ЛЕСТНИЦА В НЕБО

Есть целые альбомы сталинской Москвы без людей на улицах. Вообще никого, только чистые линии и серые тени черно-белой съемки. Тем, кто ценит архитектуру, лучше смотреть ее без людей — в них много случайного, портящего вечность. Товарищ Сталин понимал в таких вопросах. И у него были возможности сделать свой город пустым на время съемки, да и в более широком разрезе.

Ни разу в жизни мне не удалось увидеть Испанскую лестницу пустой. Днем и ночью на ее ступеньках сидят люди, стайки людей. Из-за масштаба сооружения они кажутся мелкими, но все равно вносят суету в геометрию. И мне кажется, что там вообще нет итальянцев. Только туристы, от дробного гороха китайцев до голландцев, выглядящих присевшими верстовыми столбами.

Сверху лестницы — церковь Санта-Тринита-деи-Монти, которую заложил в 1502 году Людовик XII, и монастырь Сакре-Кер-Тринита-деи-Монти — французское представительство в Риме. Внизу — площадь Испании, названная так потому, что на ней уже больше 300 лет располагается посольство Испании при Папском престоле. По бокам расположились англичане. Слева — музей Джона Китса и Перси Шелли, великих английских романтиков. Шелли жил здесь, Китс умер, здесь же была римская резиденция Байрона. Справа — чайная Бабингтон, заведение, основанное Анной Марией Бабингтон в конце XIX века для "английского гетто", как называли район вокруг Испанской лестницы римские жители. Те, кто пытался спросить в Риме чаю, а не кофе, поймут, как это было необходимо английской диаспоре, я уж не говорю о тех, кто пытался выпить чаю по-английски, с молоком. Русские жили сверху. На виа Систина есть доска Николаю Гоголю, писавшему здесь "Мертвые души", а в переулке Vicolo del Vantaggio — Александру Иванову, писавшему здесь "Явление Христа народу". Испанская лестница стекает вниз на площадь, а ее продолжением является виа Кондотти, и в первом доме находится знаменитое греческое кафе (Cafe Greco). Из русских завсегдатаев, кроме Иванова и Гоголя, упомянем Федора Тютчева, Петра Вяземского и Федора Шаляпина, а так, по алфавиту, тут проводили время Андерсен, Бальзак, Бодлер, Вагнер, Генри Джеймс, Диккенс, Лонгфелло, Томас Манн, Ницше, Сенкевич, Стендаль, Теккерей, Шопенгауэр...

Я был там, боюсь признаться, но ничего особенного. Просто место удачное.

Испанская лестница — это иностранный квартал в Риме. Не то чтобы это так и задумывалось, но и не то чтобы это задумывалось не так. Она оформляет западный склон одного из римских холмов, Пинчо, который по какой-то несправедливости не попал в число семи римских холмов. На вершине холма — французская церковь и французский квартал, внизу — испанское посольство. В середине XVII века французский дипломат Этьен Геффье решил соединить их лестницей, поскольку и французский, и испанский престолы занимали в этот момент Бурбоны.

Геффье завещал на эту идею 20 тысяч скудо. Замысел создавал в Вечном городе некую зону бурбонской экстерриториальности, но особой неловкости в этом не было. Французские и испанские Бурбоны были главными донорами Святого престола, в Ватикане французская и испанская партии постоянно враждовали и сотрудничали, примерно как наши либералы с силовиками. Однако ж в тот раз французы перестарались.

В каком-то смысле все лестницы ведут в небо, как все дороги ведут в Рим. Но в мире есть только одна лестница в небо, и это Испанская лестница в Риме

Кардинал Мазарини, которого Александр Дюма изобразил чиновником либеральным, но жутким взяточником, тут, в Риме, решил проявить себя настоящим французским государственником и потребовал, чтобы на вершине лестницы стояла статуя Людовика XIV. В конце концов, это было просто смешно (представьте его себе конным). Но кроме того, желание нарушало приличия — все равно как если бы мы в Киеве решили поставить Юрия Долгорукого. Все же это была не французская столица, и папа Климент IX сказал, что это — через мой труп. Мазарини был не менее настойчив, но он умер первым, в 1661 году. Климент IX — в 1669-м, путь был открыт, но некому было по нему двигаться. 20 тысяч скудо Этьена Геффье унаследовал его племянник, который считал, что может найти им более достойное применение, чем городское благоустройство. Рим мог бы остаться без лестницы. Но папа Климент XI в 1717 году вернулся к идее и нашел баланс — в декорациях лестницы политически взвешенно переплетены бурбонские лилии и папские орлы. Французский и испанский кварталы соединились.

