В потоке беженцев, захлестнувшем Европу от Греции до Скандинавии, рискует утонуть репутация одной из самых толерантных стран. Еще до затяжных торгов на саммите ЕС с Турцией Швеция, куда устремился могучий поток мигрантов, объявила о начале массовой депортации
Дети до 14 лет без сопровождения — привилегированная категория. Им вид на жительство в Швеции выдавали чуть ли не автоматически
Фото: TT NEWS AGENCY / Reuters
Масштабы проблемы определил лично глава МВД королевства Андерс Игеман. "У нас нет выхода,— честно признал он в интервью информагентству ТТ.— Швеция приняла в 2015 году 163 тысячи беженцев, наши ресурсы как финансовые, так и физические истощены. Поэтому мы подготовили распоряжение полиции и миграционным службам о подготовке к депортации тех, кто получил отказ после рассмотрения заявления о предоставлении убежища".
По данным миграционных служб, отказ получат 45 процентов беженцев. Попросту говоря, речь о том, что к высылке из "гуманитарной сверхдержавы", как называют Швецию до сих пор, будут представлены от 60 до 80 тысяч — до половины прибывших.
Уточнить сумму, в которую обойдется столь масштабная депортация госбюджету, министр не смог, но логику прояснил. Сначала отказникам будет предложено покинуть Швецию по своей воле, но, если они откажутся, применят силу. "Мы понимаем,— уточнил министр,— что многие, получив отказ, постараются залечь на дно и незаметно исчезнуть из миграционных центров, но мы и наша полиция готовы к новым испытаниям".
Открыться или закрыться?
Швеция всегда была "магнитом для беженцев". Политика "открытой страны" сделала ее домом для выходцев из самых разных стран и народов: тому способствовал и гуманизм шведов, и либеральные миграционные законы. Шутка ли — тем, кто получил статус беженца, автоматом полагалось жилье, вид на жительство, воссоединение с семьей. Даже затраты на перевоз и обустройство родных полностью брало на себя государство. Цифры говорят за себя: даже до нынешнего цунами в этой стране с 9,6 млн жителей 14 процентов населения были иммигрантами или их детьми.
Однако нынешний поток мигрантов, хлынувший с сентября 2015-го через Балканы в Европу и далее в Скандинавию, мало-помалу стал непосильной ношей не только для шведского бюджета, но и для шведского гуманизма. В страну, которая в процентном отношении к населению приняла больше Германии, сразу же ринулись выходцы из Сирии, Ирака и Афганистана — те, кто гарантированно получал статус беженца, а с ним — и вид на жительство. Еще одной привилегированной категорией были дети-подростки без сопровождения. Если им не было 14 лет, вид на жительство выдавали даже без просьбы об убежище (их считали не созревшими для того, чтобы ее подать). Само собой, им также предоставлялась помощь и возможность перевезти в Швецию членов семьи.
Только вот число детей такой категории зашкалило: по данным гендиректора миграционной службы Андерса Даниэльсона, оно превзошло все прогнозы вдвое — за прошлый год прибыло свыше 21 тысячи. Когда выяснилось, что всего беженцев в страну приехало 163 тысячи, директор Даниэльсон констатировал: налицо прирост населения Швеции на 1,7 процента. Страна принялась считать недостачу койко-мест, квартир, педагогов и воспитателей. В деньгах счет пошел на миллиарды евро, в шведских кронах — на сотни миллиардов. "В 2016-2017 годах по распоряжению правительства коммуны (органы местного самоуправления.— "О") должны будут принять на 50 процентов больше беженцев, чем раньше",— констатировал Андерс Даниэльсон.
Под прессом этих расчетов в ноябре 2015-го парламент принял закон о введении временного погранконтроля: сперва на 10 дней, затем до Рождества, а с 4 января 2016-го — сроком до полугода. Правилам Шенгенского договора это не противоречило (в экстренных случаях закрытие внутренних границ между членами ЕС на 6 месяцев допускается), но ирония истории была налицо: евросоюзники стали закрывать свои границы по принципу домино как раз к 30-летию принятия исторического документа.
