Как кризис повлиял на страховой рынок? Что такое «умное страхование»? Какие перспективы в отрасли имеют онлайн-технологии? На эти и другие вопросы ведущему «Коммерсантъ FM» Анатолию Кузичеву ответил генеральный директор компании «Ингосстрах» Михаил Волков в рамках программы «Действующие лица».
— Сегодня у нас в гостях генеральный директор страховой компании «Ингосстрах» Михаил Волков. Михаил, добрый вечер.
— Добрый вечер.
— Так, у нас есть ряд вопросов, и начнем давайте с самых и тяжелых и — не побоюсь этого предварительного вывода — важных для всей страны. Авиакатастрофа самолета А-321 в Египте, эта трагедия, уже официально признана террористическим актом. Какова в целом процедура выплат родственникам погибших? Сначала общую механику опишите, а мы потом будем вам уточняющие вопросы задавать. Прошу.
— Не хочу сразу про механику говорить. Сначала скажу несколько вступительных слов. Во-первых, произошла страшная трагедия, и мы выражаем соболезнования всем родственникам погибших, друзьям, близким, я сам из Петербурга, лично переживаю эту ситуацию очень тяжело. Мы сейчас находимся в очень специфической ситуации, когда любое сказанное слово может иметь очень серьезные последствия. Поэтому я бы предпочел сначала зачитать по бумажке прямо, вот специально оговорюсь, официальное заявление, которое делает «Ингосстрах», а потом уже лично прокомментировать от себя то, что происходит сейчас в СМИ, и вообще как складывается ситуация вокруг этого.
— Давайте, хорошо.
— Поэтому наше официальное заявление звучит следующим образом: «СПАО «Ингосстрах» оперативно производит предусмотренные законом страховые выплаты 2 млн руб. в счет возмещения вреда. «Ингосстрах» разъясняет родственникам порядок дальнейших выплат в тех случаях, когда вред превышает 2 млн руб. Размеры таких выплат не подлежат разглашению в интересах родственников и по их просьбе. «Ингосстрах» выполнит все обязательства перед родственниками погибших в авиакатастрофе пассажиров в полном объеме и согласно действующему законодательству». Почему так серьезно к этому отношусь, потому что, еще раз хочу подчеркнуть, каждое сказанное слово имеет огромное значение.
— Понятно, конечно.
— Мы находимся в очень специфической ситуации: погибло огромное количество людей, это самая крупная в России авиакатастрофа на сегодняшний день, и в чем специфика ситуации — мы, страховая компания, к сожалению, не обладаем волшебными какими-то свойствами, мы не можем открутить время назад и предотвратить эту трагедию. Все, что мы делаем, это возмещаем ущерб в соответствии с сложившейся ситуацией. Это касается не только этой трагедии.
— А ущерб — это и есть вред? Вот вы сейчас читали ваше официальное заявление, и там, я еще обратил внимание, даже себе пометил, чтобы переспросить, что значит «когда вред превышает»? Вред и есть ущерб?
— Да, вред — это в данной ситуации и есть ущерб. Сам данный убыток, он очень сложный, и я бы хотел его подетально по отдельным блокам разобрать. Первое и, наверное, самое простое в этой истории — это КАСКО судна, это стоимость самого самолета. Гибель любого транспортного средства, авиационного судна в страховой индустрии — это достаточно, к сожалению, стандартный убыток. Поэтому, чтобы нам из нашего обсуждения дальше эту тему исключить, хочу еще раз сказать, что у нас нет никаких проблем с клиентом, мы с компанией MetroJet на постоянной связи, и у компании не будет никаких проблем с тем, что мы полностью выплатим стоимость погибшего авиационного судна. Много вопросов возникает по поводу того, что будет, если причина будет определенная. Вы сказали, что уже доказан теракт. На самом деле это в СМИ пишут, что теракт доказан.
— Ну почему? Мы видели, это публично сказано президентом под камеры. Понятно, что это еще, так сказать, для вас это тоже не документ, но тем не менее.
— Вот вы очень верную вещь сказали: мы являемся экономическим субъектом, мы являемся страховой компанией, нам нужен документ. И есть определенный — и в этом случае тоже — порядок, какие документы нам нужны для того, чтобы совершить эту выплату.
