Основатель "АйТи" и председатель совета директоров одноименной группы компаний ТАГИР ЯППАРОВ видит большие перспективы для российских разработчиков ПО, открывающиеся в продуктовых сегментах, которые только зарождаются на волне всеобщей цифровизации и всеобъемлющего интернета. Здесь, по его словам, у отечественных игроков есть шанс если не стать законодателями мод, то неплохо заработать.
Фото: Светлана Привалова, Коммерсантъ / купить фото
— Каков, на ваш взгляд, самый сильный тренд в развитии ИТ, который оказывает самое сильное влияние на рынок?
— Сегодня мы наблюдаем зарождение цифровой экономики. Интернет вещей — один из ее элементов. Создаются новые модели развития и повышения эффективности как бизнеса, так и государственных организаций, производственных предприятий. Это происходит за счет использования ИТ. Возникают трансформирующие концепции, которые общим словом можно назвать уберизацией сложившихся индустрий. Суммарно это все дает картину следующего этапа развития, на котором повышение эффективности зрелых отраслей возможно только за счет глубокого инновационного подхода, основанного на новых ИТ.
Уберизация происходит не только в отраслях, где игроки работают с массовым потребителем. Эти процессы идут в финансовом секторе, здравоохранении, образовании, транспорте и так далее. Есть менее заметные изменения, превращающие целые отрасли в "индустрии 4.0". Эта парадигма подразумевает трансформацию предприятий в цифровые, где полный жизненный цикл любого изделия описан в электронном виде: от чертежа, выпуска компонентов, сборки, эксплуатации до его утилизации. Переход на цифровое производство резко сокращает число работников, повышает на порядок эффективность, скорость и точность процессов, делает бизнес более гибким и масштабируемым.
— Какие изменения это вызывает на глобальном уровне?
— Производства возвращаются в развитые страны, которые снова становятся индустриальными. Это очень важный исторический поворот. Мы видим такие примеры в Америке, в Европе. Из стран с дешевой рабочей силой фабрики и заводы снова переносят на Запад. Это меняет расстановку сил на глобальном уровне. К примеру, новейшие заводы Tesla построены в Неваде в США. Попросту затраты на логистику сегодня нивелируют весь финансовый эффект от использования многочисленной и дешевой рабочей силы стран третьего мира Tesla действует так не из патриотических соображений, а потому, что ее затраты так скорее окупятся.
То же происходит в сфере ИТ-услуг: колл-центры в Индии, Филиппинах закрываются. Вместо живых операторов все больше используются интеллектуальные голосовые системы, умеющие распознавать, анализировать и синтезировать речь. Таким образом, меняется структура как глобальной экономики, так и локальных рынков. И этот процесс движется за счет ИТ-инноваций, проникающих во все индустрии.
— Как это может отразиться на российской экономике?
— Все эти тренды в какой-то степени отражаются и на нашей стране. Причем в российских масштабах позитивные эффекты, которые несет цифровизация, могут стать еще более заметными. Но самое главное, что у российских компаний есть потенциал в сфере создания новых программных продуктов, на которые возникает спрос на волне этой трансформации. Причем они могут быть востребованы как локально, так и на глобальной арене. К примеру, интернет вещей — одна из тем, где уже много стартапов и в РФ, и в мире. Лидеры пока не установились. Именно такие совершенно новые направления несут возможность для российских разработчиков ПО: там еще есть место и пустые ниши. На сложившихся зрелых рынках, где уже есть сильные игроки, у нас мало шансов. К примеру, разработка новой СУБД с точки зрения бизнеса финансово невыгодный проект. У клиентов уже сложилась привычка использовать распространенные продукты, есть сильные лидеры среди поставщиков.
— Вы поменяли свою стратегию в связи с экономическим спадом?
