Режиссер Владимир Басов 1972 год Плутовской кинороман
"Абрука — это пиратский остров. Пираты не живут там, а привозят на остров награбленные драгоценности, золото и прячут. Остров весь покрыт диким лесом, в котором обитают страшные, выше человеческого роста, птицы с длинными, как у журавлей, клювами. Птицы эти хищные, питаются мелкими лесными зверюшками, но больше всего они любят человеческое мясо, которым их балуют пираты. <...> Абрука — страшный остров. <...> Я о нем рассказал Черной Пантере, то есть Свену, и мы решили снарядить туда экспедицию. Капитаном экспедиции буду я, моим помощником — Свен. <...> Я его спросил, чего это он не ходит в школу. Свен говорит: "Надоело гимны разучивать. Не успел один как следует выучить — учи "Интернационал", выучил этот — теперь учи "Дойчланд, Дойчланд юбер аллес"".
Первые же строки "Записок серого волка" (1968), автобиографического романа Ахто Леви, вышедшего с восторженным предисловием Мариэтты Шагинян в издательстве "Юридическая литература", озадачивали и завораживали. Где пиратские фантазии мальчишек с острова Саарема, а где "Интернационал" и "Дойчланд юбер аллес", тренировки в лагере гитлерюгенда, лагеря перемещенных лиц, колымские лагеря.
Над судном, на котором мальчишки надеялись добраться до Абруки, веял флаг со свастикой, и доплыл он не до заросшего диким лесом берега, а до первой торпеды. Ахто, по фильму — Арно (Леонхард Мерзин), предстояло не спасать принцесс, а выпускать пулю за пулей в "братьев" по антикоммунистической партизанщине, изнасиловавших и убивших его принцессу Мари (Валентина Титова). Со страшного острова Абрука вернуться живым было, пожалуй, гораздо проще, чем вынырнуть из омута истории, который почти засосал Ахто. Однако же он "вынырнул" в литературу из лесного и уголовного подполья — после 15 лет лагерей, то ли четырех, то ли пяти побегов, пары пулевых и пары-тройки колото-резаных ран.
Его судьба, если подрихтовать, укладывалась в советский канон "возвращения к жизни" спасенного обществом блудного сына. Но "Возвращение к жизни" — что угодно, только не нравоучительный анекдот.
Владимир Басов, чей пластический режиссерский гений затенен репутацией "виртуоза экранизаций", как никто владел искусством превращать песню в полноправного героя. "У незнакомого поселка, на безымянной высоте" — в самом мощном советском антисталинском фильме "Тишина" (1963) по роману Юрия Бондарева. "С чего начинается Родина" — в "Щите и мече" (1968), "Белая акация" — в "Днях Турбиных" (1976). "Возвращение к жизни", его лучший (наряду с "Тишиной") фильм, пронизывают, беря друг друга за грудки, два лейтмотива, рожденных Вениамином Баснером и Михаилом Матусовским.
То, скрещивая интонации Вертинского и Бернеса, выбивает из глаз слезы Анатолий Королев: "Если над землей клубятся тучи, / Птицы набирают высоту. / Если им грозит в дороге гибель, / Птицы умирают на лету".
То, словно отскакивая от стальных зубов налетчика, глумится голос Бориса Сичкина под блатную "умцу": "Мы носили в очередь брюки и подштанники. / Все на свете семечки, друзья! / Были мы домушники, были мы карманники, / Корешок мой Сенечка и я".
Так же виртуозно и загадочно лавирует между двумя переплетающимися интонациями весь фильм. Одна из них трагична. Это когда речь идет о скитаниях Арно по Эстонии 1949 года, предсмертном терроре "лесных братьев" (принимающих себя за "апостолов" своего атамана-Христа) и дистанционном романе Волка с Мари, в дом которой он, одержимый жаждой любви, проникает в отсутствии хозяйки. Тут все всерьез.
Но чуть дело доходит до флешбэков, мама, не горюй! Не трагедия, а жутковатый фарс. Не реализм, а брехтовские интермедии, причинно-следственные связи между которыми опущены Басовым. Арно швыряет из одной передряги в другую, из одной в другую западню. Однако он — не только и не столько игрушка исторической стихии, а вполне себе помесь хамелеона с волком. Другое дело, что ему нигде на белом свете не нравится. Как не нравится старухе, разбуженной выстрелами, что в ее избе Арно расстреливает "братьев". Свищут пули, бьются в агонии тела, а старая бурчит: "И когда же это кончится".
Арно не нравится в вермахте под бомбами союзников. Бац! Арно ныряет на пустые носилки — в ряду носилок с трупами — накрывается простыней и благополучно эвакуируется из пекла.