— Еще один вопрос тогда по ходу, уточняющий, а вот заявление Бортникова, руководителя структуры, которая как раз занимается расследованием, и так принято считать и, в общем, не без оснований, что просто так ничего не говорит. Итак Бортников заявляет, что это теракт, на основании анализа, на основании очень скрупулезного, детального и внимательного исследования и останков пассажиров, и фрагментов одежды, и обшивки лайнера, и фрагментов самолета. ФСБ, то есть это было официальное заявление большой структуры, которая занимается расследованиями. Это не документ?
— Это не документ. Когда ко мне придет Центральный банк, когда ко мне придет Налоговая инспекция проверять, что та выплата, которую делает компания, является страховой, мне нужен определенный, конкретный набор документов, который мы как компания должны предъявить. Поэтому, когда будет окончена работа межведомственной, межправительственной комиссии, и когда будет официально написано заключение, что это был теракт, мы сможем пойти по пути урегулирования убытков.
Также в страховании — мы с вами еще сегодня об этом достаточно много, насколько я понимаю, будем говорить о перестраховочном рынке — естественно, что любые такие крупные риски, они перестрахованы, и в данном случае, как и любые другие крупные наши риски, они перестрахованы на международном рынке. По правилам международного перестраховочного рынка, у меня должно быть заключение аджастеров, в котором будет написана причина, по которой произошел этот страховой случай.
Почему важна причина? Действительно, в зависимости от того, что привело к этой трагедии, у нас задействованы различные перестраховочные емкости, и различные перестраховочные компании за рубежом будут выплачивать «Ингосстраху» перестраховочное возмещение. Поэтому, на секунду абстрагируясь от этого случая, очень часто, когда происходят крупные какие-то страховые случаи, очень часто это, например, в морском страховании, когда происходит страховое событие между двумя корабля, в сюрвейерском отчете может быть написано: «70% вины одного, 30% вины другого», и тогда соответствующим образом будет урегулироваться этот случай. Тут, если бы не было тех заявлений, о которых вы уже говорили, вполне могла быть такая ситуация, что в сюрвейерском отчете было бы написано, например: «50% вероятность, что это был теракт, 50% — что это было связано с технической неисправностью».
— Секунду, а вот это влияет, мне просто для понимания опять же механики, это меняет и логику выплат, и количество?
— Для клиента никакой разницы нет. Для клиента ответственность несет компания «Ингосстрах», 100% ущерба за сам самолет будет выплачено.
— А для кого есть значение?
— Для нас.
— Для вас?
— Для нас это имеет значение, потому что разная логика перестрахования. В данном конкретном случае мы разную сумму перестраховочного возмещения получим, в зависимости от причины, и получим их от разных перестраховочных компаний. Я абсолютно уверен, что у нас никаких проблем с перестраховочным возмещением не будет, но разница, да, действительно есть, она есть для нас, она внутренняя, для внешнего мира, для клиента разницы нет.
— Можно назвать сумму, которая уже выплачена семьям погибших?
— Переходим ко второй, намного более сложной части. Если в первой части я сказал, что это достаточно простая процедура, то, конечно же, выплата семьям погибших — намного более сложная процедура, потому что погибло много людей, погибли, к сожалению огромному, целые семьи, и специфика этой ситуации в том, что — первое — мы должны быть уверены, что те выплаты, которые мы делаем, мы делаем реальным родственникам пострадавших. Сейчас действительно огромное количество разных спекуляций в СМИ, разные псевдоюристы высказываются на эту тему, очень много дискуссий в соцсетях.
— Назовите самое популярное из ерунды, которую вы читаете, то есть несоответствие действительности, которое вы читаете в прессе?
— Вы знаете, ерунды разной много на разные темы. И я для себя определил следующее: мне кажется, что ерунда эта происходит по трем основным причинам. Первое — от непонимания. Я сейчас попробую часть этого непонимания развеять. Второе — это идет спекуляция тех самых псевдоюристов, которые, к сожалению огромному, хотят зарабатывать себе рейтинги, зарабатывать просто деньги на этой ситуации.
— А какой у них прибыток-то?
— Они будут работать с…
— А, представлять интересы?