— Главное изменение, которое произошло в нашей стратегии с середины 2000-х,— ориентированность на мировой рынок. Раньше мы стремились конкурировать с западными поставщиками за счет более глубокого знания российской специфики. Поэтому выпустили свой продукт для кадрового учета, для электронных госуслуг, электронного документооборота. И мы не стремились продавать эти продукты нигде, кроме РФ и СНГ. Но к 2005-2006 годам мы поняли, что российский ИТ-рынок слишком мал: всего около 1% от мирового. Приняли решение инвестировать только в те разработки, которые потенциально могут быть востребованы за рубежом. Это сильно изменило наш фокус, стратегию, сценарии развития. Мы пошли в те направления, которые только-только зарождаются: мобильность, интернет вещей и так далее. Нас интересуют новые подходы, внешние рынки, развивающиеся и большие по масштабу продуктовые сегменты.
— Если говорить об интернете вещей, подключенных автомобилях и прочих новых направлениях, Россия здесь уже в роли догоняющего. Отечественным компаниям остается лишь заниматься прикладным ПО: ниша платформ и экосистем уже закрыта.
— Я не считаю, что российские компании в числе догоняющих. Например, у нас есть продукт "ПСС.Платформа", который мы используем для разработки приложений, управляющих двухуровневыми сетями интернета вещей. Платформа позволяет очень быстро выпускать приложения для сетей, состоящих из любых устройств, которые управляются через узлы, в свою очередь объединенные в сеть. К примеру, это может быть сеть датчиков освещения: на тысячу таких датчиков может приходиться один узел управления. Если светильников 100 тыс., то необходимо уметь управлять сотней узлов и мониторить состояние всех элементов.
Интернет вещей подразумевает, что конечные устройства получают больше "мозгов", то есть программы, которые на них устанавливаются, становятся "умнее". С помощью нашей платформы можно быстро запрограммировать логику конечных устройств и узлов, прописать правила их функционирования и взаимодействия между собой, сценарии управления узлами и мониторинга состояния объектов. Сфер применения этой архитектуры огромное множество: уличное освещение, терминалы оплаты на городском транспорте, системы мониторинга экологической обстановки, решения для управления "умным" офисом, отелем, инфраструктурой и так далее.
— Городское освещение и раньше отлично работало, в чем преимущество использования подхода IoT?
— Раньше фонари на улицах включались централизованно поворотом тумблера. Теперь за счет того, что каждый фонарь становится "умным", он может включаться и отключаться сам при необходимости в зависимости от реальной освещенности. При этом отслеживается состояние каждого фонаря, система может предсказать дату плановой замены светильника, компонентов сети и так далее.
За счет применения стандартных протоколов и готовой платформы под такую двухуровневую архитектуру подобные решения можно создавать очень быстро, их легко масштабировать и модифицировать. К примеру, на создание решения для управления городским освещением у нас ушло всего четыре месяца с момента получения заказа. Если бы писали софт с нуля, потратили бы на это два года.
— Это решение может быть востребовано иностранными заказчиками?
— У нас уже есть хороший рынок в РФ и соседних странах — например, ведутся проекты в Казахстане. Начались первые переговоры в Европе, где мы сверхконкурентны по цене, хотя российское происхождение и является некоторым препятствием. Есть первый муниципальный проект вне РФ, где нас всерьез рассматривают как одного из потенциальных поставщиков. Рынок активно развивается, и я пока не вижу здесь жесткой конкуренции. Поставщиков много, но сложившихся лидеров пока еще нет. Именно в таких инновационных сферах есть шанс у российских игроков. Если посмотреть на историю наших самых успешных ИТ-компаний, они поднимали бизнес именно в новых, зарождающихся сегментах. Пока еще есть возможность встроиться в экосистему, стать полноценным, конкурентным игроком.
К примеру, мы сотрудничаем с Cisco: предлагаем свою платформу для управления "умными" лампами Phillips. Мы их партнер по поставке программных решений для управления светильниками "с интеллектом". Им выгодно работать с нами, потому что сегодня их собственное решение стало дорогим для многих клиентов. А без софта для управления светильники бесполезны — их не будут покупать. Наша задача сейчас — создать как можно больше таких партнерств, встроиться в экосистему. И скорость здесь один из решающих факторов.
— Интернет вещей и подобные решения на базе стандартных открытых протоколов, несмотря на все преимущества, повышают риски для информационной безопасности. Как с этим быть?
