«"Ла Скала" никогда не был местом, где можно расслабиться»

Александр Перейра о настоящем, будущем и московских гастролях театра «Ла Скала»

В сентябре на Исторической сцене Большого театра в рамках фестиваля «Черешневый лес» в Москве пройдут гастроли миланского театра «Ла Скала». В репертуаре — опера «Симон Бокканегра», «Реквием» Джузеппе Верди и концерт итальянской музыки. АЛЕКСАНДР ПЕРЕЙРА, директор и художественный руководитель «Ла Скала» c 2014 года, а ранее — директор Цюрихской оперы и интендант Зальцбургского фестиваля, ответил на вопросы СЕРГЕЯ ХОДНЕВА (AD).

Фото: РИА Новости

— Когда мы разговаривали четыре года назад в Зальцбурге, вы были полны планов и энтузиазма по поводу предстоящей работы там, на фестивале. И говорили чрезвычайно убежденно. Что случилось, почему вы расстались настолько резко и так скоро?

— Что делать, планы приходится иногда менять, если жизнь вмешивается. Я всегда мечтал работать в «Ла Скала». Меня ведь туда уже звали в 2005 году…

— Кстати, а почему вы не согласились тогда?

— В тот момент власти кантона Цюрих решили урезать содержание Цюрихской опере, где я тогда работал, более чем на 2 млн франков. Я объяснял президенту кантона, который был и министром культуры: «Слушайте, я не могу теперь, после того как я уже нашел для оперы 12 млн, найти еще 2 млн, я не всемогущий. У меня бюджет не сойдется». В конце концов он меня спросил напрямую: «Если я смогу уговорить правительство отменить это решение, вы останетесь?» И у меня не оставалось выбора. Вот и в 2013 году, когда меня пригласили в Милан, у меня тоже не было выбора, я считаю. Я сказал себе: ты всегда любил «Ла Скала», действуй, другого случая уже не будет! Зальцбургское руководство, конечно, не было очень довольно тем, что кто-то может вот так уйти с поста интенданта Самого Главного Фестиваля Мира, но что делать.

— А нельзя было все-таки формально отработать свой срок в Зальцбурге, а в Милане сделать «временное правительство» (как пришлось поступить фестивалю)?

— Нет, нельзя. Это Италия. Ждать никто не хотел.

— Вы говорили в 2012-м, что руководить фестивалем сложнее и интереснее, чем возглавлять театр…

— Знаете, все-таки нет. Я понял, что я не фестивальный человек, наверное.

Мне ближе обычный театр, который работает большую часть года, чем фестиваль, который длится шесть недель. На семи площадках. То есть каждый день у тебя куча событий одновременно, за которыми сложно уследить. Жить жизнью театра весь год изо дня в день — это все-таки другое. И потом, театр, который работает по системе stagione,— это тоже в каком-то смысле как фестиваль, только он продолжается постоянно.

— Насколько пристально вы следили за тем, что происходило в «Ла Скала» последние десять лет?

— Не особенно. Но, по моему опыту, это и не очень помогает. Не думаю, что мне сейчас было бы проще, если бы я это делал.

— Что именно вы всегда любили в «Ла Скала» — легенду, реноме храма итальянской оперы, публику, что-то еще?

— Оказалось, что больше всего я люблю саму команду. Они очень преданы театру — все до последнего рабочего. На редкость преданы. Но, конечно, это храм, куда тут денешься. Ведь все-таки это театр, который существует с 1778 года. В отличие, скажем, от Большого…

— У нас официально считается, что Большой существует с 1776 года.

— А, да? Но здание-то помоложе? То-то и оно. И Венская опера построена в 1860-е. А здание «Ла Скала» так и стоит со времен императрицы Марии-Терезии. Плюс сознание того, что тут работали Сальери, Россини, Доницетти, Беллини, Пуччини, Джордано — и все великие дирижеры тоже, Маринуцци, Тосканини, де Сабата и так далее — оно правда создает особую атмосферу, уж поверьте мне.