— Представлять интересы застрахованных, выгодоприобретателей, естественно, получать с них какие-то деньги за это. И третье — к сожалению огромному, должен сказать, что есть у меня ощущение, что и СМИ тоже на этом хотят заработать определенные рейтинги, потому что с первого же дня после того, как трагедия произошла, у нас было много интервью, в которых пытались какие-то сенсации сделать, нас пытаются обвинить в чем-то. И я хочу абсолютно уверенно заявить, что мы не будем вестись на провокации, мы не будем отвечать на провокационные вопросы, потому что нет причин для того, чтобы вступать в эти дискуссии. Значит, с чем связано непонимание? Первое — у любого погибшего может быть несколько родственников. А когда происходит такая трагедия, вот то, что я говорил, в соцсетях читаю, многие говорят: «У меня погибла дочка, у меня погиб муж, у меня погибли родители, а я кому-то что-то должен доказывать».
Мы прекрасно понимаем специфику этой ситуации, но, к сожалению, без документов, о чем мы уже говорили, мы не можем заплатить. У нас есть очень четкий закон, который на сегодняшний день в Российской Федерации, 67-й ФЗ, который четко описывает все эти случаи. Закон, так называемый ОСГОП, о страховании ответственности перевозчиков, где по закону определено, что за каждого погибшего мы должны выплатить 2 млн руб. Это фиксированная сумма, и отчасти это немножко облегчает эту конструкцию, потому что, по крайней мере, зафиксирована сумма, 2 млн руб. будет выплачено за каждого погибшего. Вопрос теперь, кому должны мы платить.
— Она может измениться, эта сумма, в ту или иную сторону?
— Эта сумма по 67-му ФЗ фиксированная, мы платим по 2 млн руб. Дальше возникают ситуации, давайте бытовые обычные рассмотрим. Кто-то разведен, у кого-то приемные дети, кто-то в сложных составных семьях, и даже если погиб просто один человек, у него может быть несколько родственников. Обо всех этих родственниках мы не знаем. Мы можем эту информацию получить, только когда этот родственник придет к нам и обратится. Именно с этим связан по 67-му ФЗ тот факт, что у нас есть 30 дней по закону, когда мы должны собирать заявления на выплату, и дальше 30 дней на выплату.
Что мы сделали? Почему мне так по-человечески немножко обидно, что к нам столько претензий, хотя мы, еще раз, делаем все абсолютно по закону и стараемся сделать все максимально быстро. В тот день, когда произошла эта трагедия, буквально через несколько часов, в час дня у нас уже был создан штаб, хотя это была суббота, который занимался урегулированием этого убытка. В понедельник в петербургском офисе была открыта точка приема всех вопросов, всех родственников.
Что мы сделали, опережая закон? Естественно, понимая специфику ситуации, очевидно, что среди родственников пострадавших наверняка есть люди, которые просто не обладают какими-то денежными средствами для того, чтобы приехать в город Петербург, были люди не только из Петербурга, для того чтобы просто похоронить своих родственников, поэтому мы с опережением того, что нам предписано в законе, всем выплачиваем по 100 тыс. руб. по абсолютно упрощенной схеме, то есть достаточно было буквально двух документов, с которыми к нам обращались родственники, и уже более 200 выплат мы сделали вот этих 100 тыс. руб. Понятно, что это покрывает первые самые необходимые нужды.
— Извините, что перебиваю, то есть, возвращаясь к моему вопросу, можно сказать, что вы уже выплатили около 20 млн руб. на сегодняшний момент?
— Да, это правильно.
— Таким образом, практически всем из 224 погибших, к сожалению, в этой катастрофе, почти всем родственникам уже что-то дали. А сколько вообще занимает по времени процедура? Наверняка есть не то, чтобы норматив, но по крайней мере опыт.
— Еще раз, по закону 30 дней на то, чтобы все родственники…
— А, то есть норматив есть-таки?