Институционально квартал вокруг Испанской лестницы — это нечто вроде Немецкой слободы в петровской Москве, приличный иностранный район в городе. И в принципе для этого были основания. Первый Рим тем приятнее нам, жителям третьего, что дает весьма яркие картины впадения в известное ничтожество, нимало не теряя в своем величии, так сказать, перед лицом вечности. Рим в XVIII, да и в XIX веке не блистал, совсем не блистал. Вспомните Рим Гоголя — итальянцы в нем своей естественностью и незамутненностью несколько напоминают жителей Диканьки. Вспомните Рим графа Монте-Кристо — публичные казни, карнавал, благородные разбойники и мелкие проходимцы. Рим был бедный, неграмотный и жадный. Это был город, не усвоивший модных идей Просвещения, не познавший благодетельного золотого дождя авторитаризма абсолютной монархии, город, выпавший из истории.

В нем были интересны прошлое величие и прекрасная руссоистская естественность поселян и поселянок. Отчасти граждане европейских держав относились к "местным" как к колонизованному населению, хотя это была скорее культурная и художественная колониальная эксплуатация, а не экономическая. Та же Испанская лестница использовалась как место, куда приходили местные прекрасные девушки, юноши и атлетически сложенные мужчины, чтобы предложить себя в качестве натурщиц и натурщиков для художников — будем придерживаться этой версии относительно рода их услуг. Кстати, стоит заметить, что традиция не вполне умерла, но трансформировалась — теперь на Испанской лестнице показывают свои коллекции модные дома, и место пухленьких, по моде позапрошлого века, натурщиц заняли современные узколицые модели.

Иностранный квартал в колонизованном городе. Но есть одно — и главное — отличие Испанской лестницы от всех аналогичных институций. Это сообщество создано не оградой и не стражей на входе, как в британском Шанхае или Немецкой слободе в Москве. Оно создано лестницей.

Лестницу спроектировал Франческо де Санктис, построена она в 1725 году. Она — произведение позднего барокко, современница петровского Петербурга. И в принципе несложно ответить на вопрос о том, откуда взялось такое решение. Начиная с виллы Фарнезе в Кола-ди-Капрарола, которую в 1589 году достроил Джакомо Виньола, эти сложные лестницы, поднимающиеся из глубины города к вершине холма, стали едва ли не обязательным атрибутом дворца. Везде, где дворцы находятся на холме, к ним ведут эти парадные лестницы, символы власти и приспособления для безопасности. И промежуточные площадки на этих лестницах хотя и очень красивы, но, видимо, создаются не для красоты. Это места, где стоит стража. И когда перед такой площадкой единая лестница разделяется на две узких — это не изящество барочного бантика, а разделение отряда нападающих, чтобы они не могли идти единым строем. К XVIII веку такие лестницы стали общеупотребительными, их более или менее умели делать все.

Но у де Санктиса наверху нет дворца! Лестница — не символ власти, она — сама по себе лестница. Видимо, он придумал это первым в мире, и все прочие лестницы (одесская Ришелье или Чкаловская в Нижнем Новгороде) следуют этому примеру. Квартал иностранцев — это все же не компания купцов-авантюристов, но сообщество людей, поклонявшихся совершенству Италии. Это в ХХ веке за духовным просветлением надо было подниматься в Гималаи (с тем же странным переплетением поклонения с колонизацией), а до того европейцы ездили за этим же в Рим, так сказать, к истоку империй и престолу святого Петра.

В 1789 году на верхней площадке лестницы установили обелиск, и она приобрела свой законченный вид. У обелиска есть один главный смысл — он указывает в небо. В каком-то смысле все лестницы так ведут в небо, как все дороги ведут в Рим. В каком-то — в мире есть только одна лестница в небо, и это Испанская лестница в Риме. Вы поднимаетесь по ней — 135 ступеней — и возвышаетесь. Уходит грязь, речь, интриги улиц. Лестница пленительно красива, она растекается, как водопад, как белая атласная мантия холма, широкими беломраморными волнами. Это очень театрально и даже весьма величественно. У ваших ног Вечный город, вы как бы на облаках.

Простой механизм, но он работает, для всех, без перебоев. Хотя подниматься трудно. Люди сидят на ступенях плотно, рядами, как воробьи на проводах. Возноситься над Вечным городом приходится в жуткой толчее. Впрочем, это довольно-таки церковно. Не знаю, вы обращали внимание, что на средневековых фресках в сценах Страшного суда святые сидят на облаках очень плотно, плечом к плечу, и задний ряд впритык к переднему? Будто на облаках мало места.

Кстати, 1725 год, когда папа Климент открыл лестницу, был годом "юбилейным". Юбилейный год — это когда Святой престол объявляет, что христианину, совершившему в этом году паломничество в город святого Петра, отпускаются все грехи. Вот нынешний год тоже был юбилейным. Рим посетило 20 миллионов грешников. И все очистились.