Не ставьте «Крестцы»

Как умирающий русский промысел вернули к жизни

Бизнесмен Антон Георгиев рассказал “Ъ-Lifestyle”, зачем он выкупил убыточную фабрику крестецкой строчки и как планирует дальше с этим жить.

Фото: Архив пресс-службы

Фабрику крестецкой строчки выкупили, когда на ней остались работать только две вышивальщицы. Сейчас на фабрике делают большой ремонт, обучают новых мастеров, и у владельцев большие планы — от сотрудничества с модными дизайнерами (которое уже началось) до развития местного туризма. Здесь будет свой музей. Фабрика не только промышленный, но и исторический объект, к тому же расположенный в очень красивом месте.

Что происходит на фабрике сегодня

Про крестецкую строчку я знал с начала 1990-х. К моему отцу приехали финны с Аландских островов и попросили свозить их на эту фабрику; там они заказывали для гостевых домиков скатерти, шторы, салфетки разные. Много народу тогда работало, фабрика была большая. Два года назад я увидел, что «Крестецкая строчка» обанкротилась, нашел владельцев, вел переговоры. Мы купили «Крестецкую строчку» в ноябре 2015 года, когда там уже была полная разруха. На фабрике работало всего восемь человек, из них две вышивальщицы. Было интересно попробовать свои силы: получится ли восстановить так, как было, или даже лучше.

Сейчас мы уже набрали и обучили молодежь: 56 человек, из них 28 вышивальщиц. Чтобы научиться вышивать, нужно шесть месяцев. Первый этап длится три месяца, после него будут получаться простые узоры, а через полгода человек умеет все.

Мы делаем большой ремонт на фабрике: переделываем полы, потолки, стены, фасады; больше 4,5 тыс. м. Сейчас заканчиваем одну треть, перенесем туда производство и сможем продолжить там, где сейчас люди работают; сможем еще добрать 20 учеников. Вообще, с учетом той площади, что у нас есть, мы планируем, что у нас будет работать 150 человек.

История этого промысла совершенно забыта, а между тем у фабрики очень много наград еще с дореволюционных времен. У нас сохранилась всего одна медаль 1856 года, из Брюсселя. Начиная с 1906 года «Крестецкая строчка» постоянно завоевывала призы на международных выставках в Брюсселе, в Париже; каждые 3–4 года очередная медаль на очередной выставке в Европе. Это продукция, которая известна минимум 100 лет, вне зависимости от политики. Мы подали заявку на выставку Maison & Objet в Париже, они далеко не всех берут. Нам написали: кто вы такие, где участвовали? В ответ мы прислали длинный список наград.

Что такое крестецкая строчка

Технология выглядит так. Берут ткань — чаще всего лен, но может быть и хлопок, и даже шелк; ножницами намечают размеры, потом выдергивают нитки. Оставляют ряды ниток, более редкие, чем изначально, и по этой основе вышивают.

Выдергивание ниток — это отдельная операция, требующая высокой точности: велик риск одним движением испортить вещь. Ткань обрабатывают керосином, чтобы она была мягче и нитки легче выдергивались, а потом стирают, чтобы убрать запах. Но в цехе, где работают дергальщицы, запах керосина не исчезает никогда.

Вышивальщицы и дергальщицы — это две разные специальности. В штате есть даже крахмальщицы. Кстати, стирать вещи с крестецкой строчкой можно — вручную, в теплой воде.

На машинке можно делать некоторые виды вышивки, но там иголка ходит только вверх-вниз, и все равно этим процессом управляет человек. Машинная вышивка получается раза в три быстрее, но нитки более жесткие из-за натяжки; ручная вышивка нежнее. Лучшие вещи делаются человеческим трудом. Мне кажется, технологически это почти невозможно автоматизировать.

Мы хотим сохранить на фабрике лучшее из того, что было на ней сделано. Сейчас делаем себе копии тех вещей, что есть в Русском музее и в Эрмитаже,— того, что есть в тех фондах, а у нас нет.