Не нравится в лагере "ди-пи", где не наворуешься на "усыновивших" его покровителей. Арно забирается в очевидно пустой эшелон, задвинув за собой тяжелую дверь. Бац! Дверь раздвигается, и — невесть откуда образовавшаяся в вагоне — толпа джи-ай пинками вышвыривает Арно обратно.
Вроде бы жить можно в лагере, где воровской этап заключают в объятие уголовные хозяева зоны. Бац! Доведенные до озверения воровским беспределом политические устраивают ворам "Варфоломеевскую ночь".
Смех смехом, однако же, "Возвращение к жизни" — единственный советский фильм, в котором показано лагерное восстание. И это не в годы оттепели, а в склонном к забвению прошлого 1972 году.
Что же это за жанр такой, в котором работает Басов? Жанр, позволяющий показывать трагедию как фарс, прихотливо менять интонацию, нисколько не умаляя трагизма истории. Самый, что ни на есть, традиционный жанр европейской культуры. "Возвращение к жизни" — плутовской роман, или "пикаро". То есть рожденное эпохой барокко (ничуть не менее изуверской, чем ХХ век) повествование о похождениях деклассированного пройдохи, бездомного искателя удачи, несмотря ни на что вызывающего сочувствие. Литературоведы называют родовой приметой "пикаро" повествование от первого лица и отсутствие внятного композиционного рисунка. Так, именно эти особенности и определяют "странность" "Возвращения к жизни".
Что же, мудрый и смелый был режиссер Басов, рискнувший наложить на бред ХХ века барочную схему: эксперимент удался, удался даже чересчур.
1972 год
Коппола обрушил традиционную криминальную мифологию Голливуда и возвел новую: отныне мафия — не сумрачное подполье, а процветающий бизнес, и члены семьи Корлеоне — такие же эпические герои, как О'Хары из "Унесенных ветром".
"Крестный отец" (Фрэнсис Форд Коппола, США)
Фото: DIOMEDIA / Photos 12 Cinema
Белорусский фильм, снятый в вопиюще телевизионной манере, обязан занять почетное место в истории кино: как-никак первый экранный опус об убийстве президента Кеннеди.
"Вашингтонский корреспондент" (Юрий Дубровин, СССР)
Фильм британца Бурмена делит с "Заводным апельсином" (1971) Стэнли Кубрика лавры главной притчи о насилии как основном человеческом инстинкте. "Белые воротнички" обязаны стать дикарями, чтобы противостоять дикарству людского рода.
"Избавление" (Джон Бурмен, США)
"Новое немецкое кино" — главное и единственное европейское кинособытие десятилетия. Одержимый сверхчеловек Агирре ведет конкистадоров к стенам Эльдорадо, но приводит к мучительной смерти. Клаустрофобическая лесбийская мелодрама Фассбиндера приносит ему славу "нового Брехта".
"Агирре, гнев божий" (Вернер Херцог, ФРГ), "Горькие слезы Петры фон Кант" (Райнер Вернер Фассбиндер, ФРГ)
Животный, анонимный секс двух безмерно одиноких людей в пустой парижской квартире — символ похмелья, наступившего наутро после сексуальной революции 1960-х.
"Последнее танго в Париже" (Бернардо Бертолуччи, Франция)
Незадолго до того, как Виктория Федорова эмигрировала в Америку, она сыграла главную женскую роль в душер-р-раздирающем памфлете о моральной катастрофе эмиграции.
"Вид на жительство" (Александр Стефанович, Омар Гвасалия, СССР)
Плутовской кинороман
Направление
"Возвращение к жизни" осталось уникальным, беззаконным явлением советского кино. Неканонически взглянуть на эпопею "лесных братьев" сумел только эстонский "еретик" Калье Кийск в абсурдистских "Лесных фиалках" (1980). Командир партизан тихо сходит с ума, когда в его отряд заявляются сразу две группы парашютистов, каждая из которых уверяет, что она-то и есть заброшенная с Запада, долгожданная подмога, а их "двойники" — агенты госбезопасности. Вывести фигуру плута на просторы советской истории не рискнул после Басова никто из режиссеров. Те, кого искушал плутовской жанр, обращались к классике. Георгий Данелия восхитительно экранизировал "Приключения Гекльберри Финна" Марка Твена: отца Гека в "Совсем пропащем" (1972), кстати, сыграл Басов. Леонид Гайдай (1971) и Марк Захаров (1976) — "Двенадцать стульев". Василий Пичул деконструировал жанр в печальной экранизации "Золотого теленка" ("Мечты идиота", 1993), где певец Сергей Крылов сыграл толстого и лысого Остапа Бендера.