— И к чему вас как менеджера эта атмосфера обязывает?

— Тут есть и полюсы, и минусы. Часто приходится слышать, что, мол, при Тосканини не бывало того-то и того-то. Ну и что? Другое дело, что традиция — это как рюкзак, без которого вы в поход пойти не можете. Он у вас не перед носом, а за спиной, но все равно он с вами. Поэтому если бы я сказал: «Мне не нужен ваш дух места, я хочу стильный модный остроактуальный театр» — я был бы неправ. У нас в этом году будет современная опера Сальваторе Шаррино, мировая премьера, на будущий год — опера Дьёрдя Куртага. Но то, что до моего прихода в «Ла Скала» 150 лет не исполняли «Жанну д`Арк» Верди, один из его шедевров,— это разве не безобразие?

— Вы критиковали отношение государственной бюрократии к Зальцбургскому фестивалю, а в Милане с этим не сложнее?

— Знаете, в чем проблема Зальцбургского фестиваля? Там есть надзирающий совет, Kuratorium. В нем представлены город Зальцбург, земля Зальцбург, комитет по туризму и федеральные министерства культуры и финансов. И в уставе сказано, что они могут принимать решения только единогласно. Если кто-то скажет «нет» — решение заблокировано. Это абсурдно, артистический мир не может строиться без обмена мнениями и возражениями.

— Но у «Ла Скала» же тоже есть такой совет?

— Да, туда входят мэр Милана, двое представителей государства, представитель региональных властей, представитель Коммерческой палаты, руководители Eni, банка Intesa и Fondazione Banca del Monte. Но там решения принимаются простым большинством, вот в чем все дело. Нормальная демократическая процедура.

— Насколько комфортно быть австрийцем во главе «Ла Скала» — учитывая австрийское владычество в Ломбардии и прочие конфликты из прошлого?

— Не думаю, что сейчас люди это воспринимают негативно. В лицо мне по крайней мере об этом не говорили. Наоборот, я от многих слышал, что эпоха Марии-Терезии была временем расцвета Ломбардии. Другое дело, что «Ла Скала» — это именно итальянский национальный бренд, причем один из престижнейших. Наверное, доверять его иностранцу действительно непросто. Тем более что это уже второй раз — мой предшественник (Стефан Лисснер, артистический директор «Ла Скала» в 2005–2014 годах.— “Ъ”) был француз. И они не позвали бы меня, если бы на примете было много сильных итальянских кандидатов, так ведь? Надо надеяться, что со временем они появятся, но пока все так.

— И тем не менее в Милане у вас с властями почти сразу возник конфликт.

— А, это насчет копродукций с Зальцбургским фестивалем? Ну, дело было в том, что они вообразили, будто я сам у себя эти постановки купил. Вот на одной стороне стола я и на другой — тоже я, такая сделка. Глупость невероятная! На другой стороне сидели Хельга Рабль-Штадлер (президент Зальцбургского фестиваля) и Свен-Эрик Бехтольф (временный художественный руководитель фестиваля), мы спорили, отчаянно торговались. Когда мэр Милана получил официальные разъяснения и убедился, что я лично ни цента с этого не получил, весь этот скандал рассыпался. А сейчас… Ну, «Ла Скала» никогда не был местом, где можно расслабиться и спокойно сидеть в кресле. Там все время сложности. Но у меня есть доверие и поддержка мэра, и вместе нам кое-чего уже удалось достичь.

— Например?

— «Ла Скала» старается стать автономным. Не заведением на одном уровне с оперными театрами Кальяри, Катании или Бари, а оперным домом, который стоит наравне с Нью-Йорком, Веной и так далее. Мы этого добились.

— А при Лисснере этого не было? Чего не хватало для этого?

