История о плотнике, пытающемся получить пособие от государства, стала фаворитом Каннского кинофестиваля: "Я, Дэниел Блейк" Кена Лоуча получил "Золотую пальмовую ветвь". Обозреватель "Огонька" побеседовала с режиссером о новых "униженных и оскорбленных"
Кен Лоуч надеется, что кино окажется сильнее бюрократии
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— В прошлом году вы заявили, что завершаете карьеру режиссера. Что заставило вернуться?
— Я оглянулся вокруг и увидел, что происходит — в моей стране и в Европе, где люди страдают, голодают и погибают. Я не смог промолчать. Мне сложно оставаться равнодушным наблюдателем. Неважно, идет речь об истреблении нации или о страданиях единственного человека. Вспомните Льва Толстого. Он писал, что история народа отражается в каждой отдельной судьбе. Мне нужно было сделать что-нибудь правильное, выразить свой протест, показать страдания людей. Когда мы в прошлом году работали над "Залом Джимми", который я объявил своим последним фильмом, наша команда восемь месяцев провела вдали от дома. Съемки оказались очень трудными, особенно для меня. Знаете, я уже совсем не молод! Мой новый фильм — небольшой, камерный. Почти всю картину мы отсняли в Ньюкасле и его окрестностях. Если в будущем я продолжу снимать картины, то лишь подобные этой, небольшие и камерные, чем-то похожие на те, которые я снимал 40-50 лет назад.
— Кроме главного героя, сыгранного актером Дейвом Джонсом, у вас играют непрофессионалы. Почему?
— Мне нравится думать, что я снимаю достоверные картины. Для них я ищу реальных героев, то есть людей, которые сами пережили ту или иную ситуацию. Кстати, Дейв Джонс, хотя он в Великобритании и известный комик, идеально вписался в свою роль. Он, например, родом из Ньюкасла. А его отец был плотником. Правда, ко мне в картину он попал совершенно случайно. Услышал, что где-то недалеко от его дома собираются снимать фильм, связался с продюсером и пришел на пробы. Остальные персонажи — непрофессионалы. Даже полицейские из моей картины в жизни тоже работают полицейскими. Мне удалось уговорить нескольких должностных лиц из Национальной службы занятости Великобритании сняться в картине. Правда, многие из них оставили работу в агентстве, потому что были не в состоянии смириться с царящей там бесчеловечностью.
— Казалось бы, служба занятости нужна, чтобы помогать людям в трудную минуту. В вашей картине она скорее мешает... Действительно это так? И все ли ищущие социальной поддержки на самом деле в ней нуждаются?
— Напротив, я думаю, что показал эту систему еще в слишком мягкой форме. Во время подготовки к съемкам нам довелось встретить и пообщаться со многими несчастными, вынужденными искать государственных субсидий. Многие из них были серьезно больны, другие долго не могли найти работу, хотя активно искали. Их "вина", если так можно выразится, была лишь в том, что работы просто не было. Ее не было! Все эти люди были порядочными, честными, трудолюбивыми. Многим из них приходилось выбирать между отоплением и едой. Мы познакомились с одним беднягой, который несколько зим подряд не смел включить отопление и выживал за счет консервов из самого дешевого супермаркета, его нашли в квартире почти замерзшим. Другой показал на нам свое жилье-конуру, в которой был лишь матрас и холодильник. Мы попросили, можно ли заглянуть в его холодильник. Он страшно смутился, открыл, там ничего не было... Как он признался, уже несколько дней. Рядом со мной, у меня под носом люди погибают от голода и холода! Многие из тех людей, с которыми нас свела судьба, столкнулись с бюрократией британской социальной службы. Многие оказались после такой "поддержки" либо на улице, либо в больнице. Конечно, не каждый искатель социального пособия автоматически хороший человек и не каждый социальный работник — бюрократ. Но поверьте, в социальных службах черствых людей очень много. Что за общество мы построили, где многие трудолюбивые и честные люди, такие как мой герой, вынуждены из-за болезни прекратить работу, к новой их не допускают — по состоянию здоровья — и пособия тоже не дают?.. Мы построили общество, где рабочих людей держат в страхе перед нищетой и за счет этого безжалостно эксплуатируют. Где богатые получают за это еще больше прибыли и наград. А политики вынуждают бедных принимать вину за свою собственную нищету на себя. И слабые не выдерживают. Как в моей картине. Мать-одиночка начинает торговать своим телом, а у талантливого и порядочного столяра отказывает сердце. Трагедии я редко снимал. До настоящего момента всегда обходился тем, что даже в самой безнадежной ситуации старался найти немного юмора. Но в последней картине чувство юмора мне отказало. По-другому свой фильм я закончить не смог. Борьба двух "маленьких людей" недостаточна для того, чтобы победить целую систему.
— Что может изменить эту систему?
— Один фильм ничего изменить не сможет. Но ведь каждый борется своими методами. У моего героя, человека другого поколения, свое представление о борьбе. Он изрисовывает стены ненавистного ему учреждения граффити, после чего попадает в полицейский участок. Более молодой человек, знакомый с современными технологиями, наверное, снял бы видеофильм на свой мобильный и выставил его на YouTube. Это произвело бы больший эффект. Однако я всегда был убежден, что кино — мощное средство пропаганды. Один фильм ничего не изменит, несколько картин уже изменят... Как и многочисленные протесты, они заставят некоторых ответственных людей задуматься над своими решениями.
— Британские прокатчики картину пока не купили?
— Да, в Великобритании у меня пока нет дистрибуторов. К сожалению. Но я очень надеюсь, что они рано или поздно найдутся. Я был бы счастлив, если мою картину купила бы небольшая компания и показала ее в нескольких небольших кинотеатрах. Пусть ее покажут хотя бы в ограниченном прокате. Но пока у меня нет никаких ожиданий. Я готов ко всему. Я уже счастлив тем, что картину купили почти во всех европейских странах, и мне очень любопытна реакция зрителей на нее.
— Великобритания всегда шла своим путем...
— ...и теперь у меня есть опасения, что ее курс делает резкий поворот вправо. Это означает дальнейшее уменьшение прав рабочих и служащих, ухудшение условий труда, снижение и без того мизерных зарплат, отсутствие средств на охрану окружающей среды и многого другого, за что люди боролись еще в прошлом веке. Профсоюзы стали слишком слабы или продажны, чтобы противостоять. У рабочих не остается надежды на выживание. А у нас все по-прежнему обсуждают вопрос "входим или не входим в ЕС"! Вопрос нужно ставить по-другому. А именно, как объединиться всем вместе, над чем работать сообща, чтобы создать сильную оппозицию. Нам нужно не развивать и культивировать индивидуализм, чтобы легче было управлять друг другом, а объединять усилия.
— Вы не думали о том, чтобы снять фильм о беженцах?
— Это очень большая проблема. Она доставляет мне глубокое беспокойство. У меня и так повышенное давление, и нет никакой надежды на его стабилизацию, когда я вижу, что происходит вокруг. Я много думал на эту тему. Но мне кажется, что у меня не хватит ресурсов. Для такой картины нужен другой масштаб, более эпический, чтобы достоверно изобразить трагедию войны и показать судьбы беженцев. Кроме того, у меня недостаточно материала, нет знания языков и других культур... Наверное, будет лучше, если такой фильм снимет режиссер из Сирии, Ирака или Афганистана. У него получилась бы более подлинная и оригинальная картина, чем у меня.