В прокат выходит «Макбет» Джастина Курзеля, впервые показанный весной в Каннском конкурсе. В главных ролях — Майкл Фассбендер и Марион Котийяр (с ними же Курзель сейчас снимает киноверсию «Кредо убийцы»), на экране — Шекспир для поколения, выросшего на сериалах, компьютерных играх и видеоарте. Мария Кувшинова поговорила с режиссером о том, что связывает Макбета с героями вестернов, ветеранами последних войн и Уолтером Уайтом
В театре существуют суеверия, связанные с "Макбетом" — в разговорах его предпочитают называть "шотландской пьесой"...
А мы говорили — "шотландский фильм". Я сам начал. Я работал в театре художником по декорациям и знаю, насколько серьезно: тот, кто произнес слово "Макбет", должен немедленно выйти на улицу, три раза обойти здание, трижды постучать каблуками... Но проклятие "Макбета" едва ли нас затронуло. Нечто сверхъестественное мы ощущали, быть может, только на съемках в Шотландии, оказавшись наедине с природой. Попав туда, начинаешь понимать, почему люди верили в существование ведьм.
Вам было важно делать "шотландский фильм" именно в Шотландии?
Это было принципиально — снимать "Макбета" в тех местах, где жили его герои. Когда я читал сценарий, то вспоминал вестерны — человека, вписанного в брутальный ландшафт. Я австралиец, для нас природа, пустоты и просторы особенно важны. Мне кажется, рельефы этих холмов, эти поля влияют на решения, которые принимают персонажи — из них мы и создавали текстуру фильма. Не хотелось что-то специально придумывать, осовременивать — хотелось быть честнее и ближе к земле.
Фото: Reuters
Как вы снимали? Холод ощущаешь физически даже в зале.
Это был ужас. Самая холодная зима в Британии за много-много лет. Съемки в Шотландии, в январе...
Почему именно в январе?
Мы хотели снимать зимой, когда погода — мрачнее некуда.
Вы говорите, что не хотели "осовременивать", но у вас очень современный фильм, в нем нет ни архаики, ни мистики. Его герои похожи на нас. Ваше кино говорит на языке видеоарта, компьютерных игр, сериалов...
Я монтировал фильм и параллельно смотрел "Во все тяжкие". Мне кажется, что есть некоторое сходство — и в пьесе, и в сериале герой срывается с катушек. Мы видим двух персонажей, которые не в состоянии остановиться, хотя впереди смертельная опасность.
Перед съемками мы делали интервью с ветеранами недавних войн, хотели знать больше про посттравматическое состояние, в какой степени подобный опыт деформирует или формируют личность. Отсюда наша интерпретация шекспировских ведьм — они могут быть поняты как видения человека, травмированного бойней. Наши Макбеты — семья, разрушенная войной, родители, похоронившие ребенка. Мы хотели показать, как их скорбь обретает форму погони за властью.
В пьесе о смерти ребенка Макбетов говорится вскользь, а у вас она становится важнейшей темой.
Да, здесь большое пространство для интерпретаций. Мы думали о том, как тяжела была жизнь в XI веке, как много детей умирало. Поэтому в начале мы застаем героев, раздавленных потерей,— они пытаются снова зацепиться за жизнь. И начинают погоню за короной.
Многое пришлось выкинуть из пьесы?
Не много. Я фокусировался на Макбете, поэтому извлечения в основном касались других персонажей. Например, сцена с леди Макдуф — не последняя в пьесе, но именно для нашей кинематографической версии она оказалась лишней, уводящей в сторону. Мы старались быть проще. И конечно, если в тексте было что-то, что можно визуализировать, передать не текстом, то вначале я это не выкидывал, а подбирал кинематографический эквивалент.
Удивительно, что вы ставите сначала "Макбета", а потом экранизацию игры "Кредо убийцы" — с теми же актерами в главных ролях: Марион Котийяр и Майклом Фассбендером...
Мне не кажется, что они так уж противоположны. За "Кредо" стоит огромная культура. У нас было четыре месяца "Макбета", что мало, конечно, но так вышло. Майкл пришел подготовленным. Он читал пьесу раз двести и знал ее наизусть. Марион же — француженка, она впервые учила классический английский текст, и для нее это был совершенно другой опыт. Они двигались из разных точек, но — что я больше всего люблю в работе с актерами — в какой-то момент встретились. Режиссура как ловля бабочек: сидишь в засаде с сачком и ждешь, когда эти двое вдруг начинают делать одно и то же, слушать и слышать друг друга.
Есть какое-то сходство между героем Фассбендера в "Макбете" и в "Кредо убийцы"?
Мне кажется, их объединяет достоинство, которое обоим удается сохранить вопреки собственному безумию. Отсутствие истерики. Спокойствие. Редкое мужество.
Как вы нашли решение для финального эпизода — когда Бирнамский лес идет на Дунсинан?
Конечно, в театре я видел, как статисты, переодетые деревьями, движутся по сцене. Но, как и в случае с ведьмами, мне было интересно представить этот образ как метафору, как субъективное переживание героя — его интерпретацию происходящего в реальности пожара. Как джунгли человеческого сознания в "Апокалипсисе сегодня" или как дантовский "Ад" — правдоподобный сон, когда пророчество сбывается у героя в голове. Мне кажется, что это кино еще и про поиски покоя среди тьмы: иногда он обретается ценой жестокости. Макбет убивает Дункана, потому что такова логика событий, такова логика этой убийственной реальности — и внезапно это преступление его освобождает. Возвращает его от безумия к норме. Темнота леса, в который заходит человек, оказывается манящей, она обещает тепло и покой.
В прокате с 26 ноября