История

Промысел существует с 1860 года. Первоначально это была артель, и работали в ней только надомники. В Новгородской и Тверской областях выращивали очень много льна и, чтобы чем-то отличаться от других регионов, придумали выдергивать из полотна нитки и делать узор.

Для мануфактуры построили деревянный цех. Во время войны в районе Крестцов шли ожесточенные бои, все было разрушено, музей со старинными изделиями был эвакуирован. После войны, уже в 1950-е, фабрику заново отстроили, и вот в таком виде она и стояла до недавнего времени.

В советское время на фабрике работали более 600 человек, но среди них были не только мастера. «Крестецкая строчка» была советским предприятием легкой промышленности, и кроме скатертей и салфеток здесь шили спецодежду, например. Промысел жил, но при фабрике, которая производила и много чего другого. И сейчас люди старше 45 лет чаще всего знают, что такое крестецкая строчка; спрашиваешь их, говорят: да, конечно, слышали.

Потом пришли 1990-е с их свободным рынком. Раньше фабрике помогала плановая госторговля: они шили и на сувениры, и на подарки, государство обеспечивало их заказами. А потом настала рыночная экономика — людям стало не до кружевных салфеток, страна была занята выживанием. Фабрику начали делить. Одни собственники, вторые, при этом само производство как-то постепенно сошло на нет. До 2015 года здесь все тихо умирало...

Работа с модными дизайнерами

Сейчас мы работаем с замечательным русским дизайнером; она просила не называть ее имени, пока не выйдет коллекция. Сначала она предложила нам два года работать только на нее, делать эксклюзив и собиралась полностью загрузить заказами. Но фабрике это не очень выгодно: нам нужно набирать больше учеников, делать больше заказов, развиваться в разных направлениях.

Сотрудничество с модными дизайнерами мы видим так. Они приезжают к нам на фабрику, смотрят образцы вышивки, потом придумывают свои узоры, и наш художник уже адаптирует их, перенося на ткань. У фабрики большой архив с коллекцией узоров. Использование крестецкой строчки в одежде — это чаще всего отдельные элементы. Технологически мы пока не готовы шить целое платье.

Вообще на мысль о сотрудничестве с дизайнерами мы набрели почти случайно. С Кириллом Гасилиным я познакомился в Румынии, мы вместе ездили в школу Александра Васильева. Мы будем делать вместе отдельную коллекцию школьной формы.

Работать мы будем далеко не с каждым дизайнером — есть и стилистические ограничения, и ограничения, просто связанные с объемом заказов. Я считаю, что это направление — работа с дизайнерами — привлечет молодежь и сегмент 30+ к покупке наших изделий, и не только одежды, но и скатертей, и постельного белья. Мы будем делать продуктовую линейку сначала для российского рынка, а потом для европейского — дело в том, что требования довольно сильно различаются. Разные размеры белья — разные предпочтения: количество предметов, размеры салфеток.

Когда мы были на ярмарке первый раз, то увидели, что наша аудитория — 50+; часто они хотят купить хоть что-нибудь. Говорят: раз у вас нет сарафана, дайте хоть салфетку. А вот молодежь не знает нас совсем. Вот если мы выйдем с коллекциями известных модных дизайнеров, таких как Кирилл Гасилин,— будет другое дело. Тяжелейшая задача — соединить современное и историческое. Дизайнеры нам нужны, чтобы впитать видение талантливых людей. При этом мнение Гасилина в том, что касается дизайна, важнее, чем мое. В творчестве бескомпромиссность — это часто признак таланта. Если мы начнем искать компромисс, то шедевр убьем.

Это очень тонкий момент в кобрендинге. Если бы у нас были талантливые дизайнеры, выросшие в «Крестецкой строчке»! Но у нас их нет, и мы обречены на сотрудничество с другими; сейчас нужно использовать любой ресурс, чтобы показать, что техника крестецкой строчки актуальна и востребована.