— Конечно. На сегодняшний день у нас получено 49 заявлений на выплату тех самых 2 млн, и мы со среды начинаем выплачивать по 2 млн. Есть еще так называемая 59-я статья Гражданского кодекса, которая говорит о том, что дальнейшие выплаты идут в определенных случаях, в случаях потери кормильца. И это намного более сложная, длительная и тонкая процедура, и тут с каждым из родственников погибших людей мы говорим об этом индивидуально, это очень деликатная тема. То, что я зачитывал в нашем обращении, — во-первых, есть 152-ый ФЗ «О защите персональных данных», поэтому многое мы просто не имеем право говорить публично. Что очень важно, две недели назад все родственники погибших собирались в Петербурге, их более 500 человек, ни одной жалобы и претензии от родственников к нам нет. Все те спекуляции, которые происходят в СМИ, в соцсетях, — ни одного из этих негативных заявлений не было от самих родственников, это все подогревается некими людьми.
Вы мне задали вопрос, что самое глупое из того, что я слышал? Самое глупое — это то, что заявляется, что якобы мы уже получили перестраховочные выплаты от западного рынка в размере, в десятки раз превышающем то, что мы сейчас будем выплачивать, якобы мы с этими деньгами на них наживаемся, это все полная ерунда. Страховой случай перестрахован на западном рынке, мы частично получим возмещение от западных рынков, но это будет, конечно же, только после того, как мы выплатим все эти деньги родственникам.
— Из того, что вы сказали, можно заключить, что риски терроризма включены сразу автоматом в покрытие, это так?
— В данном виде страхования — да.
— Всегда?
— По самолетам да.
— А еще, возвращаясь к вашим трем пунктам — к непониманию, спекуляциям, а также СМИ, которые себе на этом делают рейтинг, есть еще один пункт, я думаю, подпункт первого — прямые случае мошенничества или попыток мошенничества были зафиксированы?
— В данном конкретном случае у нас такой информации нет, мы очень надеемся, что этого не будет. А в истории страхования, конечно, такие случаи присутствовали. В данном случае — нет.
— Хорошо, спасибо вам большое, что ответили на наши вопросы по поводу авиакатастрофы в Египте. Давайте еще раз, завершая эту тему, выразим свои соболезнования и свое сочувствие родственникам тех, кто погиб в этом злосчастном самолете А321 Metrojet, или «Когалымавиа».
Следующая тема. Вы несколько раз употребили слово «перестрахование», а это же важная тема: для банка, например, отсутствие возможности перекредитования является ключевым фактором жизни или выживания, учитывая нынешние экономические обстоятельства. Вопрос: как введение западных санкций повлияло в целом на страховой рынок и на перестрахование, на рынок перестрахования в частности? Прошу.
— Давайте я совсем коротко отвечу в части непосредственно страхового рынка. Мы — страховщики, страховой бизнес является частью экономики, санкции плохо повлияли на экономику, мне кажется, это для всех очевидно, поэтому они плохо повлияли на страховой рынок. Чем меньше грузов возится, чем меньше товаров производится, чем меньше торговли, тем меньше объектов для страхования.
Если мы говорим непосредственно про страховой рынок, то влияние только косвенное. На нас, страховщиков, санкции никакие не распространяются, и никаких проблем у нас нет. Проблема есть только одна — когда есть крупные клиенты, которые находятся под прямыми санкциями. Я не буду сейчас называть, в основном, конечно, это предприятия, связанные с производством военной продукции и так далее, которые раньше страховали, сейчас их застраховать невозможно, потому что ни одна российская страховая компания не может на себе удерживать риски в таком объеме, в котором необходимо для того, чтобы застраховать эти компании.
— То есть «Уралвагонзавод» не страхуем мы сейчас, я к примеру?
— Конкретных клиентов я не буду комментировать. Есть риски, которые, если мы в валюте говорим, условно, $1 млрд, весь российский страховой рынок — это порядка $100 — 150 млн. по одному риску, я должен уточнить.
— А по одному риску?
— По одному риску весь рынок может удержать на себе такой объем, поэтому в классическом страховании все превышения по таким крупным рискам передавались на западный рынок. Сейчас западный рынок клиентов под санкциями не принимает, их перестраховать невозможно, поэтому это задачка, которая на сегодняшний день не решена принципиально.
— Какая часть денег, которая в качестве возмещения из-за рубежа возвращается, это сколько?
