастрофы на МЛСП «Приразломная» невозможны. У нас нет такого потенциала ни в скважинах, ни в их конструкциях, ни в той деятельности, которую мы ведем.
Плюс реализуется целый ряд мероприятий, направленных на предотвращение такого рода катастроф. Мы подтверждаем свою готовность многократными учениями, тренировками. У нас на дежурстве находятся суда с профессиональной командой, которые полностью оборудованы средствами по ликвидации разливов нефти. Наш персонал обучен и готов к любого рода эксцессам, которые могут возникнуть.
— То есть люди уже находятся там, специалисты, на всякий случай, не придется ждать, если что, их прихода на место ЧП?
— Абсолютно точно. У нас есть как НАСФ, непрофессиональное аварийно-спасательное формирование, так и газобезопасность, это уже профессиональное подразделение, которое находится на платформе постоянно.
— Хорошо, а какие еще меры безопасности существуют на платформе, в том числе и экологические?
— На платформе выстроена многоуровневая система безопасности, и если представить себе модель, как мы ее называем, «швейцарского сыра с дырочками» — та опасность, которая может через эти «дырочки» пройти, пресекается условиями нашего проекта: инженерными решениями, которые воплощены на платформе; системой детекции различных отклонений и аварийных ситуаций, системой аварийного останова и предотвращения катастрофических последствий, а также компетенциями нашего персонала и нашим отношением к рискам.
— Ралиф Рашитович, расскажите немного больше про экологию — я знаю, что у вас есть вертолеты, которые доставляют людей, которые летают выше, чем положено, просто для того, чтобы обеспечить безопасность местной флоры и фауны, не создавать шумовую нагрузку, еще какие-то экологические истории — нулевой сброс тот же самый?
— Мы соблюдаем очень много условий для того, чтобы минимизировать наше воздействие на ту ранимую экологию, которая окружает нас. Как вы правильно заметили, мы регламентировали высоту полета вертолетов для того, чтобы обеспечить минимальное воздействие на ту флору и фауну, которая находится непосредственно на пути следования. Также установлено рыбозащитное устройство на приеме воды, которое, по сути, отпугивает рыбу и не позволяет ей проникать в наши кессоны.
Кроме этого, мы проводим ежегодный мониторинг состояния экологии вокруг платформы для того, чтобы еще раз убедиться и доложить далее в наши надзорные органы, что естественное состояние, которое существует вокруг платформы, сохраняется.
И особо хотел бы подчеркнуть, что у нас в проекте выбрана концепция «нулевого сброса». Весь шлам, который мы получаем в ходе бурения, либо закачивается в шламовую скважину, либо часть выводится на берег. То есть никаких сбросов с платформы в море не ведется.
— А пришлось ли для «Приразломной» изобретать какие-то особенные технологии? Вокруг платформы и льды, и постоянные шторма, как, допустим, стационарная платформа борется с льдами?
— Платформа рассчитана на максимальные льды, которые возможны в этом регионе. По результатам многолетних наблюдений мы заложили тройной запас прочности в конструкцию кессона платформы, и сегодняшний день подтверждает, что мы способны выдерживать то давление льдов, которое окружает «Приразломную». Это обеспечивает высокую степень уверенности, что мы способны преодолеть любые возможные в этом регионе сценарии ледовой обстановки.
— Я помню, что где-то фигурировала четырехсантиметровая толщина стали, это как раз относится к кессону или к каким-то дополнительным конструкциям?
— Это дополнительное покрытие, плакированная сталь, которая усиливает сам кессон. Хочу еще добавить, что сегодня мы внедряем методы управления ледовой обстановкой, то есть раннее прогнозирование тех сложных ледовых полей, которые могут прийти в район нашего базирования. Также мы совместно с учеными из Крыловского государственного научного центра учимся бороться с тем, что образуется в районе в виде стамух,— как предотвратить их образование, как их минимизировать, как избавиться от них для того, чтобы обеспечить наиболее комфортные и безопасные условия для отгрузки нефти и выполнения операций судов снабжения по обслуживанию платформы.
— И заключительный вопрос про сам продукт, который добывается на «Приразломной». Это нефть марки ARCO, Arctic Oil. На нее сегодня есть спрос в мире. Чем она отличается, допустим, от той же Brent, для чего она используется?
— Эта нефть несколько отличается от Brent — это прежде всего высокая плотность и низкое содержание парафинов. Она востребована на рынке Западной Европы. Продукты, получаемые из этой нефти путем глубокой переработки, используются как в шинной промышленности, так и в фармацевтической, то есть у нее довольно широкий спектр применения, вплоть до космической.
— Большое спасибо, напомню, в студии «Коммерсантъ FM» был заместитель генерального директора компании «Газпром нефть шельф» по операционной деятельности Ралиф Гильфанов. Мы обсуждали проект «Приразломная» и людей, которые работают на данной платформе.