Материалы

С сырьем тяжело. Основная проблема в том, что легкая промышленность последние годы только деградирует. Соответственно, все производство тканей находится в упадке. Основной наш материал — лен, на нем проще отразить рисунок, он получится четче. Российский лен не выдерживает никакой конкуренции с итальянским. Значит, нам нужно импортировать лен, а это большие деньги. Если к ручному труду добавить еще и дорогие ткани, наши товары будут стоить баснословно дорого, и мы будет неконкурентоспособны. Но пока мы вынуждены ввозить итальянский лен, потому что именно этого качества требует технология.

Для салфеток мы используем белорусский лен из Оршанска, и это еще куда ни шло, потому что российский совсем не годится. Он грубоватый, он неровно окрашен, в нем часто встречаются дефекты. И возьмите в руки итальянский лен — вы точно предпочтете его. Он без этих нюансов, аутентичность и экологичность и так видны. Хотя если нужна сумка для овощей — почему нет.

Можно вышивать и на батисте, и на шелке; годится любая ткань с перекрестным переплетением. Но на шелке производство будет в 2–3 раза дольше, потому что больше ниток на квадратный сантиметр, и они не всегда выдергиваются.

О будущем

Через 10 лет это будет готовая фабрика, полностью укомплектованная персоналом; у нас должны быть продажи в Европе, продажи в России. При этом фабрика будет работать как туристический объект. Кстати, так было и в советские времена: вокруг фабрики — красивые места. Раньше через «Крестецкую строчку» проходил автобусный маршрут; при фабрике действовал музей, люди приезжали, покупали сувениры. На следующий год, когда мы будем готовы, нас включат в туристический маршрут Новгород—Крестцы—Валдай.

На Валдае есть что посмотреть: монастырь, музей колоколов и «Крестецкая строчка». Все на берегу реки, в деревне. Часть фабрики будет музеем, со старым оборудованием. Туристы приехали — сначала их ждет экскурсия по фабрике, потом музей, потом зал с небольшой презентацией — модные показы, с кем мы работаем. Потом в магазин, купили сувениры и уехали.

О социальных проектах

Дизайнер может сделать 10 платьев и отдохнуть. Фабрика должна ежедневно работать, расширяться, расти, платить налоги. На ней держится деревня. Если мы будем выпускать по 100 тыс. изделий, люди из деревень смогут у нас работать.

Основной бизнес — это «Медовый дом». Рядом 40 деревень — 400 домов. Мы построили спорткомплекс, общежитие; автобус «Медового дома» ездит по всем деревням, собирает детей — без разницы, где родители работают, и бесплатно их возит на курсы в спорткомплексе. Летом там был лагерь. Еще одно наше детище — областная федерация тайского бокса.

Делаем в деревне ландшафтный дизайн; нам уже предложили участвовать в конкурсе на самую красивую деревню.

Я недавно понял, как это важно, чтобы вокруг было красиво и чисто. Вот сейчас наша уборщица ходит по деревне, собирает мусор. А я вспоминаю, как в начале 1990-х жил в Лахте, на Приморском проспекте; там на обочинах была просто помойка, жуткая грязь. Приехали финны на двух автобусах, с перчатками, с пакетами и стали собирать у нас мусор — показывали нам пример, как жить в чистоте. Мы — я лично — стояли и ржали над ними. Кто-то еще специально бросал бутылки: на, еще мою подбери. Мне был 21 год. Прошло 25 лет — и сейчас я это воспринял, и сам сейчас так делаю. Тогда они показали мне пример, который мне сейчас пригодился, просто тогда я его не мог осознать. В деревне стало намного чище, ничего нигде не валяется, хотя мы понимаем: там живет куча пьяниц и бездельников.

Мы надеемся, что дети, которые сейчас ездят в спорткомплекс, будут другими. Наши дети участвуют в соревнованиях, ездили на чемпионат России по тайскому боксу. У нас проводят соревнования. Как это так: деревня в 170 км от Петербурга и 70% детей там ни разу не были? Поэтому мы их возим каждый месяц по музеям Петербурга.

