Фото: РИА Новости
В год 70-летия Фултонской речи, навсегда связавшей образ России с «железным занавесом», мы представляем спецпроект о тех, кому удавалось за него проникнуть и рассказать об увиденном. Россия XX века в книгах посетивших ее иностранцев: все, что они считали нужным сообщить об этой стране,— в 16 мыслях.
Роберт Робинсон
«Черный о красных»
В 1930 году 23-летний Роберт Робинсон, единственный чернокожий рабочий завода Форда в Детройте, был приглашен в СССР в рамках программы по обучению советских специалистов. Из-за кризиса в США он решил продлить свой годовой контракт на Сталинградском тракторном заводе еще на год, в 1932-м согласился на предложение перебраться на Первый шарикоподшипниковый завод в Москве, а в 1934-м был показательно избран в Моссовет. После этого Робинсон не смог продлить свой американский паспорт и прожил в СССР еще 40 лет. Его не коснулись чистки, он пережил эвакуацию, получил высшее инженерное образование, не вступил в партию, не завел близких друзей, не женился и не перестал мечтать выбраться. В 1974 году с помощью посла Уганды в Москве Робинсон получил визу и разрешение на отпуск в Кампале и больше не вернулся. В своей автобиографии, вышедшей в 1988 году, 80-летний старик, только что вновь ставший гражданином США, предельно отстраненно описывает свою жизнь в стране, где "хорошие и честные люди умирают несчастными", и советует не слишком очаровываться перестройкой — по крайней мере, пока жителям СССР не будет гарантировано право свободно пересекать границу. По-русски книга Робинсона вышла в 2012 году в переводе Галины Лапиной (Санкт-Петербург, "Симпозиум").
1
Ленинград меня поразил. Ничего подобного я не видел ни в одном городе. Деревянных домов нет вовсе — все либо каменные, либо кирпичные. И никакой стали и стекла! <...> Вагоновожатыми были женщины! У нас такого не встретишь! Вначале я нашел это странным и даже неправильным, но потом, подумав, решил, что подобные отличия Советского Союза от Запада — признак прогрессивности, которую я со временем смогу оценить.
2
Поведение русского человека по отношению к иностранцам обычно проходит несколько стадий. Приветливость сменяется грубостью, но, если иностранец терпелив, не теряется и не раздражается, русские чаще всего снова становятся самими собой — вполне разумными людьми.
3
Глядя на то, как они сидят с закрытыми глазами, подставив лица солнечным лучам, можно подумать, что перед вами — солнцепоклонники. По выражению лиц чувствовалось, что некоторые из них даже разговаривают с солнцем, просят его как можно дольше изливать на них свое тепло, воздают ему хвалу за наслаждение, которое оно им доставляет. <...> Это показалось мне любопытным — люди словно пытались запастись солнечной энергией.
4
Городом высокой моды Москву нельзя было назвать. Прохожие на улице одеты даже хуже, чем в Ленинграде. Многие женщины шли довольно странной походкой из-за того, что туфли были им явно не по ноге. Позже я узнал, что в России невозможно купить обувь или одежду, как на Западе. Власти выдают талоны на эти товары, но в магазинах их почти никогда не бывает.
5
Угрюмость, непредсказуемость поведения, а часто и грубость, свойственную многим русским, замечают только те из иностранцев, которые живут среди них годами, поскольку во время непродолжительного общения русские способны сдерживаться. Прожив в Советском Союзе первые десять лет, я достаточно насмотрелся на русских, чтобы понять: если я решусь жениться, то, как в случае с некоторыми из моих друзей-иностранцев, жена может оказаться для меня неразрешимой загадкой.
6
Качество шарикоподшипников, которые производили на моем заводе, было неважное. В Москве ходили слухи о том, что в советских самолетах используют шведские или американские подшипники, поскольку отечественные при нагревании трескаются, и никто эти слухи не опровергал.
7
Хотя слово "черномазый", которым в России называют негров, буквально значит "темнокожий", за ним угадываются представления о том, что своей темной кожей африканцы обязаны необычайно сильному возбуждению во время полового акта. Из некоторых фраз, брошенных моей гостьей, я заподозрил, что ее подослали, чтобы проверить, действительно ли черные не контролируют свою сексуальность, и найти мое слабое место.
8
Ягоду и других подсудимых признали виновными и приговорили к расстрелу. На следующий день весь завод погрузился в уныние. За сорок четыре года жизни в Советском Союзе я понял, что русские не только способны бесконечно предаваться тяжелым думам, но и наделены сверхъестественной способностью предчувствовать опасность. <...> Не то чтобы рабочие скорбели о главе тайной полиции — другом он им явно не приходился. Скорее они готовились к новым страданиям, предчувствуя их приближение.
9
Помню, я пошел на вечерний сеанс в кино. Показывали кинохронику. Когда на экране красноармейцы-пехотинцы и бронемашины проходили по Бессарабии, зал встал: все принялись аплодировать, громко выражать свое одобрение, кричать "ура" и угрожающе потрясать в воздухе кулаками. Они откровенно гордились тем, как их родина опустошает беззащитную страну. Меня это поразило.
10
Людская река текла мимо остолбеневших милиционеров и разливалась по храмам. Неважно, что не было священников, чтобы прочесть молитву,— каждый молился сам. <...> Я подумал, что известие о фашистском вторжении неслучайно пришло именно в воскресенье: впервые после долгого перерыва люди смогли собраться в церкви
11
Я узнал о фанатической нетерпимости русских к своим же советским согражданам на второй год войны. К нам на завод прислали большую группу желтокожих мужчин из Узбекистана и Казахстана, чтобы заменить ушедших на фронт рабочих. В действующую армию азиатов старались не брать, а направляли их в строительные батальоны: считалось, что им можно доверить разве что лопаты и кирки, но не оружие. Они ворочали камни, валили лес, строили дороги, как американские каторжники.<...> Заводские относились к ним с брезгливостью; послушать их, так азиаты были и глупые, и ленивые, и злобные, и вероломные, да еще от них плохо пахло.
12
На печи спали дядя Миша и тетя Ольга. Хотя холоднее зимы я за все время в России не знал и супруги не раз предлагали мне разделить с ними их ложе на печке, я вежливо отказывался. По-моему, им трудно было понять мой отказ — для русского человека выживание важнее благопристойности.
13
Стоять перед экзаменационной комиссией было для меня настоящей пыткой. Я заметил, что русские вообще любят держать вас в состоянии неопределенности. Такое впечатление, что они испытывают удовольствие, глядя на то, как вы волнуетесь.
14
Как я устал от того, что в этой стране ничего нельзя сделать в одиночку. С тех пор как я переехал сюда, я практически всюду бывал только в группе — в группе ходил в кино, в группе собирал ягоды, в группе посещал музеи.
15
Хотя антисемитизм был широко распространен в Советском Союзе, по сравнению с темнокожими арабами евреи в глазах русских были верхом совершенства. <...> Вечером того дня, когда было объявлено о победе Израиля, мои соседи по комнате бросили вызов официальной проарабской, антиизраильской пропаганде и беззастенчиво распили бутылку за победу евреев.
16
Русские часто ведут себя крайне непредсказуемо. Думаю, что виной тому страшно холодные зимы. Иногда невозможно понять, что с ними происходит. В те дни, когда температура опускалась до минус тридцати градусов, я заранее знал, что стану свидетелем аномального поведения. Я нередко наблюдал, как та или иная женщина без явной причины вдруг замрет, уставится в одну точку, начнет плакать и раздражаться.
Весь проект «16 мыслей о России»