Не последняя императрица

Анна Наринская о книге «Императрица Цыси» Цзюн Чан

Цзюн Чан родилась в Китае в 1952-м в семье партийных функционеров. Как большинство людей этого слоя, ее родители пострадали во время "культурной революции" — ее отец, не пережив всяческих издевательств и тюремного заключения, сошел с ума. После смерти Мао Цзюн Чан удалось уехать в Англию. Там она живет до сих пор.

В 1991 году Цзюн Чан выпустила книгу "Дикие лебеди" — документальную историю о жизни женщин трех поколений своей семьи. С тех пор этот текст перевели больше чем на 30 языков, а мировой тираж составил 10 млн экземпляров (и это при том, что в самом Китае книга запрещена).

"Дикие лебеди" отчасти задумывались как протест против принятых среди западных интеллектуалов восторгов по поводу маоизма — и можно считать, что этот протест удался. Рассуждениям французских "новых" философов о "великом и значительном" насилии "культурной революции" Цзюн противопоставила рассказы о реальных муках своих родителей. Восторженные теоретизирования она сличила с личными воспоминаниями об отвратительных унижениях и кровоточащих ранах — и это сработало.

Такого нельзя сказать о следующем проекте Цзюн Чан — вышедшей в 2005 году книге "Неизвестный Mao", которую она написала в соавторстве со своим мужем историком Джоном Холлидеем. Там практически открыто говорится, что среди историков и философов существует нечто вроде заговора, цель которого оправдывать Мао, не показывая всю глубину его злодеяний. Но, настаивая на этом, Цзюн и Холлидей использовали скорее эмоциональные приемы, чем исторические данные — в итоге "Мао" раскритиковали ученые что левых, что правых взглядов и книга была занесена в разряд памфлетов, а не исследований, с которыми стоит считаться.

Это не остановило Цзюн Чан: в своем следующем труде, посвященном последней китайской императрице Цыси, она проделывает тот же фокус. Опять находит в мировой исторической науке заговор. Правда, знаки — по сравнению с "Мао" — меняются на обратные. Если Мао, уверяет она, историки пытаются обелить, то Цыси — очернить.

"Последние сто лет отмечены предельно несправедливым отношением к Цыси, которую называли то жестоким тираном, то безнадежно бестолковым правителем, а иногда награждали сразу обоими эпитетами,— пишет Цзюн.— Признаны совсем немногие ее достижения, а когда их признавали, то неизменно приписывали мужчинам". То есть, утверждает Цзюн Чан, репутация императрицы Цыси — результат мужского шовинизма, господствующего в историческом подходе, да и вообще в сознании.

Вдовствующая императрица Цыси (она правила невероятно долго — с 1861-го по 1908 год) действительно пользуется не лучшей репутацией, причем ее дурная слава достигает не только знатоков Китая, но прямо-таки любого туриста. Всякий приехавший в Пекин обязательно посещает Летний императорский дворец — вторую по значимости тамошнюю достопримечательность после Запретного города — и узнает, что на его строительство Цыси потратила деньги, собранные на укрепление китайского военно-морского флота, и что именно эта нецелевая трата привела к поражению в войне с Японией (1894) и потере Кореи, раньше бывшей провинцией Китая.

История взаимоотношений Цыси с Западом российскому читателю кажется на удивление узнаваемой

В книгах, по которым историю Китая изучают большинство студентов в англоязычных странах, Цыси аттестуется как "хоть не лишенная врожденной смышлености и решительности, но при этом необразованная, консервативная, продажная и эгоистичная, ставящая собственные интересы выше интересов страны". Эту оценку вроде подтверждают исторические факты: за время своего правления Цыси потеряла множество территорий, не справилась с задачей модернизации, а потом пыталась использовать в своих целях отряды восставших националистов-ихэтуаней, что привело к вводу в Пекин в 1901 году европейских, русских и японских войск и подписанию позорной для Китая капитуляции.

Эти факты Цзюн Чан препарирует способом, возможно, убедительным в художественном смысле, но никак не работающим в историческом. Личная история Цыси так увлекательна (она выбилась в императрицы из наложниц, совершила дворцовый переворот, имела роман с дворцовым евнухом, держала в заложниках своего приемного сына императора Гуансюя, а перед собственной смертью отравила и его, страшась, что он отдаст власть неугодным ей политикам), что, описывая все эти захватывающие интриги, очень легко предлагать романные, а не научные вердикты. Что автор биографии и делает.

Цзюн Чан прибегает к простому приему: она приводит общеизвестные обвинения против Цыси и пишет, что это "совершенная неправда". Никаких доказательств — неправда и все. И точно так же бездоказательно утверждает, что именно Цыси стояла у истока редких удач того времени. Вот, например, она пишет о коротком броске Китая на путь реформ: "Авторы учебников однозначно записывают его в заслугу императору Гуансюю, а Цыси осуждают как ультрареакционного противника. На самом же деле именно вдовствующей императрице принадлежит инициатива этих реформ". Именно ей принадлежит, заявляет Цзюн Чан. А читателю предлагается просто верить.

Такое страшно расхолаживает. А жаль. Потому что для тех, кто любит находить в прошлом схемы настоящего (а кто этого не любит!), жизнеописание Цыси могло бы быть прекрасным материалом для сопоставлений. Скажем, изложенная в книге Цзюн Чан история ее взаимоотношений с Западом российскому читателю кажется на удивление узнаваемой.

В начале своего правления Цыси восхищалась достижениями западных стран, хотела многое у них перенять. Но потом отношения усложнились — не в последнюю очередь из-за личных обид императрицы на высокомерное и вероломное, как ей казалось, поведение западных правителей и их представителей. Например, на приеме для жен дипломатов она взяла одну из дам за руку и объявила: "Все мы из одной семьи". А западные представители, пишет Цзюн Чан, все равно наносили ей политические и нравственные удары. Из-за нанесенных обид относительная открытость Цыси Западу сменилась ненавистью, она связалась с отрядами националистов и ксенофобов, что привело к краху.

Прочитанная в наше время в России эта история вроде бы наталкивает на сравнения, но натяжки и декларативность книги Цзюн Чан и ее очевидный феминистско-конъюнктурный заход даже неискушенному в исторической науке читателю не дают отнестись к этой книге как к достоверной. И, соответственно, как к источнику для интересного думанья.

Цзюн Чан. Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая. Пер. С. Белоусова. М.: Центрполиграф, 2016

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...