— Это вопрос с подвохом, потому что мы дальше, наверное, вспомним об идее Центрального банка о национальной перестраховочной компании, и одним из аргументов как раз является то, что на Запад деньги уходят, обратно в виде возмещений не возвращаются. Я не могу отвечать за весь рынок, хотя та статистика, которую нам показывают, действительно немножко перекошена в сторону оттока денег туда и невозврата их обратно.
К сожалению — наверное, опять я не могу об этом уверенно заявлять, но могу только догадываться — частично кто-то из не очень честных страховых компаний таким образом реализует какие-то финансовые услуги для своих клиентов. Мы этим принципиально не занимаемся, «Ингосстрах» сейчас находится на 68-м году жизни, у нас одна из самых длительных и богатых историй взаимоотношений с западным перестраховочным рынком. И я специально, когда к вам ехал, посмотрел на статистику: конечно же, страхование — когда мы платим за риск, то есть туда денег уходит больше, а возвращается обратно меньше, в этом нет ничего страшного, в этом суть страхового бизнеса, мы платим за то, что снижаем риск. Точно так же, как весь рынок, условно сейчас скажу, КАСКО платит в страховые компании меньше, чем страховые компании итого возвращают обратно. То же самое происходит с перестраховочным рынком.
При этом за последние четыре года два года мы платили больше, нам возвращалось меньше, в 2014, 2015-м компания «Ингосстрах» с западного рынка получила намного больше, чем мы заплатили туда. У нас было несколько очень крупных страховых случаев, и тот, который мы в начале передачи обсуждали с вами, последний, по нему мы будем получать возмещение с западного рынка. У нас были очень крупные случаи космические, в прошлом году мы 7,8 млрд заплатили за «Протон», были и другие крупные страховые случаи, которые мы возмещали за эти два года с западного перестраховочного рынка, поэтому сказать, что эта система не работает, это неправильно.
— Понятно. Вы сами предложили спросить у вас отношение к идее создания национальной, кстати, государственной перестраховочной компании?
— Абсолютно верно.
— Это вообще жизнеспособная идея?
— Тут я должен чуть-чуть отступление сделать и сказать, что я с огромным уважением отношусь к тому, как наши взаимоотношения с нашим новым мегарегулятором, Центральным банком, развиваются. Они очень профессиональные на сегодняшний день, и, конечно же, у регулятора и у коммерческих игроков рынка по ряду вопросов могут возникать разные мнения. Мы очень много и аргументировано дискутируем с ними на разные темы, и пожалуй, что это первая тема, по которой мы впрямую находимся в совсем разном понимании ситуации.
Мы как страховое сообщество против этой идеи. Почему? Первое — мы считаем, что создание той самой национальной перестраховочной компании не решит тех проблем, которые декларируются. Мы не сможем перестраховывать в ней крупные риски, о которых я говорил, условно, в $1 млрд, даже если у этой перестраховочной компании будет капитал примерно такого же размера, сейчас говорится о 71 млрд руб., которые будут выделяться в капитал этой компании.
— Это и есть $1 млрд, грубо говоря.
— Это значит, что она по одному риску на себя может брать, условно опять цифру говорю, 7 млрд руб., а миллиардный в долларах один риск мы туда разместить не сможем, поэтому решение этой проблемы все равно останется где-то вовне, оно чуть-чуть поможет на какой-то объем, но не решит проблему. А при этом риски огосударствления отрасли и риски того, что нас обяжут туда передавать какую-то часть всего рыночного перестрахования, они существуют. Мы об этом открыто заявляем, Центральный банк нашу позицию знает, поэтому тут никаких тайн я не открываю.
— Может быть, что-нибудь еще, кроме критики, предлагаете Центробанку, какой-то другой инструмент, другой алгоритм, другое направление решения, проблема-то есть?
— Проблема есть, она очень сложная, у нее практически нет решения. Все, что мы можем предложить, мы как страховое сообщество, госгарантии. Это единственное решение этой проблемы, когда какой-то объем будет распределяться в тех цифрах, которые я уже называл, между страховыми компаниями, например, между пятью крупнейшими страховыми компаниями на собственном удержании, остальной риск будет покрываться за счет госгарантий.