Затем в Швеции были приняты и поправки к миграционным законам: вместо постоянного вида на жительство теперь дают временный на три года, затем дело рассматривают еще раз. Воссоединение семей тоже не происходит автоматически, а только после получения вида на жительство (исключение — дети, следующие в одиночку).
Чтобы понять, насколько эти меры остановили шквал мигрантов, я отправилась в город Мальме — южные ворота Швеции, расположенные по другую сторону пролива Эрезунд от датского Копенгагена. С 2000-го вантовый мост, объединенный с тоннелем, затейливой 7-километровой дугой связывает обе страны — по нему и добирались этой осенью поездами толпы беженцев в Швецию. Первоначально мост даже хотели закрыть на месяц, но отказались. Министр юстиции и миграции Морган Йоханссон объясняет это тем, что, хотя "ситуация с беженцами архитрудная, до введения чрезвычайного положения нам пока далеко". Но возможна и другая версия — шведские политики не захотели идти на поводу у своих националистов, которые предлагали установить на мосту огневые точки и оградить страну от мигрантов пулеметным огнем.
Датская схема
После того как закон о восстановлении контроля на границе вступил в силу в январе 2016-го, все поезда, следующие в Швецию из Копенгагена, теперь останавливаются, не доезжая до чуда техники. А именно — на станции Каструп, интегрированной в терминал международного аэропорта датской столицы.
Пассажиры выходят там из вагонов, поднимаются наверх в специально оборудованное помещение, проходят проверку паспортов, затем спускаются вниз, снова садятся в поезд и едут в Мальме. Контроль основательный, беженцев без документов забирает полиция — у них есть шанс просить убежища в Дании, но это бесперспективно. За каждого пропущенного без документов фирме-перевозчику грозит штраф в 7 тысяч евро. Итого: только за январь поток беженцев в Швецию упал на 90 процентов.
Казалось бы, хорошо, но издержки есть. Время проезда до Мальме увеличилось вдвое: вместо 35 минут теперь минимум час. Недовольны те, кто ездит в Данию на работу из Швеции (таких более 30 тысяч), и шведские железные дороги, которым пришлось приспосабливать графики прибытия поездов и выплачивать ежемесячную компенсацию в 500 шведских крон пассажирам с билетами на 30 поездок. Но большинство пассажиров стойко встретили трудности. К примеру, мой знакомый Каспер Нильссон, который ездит на работу каждый день из Мальме в отель Sankt Petri в центре Копенгагена, пояснил: "Все готовы терпеть, главное — в поездах стало ощутимо меньше мигрантов". Вот бы, мечтает он, и с преступностью так же порешать ситуацию...
Шведы, надо сказать, весьма терпеливы: идея "ускоренной интеграции" с помощью разного рода спецкурсов, от языковых до профессиональных, с которой здесь жили десятилетия, у многих в крови, несмотря на текущие трудности. И это резкий контраст по сравнению с Данией. Я, например, живу в копенгагенском районе, где большая часть населения — беженцы с Ближнего Востока. Он называется Норребро (он же — "маленький Багдад") и расположен неподалеку от исторического центра. Контрасты здесь зримы — датчане до сих пор косо смотрят на иммигрантов, если те говорят на своем языке в общественном транспорте (хотите ощутить эффект — заговорите на русском). А те, в свою очередь, стараются шокировать местных всеми возможными способами — расхаживают в хиджабах, открывают кафе и базары на восточный манер. Недалеко от меня на площади, которая в квартале давно называется "Красной", кто-то даже установил табличку с надписью "Москвич". Любопытно, что русские, болгары, поляки и выходцы из стран Балтии здесь отлично уживаются с арабами и африканцами.
А рубежом в отношениях с датчанами стала публикация в 2005 году 10 карикатур на пророка Мухаммеда в датской газете "Юлландс постен" — своего рода премьера жанра, вызвавшая бурю протестов в мусульманском мире, от сжигания датских флагов до отказа от датского экспорта. В итоге тогдашний премьер и будущий генсек НАТО Андерс Фог Расмуссен так и не принес официальных извинений мусульманскому миру. Но Дания, потеряв 3 млрд крон на экспорте, сделала выводы и пошла на примирение, начав со своей общины. На работу в банки, медучреждения, в сферу обслуживания и на обучение в вузы стали брать иммигрантов с арабскими и африканскими корнями.
