Богатая бедность

Выставка живопись

В одной из самых плодовитых на выставки классического русского модернистского искусства петербургской галерее KGallery чествуют Владимира Шагина (1932-1999). В экспозицию вошло более двухсот живописных и графических работ из разных собраний. КИРА ДОЛИНИНА считает, что ничего нового о художнике эта выставка не расскажет, а вот для нас самих она может оказаться чрезвычайно актуальной: она о свободе внутри несвободы.

Владимир Шагин — идеальный художник эпохи классического модернизма, которая на Западе окончилась с пришествием Энди Уорхола, а у нас как раз умерла почти одновременно с советской властью. Искренняя вера зрителя в то, что настоящий художник должен быть сир, бос, наг, беден, при жизни не признан и чаще всего пьян, порождала особенные мифы про особенных художников. Ван Гог был бедным и сумасшедшим. Гоген бросил кормившую его должность биржевого брокера и укатил черт знает куда жить под пальмами. Тулуз-Лотрек был богат и знатен, но зато был убог телом. Дега тоже был богат, но к старости ослеп. Ну а Модильяни был нищим и умер молодым и красивым. В эту же парадигму попали и старые мастера, среди которых особый культ вырос вокруг Рембрандта (с легкой руки французов XIX века на пару столетий ошибочно записанного в нищие старики) и Курбе (тюрьма и долги за революционные игры позволили включить его в этот пантеон). Гонимый советский формализм в мифах не нуждался — после 1934 года в нищету и забвение он был загнан официально. Художники арефьевского круга, определившие себя как "Орден нищенствующих живописцев", уже будучи подростками, в конце 1940-х оформили свои отношения с миром именно в этой парадигме — свобода от общества давала свободу в искусстве. С этой детской верой им удалось прожить всю свою жизнь.

Существует версия, что Владимир Шагин родился в 1932 году на корабле, идущем в Питер. Даже если это неправда, она стоила того, чтобы ее выдумать: все его искусство — этот город и путь к нему. Сам он так рассказывал о себе: "Был маленьким. Мечтал стать морским летчиком. Потом была война. Был эвакуирован на Волгу в Тетюши вместе с детьми сотрудников Академии наук. В 1945 году вернулся и поступил в СХШ (средняя художественная школа при Академии художеств). В СХШ подружился с Арефьевым и Шварцем. Полюбил импрессионистов. Преподаватель Подковырин сказал о моих работах: "Рисуешь, как Ренуар!" В 1951 году секретарь комсомола Ханин и его мать, преподаватель Ханина, устроили суд надо мной и исключили из комсомола за формализм. Когда отчисляли из СХШ, Илья Глазунов, учившийся в параллельной группе, сказал: "Мы еще посмотрим, кто из нас станет хорошим художником, а кто — плохим!" На это я ответил: "Жизнь возьмет свое!"" Отчислили тогда и остальных арефьевцев. Шагин попробовал еще поучиться в Таврическом художественном училище, но итог был предопределен. Этот Ренуар (а уже тогда, в 1952-1954-х годах,— скорее Руо или Дюфи) никому был там не нужен. После отчисления уезжает колесить по стране вместе с оркестром Госконцерта в качестве гитариста. В 1960 году работает электромонтажником по укладке кабеля, а в 1961-м — грузчиком в Снабзапчасти. В 1961-м умирает большой друг арефьевцев поэт Роальд Мандельштам. Шагин с только что вернувшимся из тюрьмы Арефьевым правили свою тризну месяцами: битничали, ночевали в склепах на кладбище, не пили, не ели. Дело кончилось арестом Шагина и пятилетним заключением в спецпсихтюрьме КГБ. Нормальной работы больше не будет — будет пятиметровая комната у матери, отметка о судимости в паспорте, служба резчиком полимервиниловой бумаги, сын от первого брака Митя, второй брак, еще психушки, ранняя инвалидность. И много живописи.

А еще будет, как ни странно, самая большая среди арефьевцев слава: Шагин выставится в легендарных ДК "Невский" и имени Газа, стараниями второй жены, скульптора Гели Писаревой, ему будет предложено вступить в Союз художников, он откажется, но уже в 1980-х митьки возьмут его в свою выставочную обойму и вплоть до смерти в 1999-м Шагин-старший будет выставляться с ними, а иногда и отдельно.

Владимир Шагин в истории ленинградского искусства — это прежде всего "Алый трамвай", совершенное иконическое полотно местного мифа. Еще Шагин — это бесконечные городские пейзажи, где нет дворцов, площадей и вообще почти нет центрального парадного Петербурга, а есть убогий, провинциальный, одомашненный город, который почему-то всегда хочется назвать Ленинградом. В этом городе дома соразмерны людям, лебеда прорастает сквозь асфальт, окна светят желтым абажуром, а река норовит повернуть плавно, а не нестись угрюмой громадиной. Его бытовые сцены почти всегда на двоих: мать и дочь, мужчина и женщина, натурщица и взгляд художника на нее из-за пределов холста. Это не живопись деталей, а живопись отношений — отношений красок, отношений мира людей и города, отношений людей между собой. Не лица, а абрисы, не точные адреса, а интонация места, не легкая французская радость бытия, а принятие жизни такой, какая она есть.

Он очень трудно и бедно жил, единственное, о чем просил,— приносить ему краски и холсты. Он играл на гитаре и пел, даже записался в альбом митьковских песен; когда был в форме — был весел, когда мечтал — придумывал грандиозные проекты вроде идеи расчертить весь город на стометровые квадраты и написать пейзаж каждого из них. Пока Арефьев и Шварц писали густо и плотно, пока Васми бурчал про мещанство сценок Шагина, сам Шагин жил внутри своей живописи, иногда очнувшись, не веря в то, что это он столько успел сделать. Он умер в ночь на Пасху, 11 апреля 1999 года. Народ говорит, что на Пасху умирают лучшие и самые счастливые. Его живопись, в общем, именно об этом — о счастье просто жить.