А государство по этому пути решило не идти, решили идти по пути создания государственной перестраховочной компании, поэтому, наверное, то, что я рассказывал, уже не так важно сейчас. Решение принято, по этому пути пошли, и последнее мое понимание ситуации, что да, мы сейчас можем обсуждать детали. Мы отбили, русским языком, ту «десятину», о которой говорилось, мы настояли на том, что автоматического отбора перестраховочной премии в размере 10% не будет на сегодняшний день. Но я также прекрасно понимаю, что для того, чтобы эта компания существовала, ей нужен будет откуда-то источник средств, поэтому сейчас мы будем просто …
— А гибридный вариант невозможен?
— С госгарантиями вполне возможно было бы, да, но опять, зачем тогда государственная перестраховочная компания?
— Да, действительно, это странный гибрид.
— Конечно.
— Есть еще один выход на самом деле – дождаться июня 2016 года, говорят, санкции тогда снимут. Давайте предварительные итоги подводить. Вот сейчас под занавес года уже можно так говорить. Скоро декабрь, а там Новый год. Значит, давайте какие-то предварительные итоги страхового рынка за первые вот эти месяцы, ну сколько мы можем, наверное, девять месяцев оценить?
— Вы очень правильно слово сказали — «предварительные». Все-таки мы — страховщики, наша профессиональная работа — работа с рисками. До удара курантов в новогоднюю полночь не принято подводить итоги, потому что в любой момент, — а мы работаем с огромным количеством рисков, — все время что-то происходит.
— Наверное, у всех сотрудников «Ингосстраха» это внутренним распорядком так приказано — деревянные столы?
— Чтобы постучать можно было, да. Но какие-нибудь деревянные детали интерьера обязаны иметь. Ну, шутки шутками, на самом деле, конечно, о каких-то предварительных итогах говорить можно, но вот «предварительные» — очень важное слово. И напомню, что страховой рынок внутри себя очень разный, мы связаны с очень различными видами жизнедеятельности человека. Там, где мы говорим про розничное страхование, такое, как страхование автомобилей, там можно делать предварительные итоги намного более точно, потому что статистика более поддающаяся прогнозу. Там, где мы говорим про корпоративные виды страхования — самолеты, космос, крупные какие-то танкеры, суда — там сложнее делать прогнозы, потому что в любой момент что-то может произойти.
Поэтому на сегодняшний день у нас результаты есть только по полугодию, буквально через один-два дня только ЦБ опубликует данные по девяти месяцам, но могу говорить по нашей компании. По нашей компании, конечно, за девять месяцев у нас есть уже результаты. Первое — то, что рынок в целом не растет. За полгода рост был плюс 2%, но мы понимаем, с учетом инфляции, с учетом изменения курсов валют, на самом деле, это, конечно, отрицательный рост, и это нас не может не расстраивать. За этим околонулевым ростом стоит очень разнонаправленное движение разных видов страхования.
Начнем с розницы. Мы находимся на исторически важном моменте, когда объем ОСАГО в этом году впервые превысит объем КАСКО, объем обязательных видов в автостраховании превысит объем добровольных видов страхования. Очень коротко про ОСАГО: мы много об этом говорили, прошлый 2014 год ознаменовался жесточайшим кризисом в ОСАГО. Наш диалог с Центральным банком, аргументация нашей позиции привела к тому, что Центральный банк, ну и законодательные изменения произошли, и изменения тарифов произошли. За счет этого в 2015 год мы из кризиса вышли, остался ряд, конечно же, структурных проблем, без них не бывает.
— А под изменением тарифов вы имеете в виду, вот деликатно называете их повышение?
— Да, абсолютно. Ну, изменились и правила ОСАГО, я напомню, что до этого 11 лет тарифы в ОСАГО не менялись, и за это время те структурные проблемы, которые накопились, они привели к тому жесточайшему кризису. Из кризиса мы вышли. Дальше — путь к либерализации тарифов. Это было подтверждено на последней встрече в Центральном банке, с руководителем Центрального банка. Очевидно, что это быстро сделать невозможно, будет проработана трехлетняя так называемая дорожная карта, как мы идем в сторону либерализации тарифов. На наш взгляд, это очень правильно: рыночные механизмы работают, это история подтвердила, будем стремиться к рыночным тарифам в ОСАГО. В КАСКО очень сложная ситуация — рынок падает, рынок продажи новых автомобилей, в первую очередь, на треть за этот год снижается. Мы всегда были лидером по КАСКО. В этом году, так как мы, в первую очередь, занимаемся страхованием новых автомобилей, мы даже потеряли первое место. Надеюсь, что на небольшое время, и это тоже подтверждает, что рыночные механизмы работают.