Но неприязнь не исчезла. В прошлом году СМИ писали о нападениях на студенток-мусульманок в метро, на которые полиция долго не реагировала, в результате чего с обидчиками приехали разбираться крепкие мусульманские парни. Разобрались. То есть заявило о себе параллельное государство со своими законами, разборками и радикалами, которые стали фактом. Боюсь, этому способствует само отношение датчан к этническому меньшинству, читай "беженцам и мигрантам".
Да, в Дании тоже дают социальное пособие, так называемое kontanthj?lp, но его обязывают отработать бесплатно, 37 часов в неделю, уборкой туалетов или мытьем полов в офисах. Одна иранка заметила сотруднику в центре занятости, что она по специальности инженер и в своей стране возглавляла крупное предприятие, на что получила ответ: "Работа инженера — это только для датчан, твое место здесь — мыть полы". То же разъяснили и моей знакомой, врачу из России: она сначала мыла полы в фирме, потом еще раз получила медобразование в датском вузе и сейчас работает в госпитале.
В Швеции примеры подобного противостояния не встречаются. Вместе с ФРГ эта страна вносит самые весомые финансовые вклады в фонды беженцев ЕС, и у тех же мусульман нет, к примеру, нужды выражать свой протест, прогуливаясь по центру Мальме в национальных нарядах. Печально другое. Пусть в Дании "метод кнута" в отношении иммигрантов не привел к интеграции в том виде, в каком ее хотели бы видеть хозяева, то есть, по сути, к ассимиляции. Но и в Швеции "метод пряника" явно стал давать сбои. И причина тому не только растущая безработица (среди молодежи до 23 процентов) как следствие экономического кризиса, но и рост преступности.
Кельнские ночи по-шведски
Ситуацию с преступностью в Швеции глава полицейского департамента в Стокгольме Ларс Алварсье квалифицирует как драматическую. "Правоохранительная система на грани коллапса,— признает он.— Приток беженцев и рост преступности превысили все разумные пределы". Драматизм связан и с тем, что полицейских в Швеции всего 20 тысяч. "Не хватает минимум 10 тысяч сотрудников,— уточняет полицейский.— А с введением временного пограничного контроля еще тысячу полицейских забрали на решение этой задачи".
Тем временем в пригородах Стокгольма и Гетеборга криминальные группировки регулярно забрасывают патрульные машины камнями и "коктейлями Молотова" — на задания поэтому теперь отправляются две машины, одна прикрывает другую. А в 53 районах страны, по данным оперативников, и врачи скорой выезжают на вызовы в бронежилетах.
По данным полиции, сегодня 300 шведов сражаются в армии ИГ — это плоды радикализации иммигрантских гетто. Растет и активность правоэкстремистских групп — местная "черная сотня", называющая себя, впрочем, "гражданской гвардией", недавно напала на беженцев-подростков в Стокгольме, а в итоге померилась силами с полицией. Если не мобилизовать все ресурсы, ситуация может выйти из-под контроля, предупреждают эксперты.
Но всего этого не заметно при проверках на мосту со стороны Мальме — шведская полиция, осматривая машины в поисках контрабанды и нелегалов, предельно доброжелательна и приветлива. Как и сам Мальме — третий по населению город страны (720 тысяч жителей, из них 25 тысяч — иностранцы), здесь в свое время чеканили королевскую золотую монету. Вообще, старинные здания и подворья, удачно приспособленные под уютные кафе, бутики и галереи,— визитная карточка города.
Местная старина отлично сочетается и с современностью, но это до тех пор, пока не заглянешь в пригороды. Здесь в отличие от Гетеборга нет фабрик автогиганта "Вольво", всего-то маленький цементный завод, судоверфь да шоколадная фабрика. Невостребованность молодежи и приток мигрантов создают напряжение. Писатель Томас Нудал, родом из здешних мест, подтверждает тенденцию.