— Да, это главная тема дискуссий, которые ведутся вокруг интернета вещей. Рисков действительно возникает много. В электросетях, организованных по типу Smart Grids ("интеллектуальные" электрические сети), каждый потребитель энергии становится также и потенциальным поставщиком. Концепция подразумевает активное использование ВИЭ частными лицами и компаниями. К примеру, у человека установлена солнечная батарея на крыше, которая компенсирует часть его энергозатрат. Когда он уедет в отпуск, то генерируемая его крышей энергия может поставляться в общую электросеть. Балансировать нагрузки в такой сети становится на порядок сложнее — злоумышленники получают возможность за счет наличия этой обратной связи перегрузить сеть и вызвать коллапс. Любая система, в которой есть функция дистанционного управления, по умолчанию становится уязвимой. Мы все помним историю хакерской атаки на атомную электростанцию в Иране, примеры того, как перехватывают управление "умным" автомобилем.
В сфере защиты от таких угроз уже ведется активная работа, в том числе российскими компаниями. Мы как поставщик платформы можем опираться только на существующие технологии безопасности.Это сложная специализированная задача, которую можно решать только в кооперации с партнером, занимающимся ей профессионально.
Сейчас сфера интернета вещей только зарождается, поэтому вопросы защиты не являются ключевыми: попросту решения еще недостаточно широко распространены. Но в ближайшие годы мы станем свидетелями громких инцидентов, что подтолкнет и потребителей к использованию средств защиты, и разработчиков к их созданию.
— Закрытые экосистемы более безопасны и удобны — корпоративные потребители, вероятно, в области IoT предпочтут такого рода решения. Но здесь у российских разработчиков мало шансов, то есть все-таки им остается роль поставщиков прикладных программ под эти экосистемы...
— Это привлекательная перспектива, и понятно, почему все об этом говорят. Но пока ни разу никто из российских разработчиков ПО не стал законодателем мод ни в одном продуктовом сегменте. Нужно признать, что первые роли в ближайшие 10-15 лет недоступны для отечественных компаний. Но я бы не стал недооценивать рынок прикладных программ.
Примерно для двух десятков российских производителей ПО выручка в $100 млн в год — пройденный этап. Следующий уровень, куда следует стремиться,— выручка в $1 млрд. Всего несколько сотен игроков в мире достигли таких оборотов, и в этот закрытый клуб могут в ближайшие годы войти несколько российских ИТ-компаний. Как раз создание прикладной платформы, решений для конкретных практических бизнес-задач может дать нужный рост выручки. При условии, что эти продукты будут конкурентными за рубежом. Миллиардных компаний, выпускающих прикладное ПО, в мире много, это работающий сценарий. Так что не стоит пренебрегать данным сегментом: здесь российские разработчики могут создать масштабный бизнес.
Строить собственную глобальную экосистему очень сложно. Нужно иметь плотное взаимодействие с уже сложившейся отраслевой экосистемой, состоящей из производителей "железа", компонентов, клиентского оборудования, участвовать в формировании стандартов. Здесь уже альянсы сложились. По этой причине российский дистрибутив Linux не может стать популярным на глобальном уровне. Потому что для всех распространенных дистрибутивов одним из главных контрибьюторов была компания Intel, которая разработала программу верификации платформ, чтобы поддержать различные ОС и расширить свое влияние. Это партнерство очень важно, ведь, чтобы выпустить промышленный дистрибутив, он должен быть оптимизирован под конкретный чипсет, интеграция с "железом" — ключевой фактор успеха. Российские поставщики пока не в числе тех, с кем Intel готова плотно взаимодействовать.
Но это не должно стать абсолютным препятствием, нужно пытаться. Мы прошли подобный путь со своим мобильным приложением WorksPad. Интегрировали его со всеми распространенными MDM-платформами (Mobile Device Management — система для управления мобильными устройствами), кроме лидирующей — MobileIron. Два года пытались с ними договориться, они нас игнорировали. Мы теряли клиентов из-за этого, так как многие работают на этой платформе. Но продолжали стучаться в их двери, развивали продукт, получали освещение в СМИ, демонстрировали отзывы клиентов, интегрировали приложение со всеми их конкурентами. В итоге эта крепость пала, и они даже планируют нас продвигать среди своих потребителей.