Нам немножко обидно, поэтому мы будем стремиться, конечно же, к тому, чтобы лидерство обратно завоевать, но очевидно, что при повышении тарифов, при повышении стоимости нового автомобиля, когда мы объявляем нашим потенциальным клиентам абсолютную цифру за КАСКО, многих это приводит в шок, многие просто перестают страховаться. И тут единственное решение — это продукты с франшизой, продукты с урезанным риском — только за угон, только за какие-то крупные аварии.
— А это и называется — вот я слышал такой термин — «умное страхование»? Такое выборочное, точечное?
— Ну, можно «умное страхование» распространить и на этот вид продуктов, хотя «умное страхование» — это больше про телематику. Я сейчас как раз перехожу к цифровым технологиям, в которых мы развиваемся.
— Это общий тренд и ответ на экономические вызовы, это гораздо более точечное, гораздо более выборочное, то есть не ковровое, а точечное?
— Абсолютно. Если раньше все у нас покупали продукт «Платинум», когда было застраховано все от всего, и это было дорого, то сейчас даже те, кто покупает премиальные бренды автомобилей, начинают более внимательно относиться к своим бюджетам и страховаться от тех рисков, которые они считают важными. И именно поэтому мы создаем более сложные продукты, в которых модульно можно набирать те риски, которые страхуются. Я, например, страхую сейчас автомобиль, в котором не застрахованы стекла, лобовое стекло у меня не застраховано, плюс, у меня есть франшиза. Это мой осознанный выбор по определенным причинам.
«Умное страхование» — это будущее. Весь этот год мы внутри «Ингосстраха» занимались тем, что собирали лучшие практики со всего мира, связанные, в первую очередь, с онлайн-продуктами, с цифровыми технологиями, с технологиями будущего. Совершенно очевидно, что мир финансовых услуг, мир страхования движется в сторону цифры, в сторону мобильных приложений. И в этом году мы сформулировали нашу миссию на 68-м году жизни «Ингосстраха», в которой есть слова «наш опыт и передовые решения», и вот это сочетание опыта, который есть у «Ингосстраха», той базы знаний, которая накоплена за те десятилетия, которые мы работаем, ну и, очевидно, за то время, пока мы были лидерами в КАСКО, если мы найдем в себе возможность это сочетать с цифровыми прорывными технологиями, я думаю, что мы останемся лидерами, а мы для этого сейчас все делаем.
По поводу того, что у нас уже есть, мы проводим, естественно, некий внутренний аудит, сравниваем себя с нашими конкурентами, и считаем, что мы одни из лидеров в цифровых технологиях уже сейчас. Заходите на наш сайт, скачивайте наши мобильные приложения, уже больше половины страхований выезжающих за рубеж у нас происходит через электронные каналы.
— Подтверждаю, как только что вернувшийся из отпуска, а перед этим застраховавшийся в онлайн-режиме, заметьте.
— Абсолютно.
— Но единственное, извините, вот вы сказали, что вы себя ощущаете, не то, что ощущаете, наверное, знаете, очевидно, что это подкреплено какими-то данными, лидерами в этом сегменте онлайн-страхования, это на фоне общей низкой базы или она уже не такая низкая?
— И да, и нет. У нас много компаний, которые пошли по пути развития только в этом канале, мы остаемся мультиканальной компанией, мы федеральная компания, мы компания, которая продает разные страховые продукты в разных каналах продаж. И то, что для нас максимально важно, что мы в детализацию, в цифровые технологии уходим не только в прямом канале, не только через онлайн, через наши сайты и мобильные приложения, что для нас, конечно, крайне важно, но также мы применяем цифровые технологии и в других каналах. Мы продолжаем очень активно работать с дилерами, например, по продаже КАСКО и вводим элементы цифровых технологий там. Мы продолжаем с большим удовольствием работать с агентской сетью, активно ее развиваем, и там тоже появляются цифровые технологии: это вопросы заключения договора, это вопросы принятия платежа от наших клиентов, и через посредников в том числе, это вопросы осмотра автомобилей, а совсем скоро и вопросы урегулирования убытка, когда вы с места ДТП сможете сфотографировать автомобиль на свой смартфон через наше приложение, и вам не нужно будет вообще приезжать в наш офис.