— Нет, не было. Я говорю о вопросах финансовых и организационных. Вот очень простой пример. По итальянским законам при обычном театре есть попечительский совет из пяти человек. Одно место у государства, еще одно у мэра, еще регион и Коммерческая палата. Остается только одно место, куда можно посадить спонсора. А у «Ла Скала» теперь в попечительском совете 15 человек. И десять мест — это спонсоры. У нас их, правда, пока только девять. Но каждый дает театру €3 млн.

— Каждый год?

— Нет, не совсем, там в общей сложности получается по €9 млн за пять лет. С каждого. Видите ли, треть своего бюджета «Ла Скала» получает от государства, треть от кассы, и нужна еще треть, которую могут обеспечить только спонсоры. Это почти €40 млн. И тут нужна довольно гибкая система управления. Если «Ла Скала», получается, две трети бюджета добывает самостоятельно, то и управляться он должен скорее как частная компания, а не как государственное предприятие. Лисснер пытался этого добиться, но у него не получилось, один профсоюз сопротивлялся. А теперь у нас есть согласие всех профсоюзов.

— Во что вы направляете прибыли в первую очередь?

— Инвестировать можно только в качество театра, это понятно. Для «Ла Скала» это значит, на мой взгляд, что театр должен быть максимально итальянским и в то же время интернациональным. Ведь он почему прославился? Благодаря итальянскому репертуару. Не благодаря замечательному исполнению опер Прокофьева — с этим, вероятно, лучше идти в Мариинский. Но при этом у меня в репертуаре пока только одна вещь Беллини. Одно название из веризма — «Сельская честь». Теперь еще есть «Ужин с шутками» Джордано, будет еще его «Андре Шенье». Но почти нет Пуччини. Конечно, это надо менять. Но я не могу сделать театр исключительно итальянским. В наше время это грозит провинциальностью. Стефан (Лисснер.— “Ъ”) завел правильную практику — по четыре-пять названий из международного репертуара каждый год, это количество нужно оставить. Но мы же хотим, чтобы и итальянские оперы все-таки были достойно представлены, так? И тогда получается, что единственное решение — это увеличить общее число постановок в сезоне, чтобы всему нашлось место. Но это стоит денег.

— И для этого вы приглашаете спонсоров в попечительский совет?

— Не только. Моя задача — организовать вокруг «Ла Скала» международное сообщество.

— Наподобие «Друзей Зальцбургского фестиваля»?

— Это один вариант, да. У «Ла Скала» есть такие фонды — в Америке, в Швейцарии. Но есть и просто индивидуальные люди со всего света, которые восхищаются этим театром и для которых важно, что они могут ему помочь. Вот, например, Михаил Куснирович — благодаря ему мы приедем на гастроли в Москву этой осенью.

— И сколько собирается денег?

— В прошлом году я лично, используя свои связи, собрал €10,8 млн. Это много, такого в «Ла Скала» еще не было. Но для меня важнее, что таким образом я обеспечиваю театру спокойное существование. Ведь всегда есть риски. Сейчас везде сокращают государственные субсидии — наверное, и в России тоже, да? Тут ничего не поделаешь. Единственное, что можно этому противопоставить,— это частные деньги, меценатскую инициативу. Это прежде всего гибкость. Скажем, у меня есть сеть из 60 спонсоров. Если десять отпадет — останется еще 50. А государство — одно. И оно в любой момент может сказать: «У меня нет для вас денег» — и ничего с этим не поделаешь.

— И вы уверены, что впредь будете находить эти деньги?