— Мальме последние 20 лет раздирает сегрегация,— говорит он.— Элита страны играется словами в "интеграцию беженцев" и строит мультикультурное общество, а в стране растет число обедневших пенсионеров — мне вот, например, 67 лет, и если бы не сложили с супругой пенсии, выжить было бы трудно. Там, где раньше жили бедные рабочие семьи, сейчас арабы и турки, шведов почти нет. Из-за наплыва беженцев резко не хватает жилья. Те из них, кто приехал 5 лет назад, в основном без работы. Политики ничего не делают, чтобы изменить этот перекос приоритетов, растет равнодушие шведов к преступности, к тому, что вместо интеграции мы получили этнические анклавы. Все пригороды заполнили выходцы с Ближнего Востока, там очаги напряженности и преступности, а Мальме — это как линия фронта на грани разлома цивилизации.
В муниципалитете города ситуацию оценивают сдержаннее.
— Мальме с осени 2015-го в уникальной ситуации: сюда идет основной поток иммигрантов, направляющихся в Швецию,— признает сотрудник муниципалитета Пия Густавссон.— Поначалу справлялись, в октябре — ноябре в неделю на вокзал прибывало по 10 тысяч мигрантов, подключили волонтеров, в общем, до декабря продержались. Но тут началось...
— Вы про преступность или про решение о депортации?
— Про преступность — не моя компетенция, справьтесь в полиции... А что касается высылки беженцев-отказников, то я как политик не вижу альтернативы: это гордиев узел, его надо рубить, иначе никак. Но мое личное отношение... знаете, когда в парламенте принимали поправки в миграционный закон, вице-премьер Осе Ромсон зачитывал их со слезами на глазах. Мне кажется, у большинства шведов будет "плакать сердце", когда мы начнем высылать беженцев туда, откуда они пришли.
— В 2015-м статус беженца получили 77 процентов тех, кто подал заявления,— включается в разговор сотрудник миграционной службы Гуна Грауфельдс.— Приоритет — выходцы из Сирии, Ирака и Эритреи, а также дети-беженцы без сопровождения. На рассмотрение заявления о статусе уходит от 8 месяцев до 2 лет. Мы сразу предоставляем беженцам приличные пособия, доплату за квартиру, детсад — получив хороший старт, они смогут быстрее встать на ноги. Статистика это подтверждает: у нас 30 процентов беженцев через 2 года находят работу, а в Дании — только 3 процента.
Госпожа Грауфельдс опасается негативных эффектов депортации ("не со всеми странами у нас есть договоры о приемке своих граждан обратно"), но не думает, что шведы как нация станут менее толерантны. Кроме того, подчеркивает она, нет оснований "говорить о массовом выдворении".
Это, впрочем, с какой стороны посмотреть. Если из Турции, откуда в Европу отправляются сотнями тысяч, то о массовости говорить нечего. А если из Дании, которая по прогнозу, полученному мной из Королевской полиции Rigspolitiet, вышлет всего 4700 беженцев (по 13 человек в день), то основания как раз есть. Вот и Андерс Энгстрем, который возглавляет всю полицию полуострова Сконе (южная часть Швеции), напоминает: "Мальме за четыре последних месяца 2015-го принял 114 тысяч беженцев, то есть 3/4 от всего количества, которые прибыли в Швецию. И среди них было много нелегалов".
Сейчас, после введения погранконтроля, его подчиненные ежедневно просматривают по 100 автомобилей у моста Эрезунд — пресекают провоз людей контрабандой. С Нового года в полиции Мальме завели на этот счет 23 уголовных дела, по Сконе — 64. Большинство контрабандистов получили по три месяца заключения, кое-кто отделался крупным штрафом с конфискацией машины.
В общем, работа на границе идет. Но одна деталь полицейских округа Сконе тревожит. По данным Евы-Гун Вестфорд, пресс-офицера полиции округа, из 5 тысяч беженцев, обратившихся в местные миграционные центры с заявлением, 75 процентов не имели при себе паспорта, а 50 процентов — вообще никаких документов, удостоверяющих личность.
Спрашивается: как же они просочились в страну через границу, которую она взяла под контроль?