— Ух ты, это не за горами такие перспективы?
— Это перспективы следующего года, на самом деле. Если вы ездили с нашим приложением за рубеж, вы могли обратить внимание, что даже, например, если с вами что-то происходит за рубежом, вам не надо искать список телефонов, куда звонить, просто нажимая кнопку «Позвонить», наше приложение само находит ближайшую ассистанскую компанию и направляет ваш звонок туда.
— Вот сейчас мы вспоминаем о необходимости наличия деревянных деталей рядом с собой, друзья, постучите.
— Это правда, да.
— Надеюсь, не пригодится, я в этом смысле. Так, тем не менее, вот вы говорите про сложную экономическую ситуацию, я правильно понимаю, что прибыль страховщиков в этом году выросла?
— И тут тоже очень специфический момент. Она выросла, но это не значит, что мы, страховые компании, наживаемся за счет наших клиентов.
— А с чем связан рост?
— Абсолютно нет. Это специфика именно того периода, за который сейчас измеряется эта прибыль. Вообще, страхование — очень специфическая отрасль: если мы мало денег зарабатываем, мы теряем свою финансовую устойчивость, мы не можем обеспечивать свои выплаты нашим клиентам в будущем. Как только мы начинаем зарабатывать чуть больше, нас обвиняют в том, что мы зарабатываем за счет наших клиентов. Наша политика в «Ингосстрахе» направлена на то, чтобы страховой бизнес работал в ноль. Все, что мы зарабатываем, мы должны зарабатывать на инвестиционном доходе от размещения наших активов. Поэтому, конечно же, на определенном каком-то, особенно коротком периоде времени в ноль попасть практически невозможно. Да, сейчас у нас хорошая прибыль, мы этим гордимся, это повышает нашу финансовую устойчивость, и мы в «Ингосстрахе» эту прибыль будем рекапитализировать, реинвестировать в развитие тех самых онлайн-технологий, в развитие цифровых технологий для того, чтобы более комфортно с нами было работать, чтобы, зайдя в наш личный кабинет, который нужно разработать, в который нужно инвестировать деньги, вы могли все больше и больше операций производить.
Возвращаясь к цифровым технологиям, если мы говорим про удобство оплаты, то я считаю, что «Ингосстрах» впереди планеты всей именно с точки зрения оплаты. Вы можете оплатить франшизу, вы можете оплатить любой текущий платеж, вы видите свои полисы в смартфоне, в Passbook, для Google это другое приложение, но это не так важно. Мы инвестируем те прибыли, которые мы сегодня заработали, в удобство работы с нами завтра.
— Наверняка вы тоже анализируете грядущие перспективы, именно из них, наверное, вы строите свою стратегию или, по крайней мере, тактику, из чего вы исходите, глядя в грядущий 2016 год?
— Базовых каких-то причин для большого оптимизма нет. Мы часть макроэкономики, макроэкономика ничего хорошего, к сожалению, на сегодняшний день не предвещает, только за счет развития инновационных каких-то продуктов, цифровых технологий, мы сможем оставаться на нем лидерами, наверное, к сожалению, могу сказать, за счет других страховых компаний, а не за счет общего роста страхования в России.
— Дальше вы не заглядываете?
— Конечно же, когда мы обсуждаем нашу стратегию, мы обсуждаем 2020-ый, 2022-ой, есть футуристические какие-то рассуждения, но мы прекрасно понимаем, что мы находимся в высокоадаптивной среде, когда мы должны максимально быстро меняться.
— Чего и всем нашим слушателям желаем, спасибо вам большое, Михаил Волков сегодня был с нами, генеральный директор страховой компании «Ингосстрах».
— Спасибо большое.