— Да. Я должен. Понимаете, времена изменились бесповоротно, менеджеры должны не только грамотно тратить средства, но и уметь их добывать. Конечно, это сложно, конечно, тут есть лимит возможностей — я чисто физически могу обойти какое-то конечное количество людей. А я должен идти лично и просить, просить и просить. Это я никому не могу поручить. Но мне, возможно, легче, я когда-то был менеджером по продажам в Olivetti. Ходил и предлагал купить пишущие машинки. Поначалу было, конечно, ужасно обидно, когда передо мной захлопывали дверь. Я шел в ближайшее кафе и плакал, чувствуя себя гадким утенком каким-то. Но потом я понял, что на отказ нужно реагировать спокойно — как куклы-неваляшки, знаете? Мало ли, может, этому человеку просто не нужна машинка. Или она у него уже есть.

— Сколько у вас будет постановок в будущем сезоне?

— Пятнадцать опер, из них шесть — совершенно новые постановки, а еще две — копродукции с Зальцбургом. И семь балетов.

— Балет — тоже ваша сфера ответственности?

— Да, хотя я решил большую долю ответственности доверить Мауро Бигонцетти, который руководит балетной труппой. Сложность в том, что балет «Ла Скала» слишком долго жил на репертуаре 70–80-х. Эти спектакли все видели, и помногу. Из-за этого уходит публика. Никто не хочет в сотый раз смотреть «Дон Кихота». Я решил делать три новых постановки каждый год — а раньше была одна раз в два-три года. Надеюсь, что труппа поймет мои резоны.

— А с публикой вы нашли общий язык, как вам кажется?

— Публика в «Ла Скала» не самая простая, это понятно. Есть проблема loggionisti (завсегдатаи галерки, не стесняющиеся в выражении эмоций.— “Ъ”). Но я позвал к себе представителей их организаций…

— Простите, а у них прямо официальные организации есть?

— Да, их три, в каждой человек 150. Называются «Amici di loggione» («Друзья галерки») или как-то так. Я сказал им: послушайте, если из двадцати знаменитейших певцов восемь мне говорят: «Нет, я не хочу петь в “Ла Скала”, зачем мне ехать туда, где меня освистают, если во всех остальных театрах мира мне будут кричать “браво”?» — то что получается? Мне все равно нужно ставить «Аиду», «Дон Карлоса». Хорошо, я беру певца второго разряда, который на все согласен. Вы злитесь еще сильнее. Окей, мне приходится приглашать человека уже третьего разряда — потому что предыдущий мне сказал, что больше он в «Ла Скала» ни ногой. И что? Вы же любите оперу, но получается, что вы ее убиваете. Давайте устроим мораторий на пару лет и дадим хорошим артистам шанс вернуться. Потому что вы же сами понимаете, что на самом деле освистанные вами певцы иногда очень и очень хороши.

— И получилось?

— Знаете, да, сработало на первом же открытии сезона. Ну, было чуть-чуть «бу», как везде, но в остальном все прошло очень мирно. А в целом публика меняется. Сейчас «Ла Скала» четверть билетов отдает с очень большой скидкой школам, студентам, пенсионерам и так далее. Приходит очень много детей — в этом году было 55 тыс. То есть зритель молодеет. С другой стороны, абонементов берут все меньше и меньше. Это естественно. Скажем, вот я зритель. Я не хочу расписываться в том, что 10 ноября 2017 года я непременно пойду в оперу — понятия не имею, что я буду делать в этот вечер. Особенно если я человек молодой. Нужно принимать во внимание тех, кто приходит в театр спонтанно, иногда в последний момент.

— Что должно произойти, чтобы вы могли себе сказать: я пришел в «Ла Скала» не зря? Есть ли здесь для вас какие-то осязаемые критерии, помимо финансовой успешности?

— Художественных целей у меня лично очень много, но на самом деле все очень просто. Итальянцы — самый одаренный народ на свете. Но не очень терпеливый. Если профсоюз о чем-то меня спрашивает, а я не отвечаю в течение часа, они уже бушуют. Так вот, если бы я мог помочь команде театра добыть те буквально 10% терпения, которых не хватает для того, чтобы обходиться без кризисов,— это было бы безусловное благо для театра. Тогда я бы счел свою задачу выполненной.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...