Если бы у нас хотя бы 10% предпринимателей думали таким же образом, мы бы уже через 20 лет жили в другой стране.

Я сейчас внес инициативу в правительство, чтобы предприятия и предприниматели Петербурга взяли шефство над новгородскими деревнями, в зависимости от масштаба бизнеса. Пообщаться, выделить целевые средства. У кого-то тамагочи в телефоне, у кого-то питомец в зоопарке — так почему бы не завести себе социальный проект, не помочь людям?

Нам написал один новгородский блогер, обвинил нас в неправильном распределении средств: «Вы зарабатываете миллион, а тратите на благотворительность всего 100 рублей, и еще за это вам должны спасибо говорить?» По его мнению, нужно делить поровну прибыль от производства между всеми участниками. Это Шариков. Я прочитал его пост и понял, что с таких революции и начинаются. Они созидать не способны, они могут только разрушать и делить.

А недавно я нашел старинную усадьбу — в ней полная разруха, бабушки живут. Хочу восстановить: там была кузница, мельница, конюшня. Говорят, барин был добрый, жил в Петербурге, а его двоюродный брат управлял усадьбой; одна бабушка рассказывала мне, что ей рассказывали родители. Барин был добрый, отдавал крестьянских детей учиться сельскому хозяйству. Они его все вспоминают. Вот это и было крепостное право.

«Медовый дом»

По образованию я учитель физкультуры, окончил институт Герцена. Занимался оптовой торговлей шоколадками с 1990-х годов и постепенно пришел к производству меда, а из меда — в крестецкую строчку, но первый бизнес мы и дальше развиваем. «Медовому дому» уже 18 лет. Мы не держим пчел сами, а перерабатываем мед, который закупаем у пчеловодов, и поставляем для сетей по всей стране.

О других народных промыслах

Фото: Архив пресс-службы

Проблема хохломы в том, что ее сейчас по большей части делают в Китае, это контрафакт. Настоящая хохлома очень дорогая, ее плохо покупают из-за высокой цены. Поэтому положение хохломы сейчас не очень. Штраф за продажу контрафакта на торговую точку — 2 500 рублей, а прибыль может быть во много раз выше; плати хоть каждый день. При этом, чтобы доказать, что это контрафакт, надо сделать экспертизу за 30 000 рублей — никто этим и не занимается.

Павловопосадские платки считаются народным промыслом, но народного в них ничего нет: это давно уже компьютерная печать. При этом они лоббируют в правительстве свои интересы, утверждают, что они НХП. У них большие объемы, и половину субсидий на промыслы они оттягивают на себя. То есть они субсидируются, но при этом не являются народным промыслом. Бахрому вручную привязывать — это не промысел. Об этой ситуации мне рассказал председатель НХП России Геннадий Александрович Дрожжин.

У нас сейчас развивающееся производство, в которое мы вкладываем деньги. Как председатель НХП, он, конечно, за это взялся. Он меня и повез к Валентину Юдашкину, через которого можно выйти на жену Медведева. А через нее еще один путь — в АП, в «Газпром»; донести образцы, показать, что мы можем сделать.

О поддержке государства

Фото: Архив пресс-службы

Вообще о том, что надо нас поддерживать, говорят очень много. Губернаторы говорят.

А я считаю, что, если производство убыточное, любая поддержка государства будет как мертвому припарки. Кинули вам 300 тыс.— вы еще месяц продержались; кинули полмиллиона — вы еще полгода продержались. Потом все равно утонете. Если предприятие рентабельно, поддержка может быть приятным бонусом, который может что-то добавить. Но такая разовая помощь не спасет промыслы.

Гораздо больше интересует поддержка другого рода. Мы бы могли делать скатерти для администрации президента, для резиденции «Газпрома», для РЖД. Текстиль в домах отдыха, занавески в поездах, хотя бы для люкса.

Не надо поддерживать нас, давая нам деньги, дайте нам заказы! Вы же все равно покупаете какие-то шторы? Нам хотя бы на тендер туда попасть.

____________________________________________________________________

Наталья Поротикова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...