Самым ярким выступлением на екатеринбургской встрече IBA (International Biennial Association) стала романтически-бунтарская речь директора Mediations Biennale в Познани Томаша Вендланда, призывавшего бороться с институциональной инерцией и стандартизацией биеннале. Анна Толстова расспросила художника и куратора Томаша Вендланда о смысле и назначении биеннале
В чем отличие биеннале от любых других периодических выставок современного искусства?
Прежде всего, все биеннале чем-то отличаются друг от друга. Общее у них только в том, что это долгосрочное обязательство делать нечто каждые два года. И это в каком-то смысле чудо, потому что, когда ты объявляешь о намерении делать биеннале, все начинают серьезнее относиться к работе. Мне лично слово «биеннале» ни к чему, но оно производит впечатление на власти и спонсоров: звучит как что-то международное — значит, мы как все. Но все не могут быть как все.
Но ведь многие биеннале действительно копируют друг друга.
К сожалению, соглашусь с вами. И моя биеннале тоже отчасти скопирована: я старался заимствовать то, что мне казалось актуальным для современной ситуации в Польше, у других и проецировать на мой проект. И в то же время невозможно скопировать какую-то биеннале полностью — местные особенности диктуют определенные ограничения. Мне кажется, IBA должна предоставить профессионалам, которые уже сделали биеннале несколько раз, возможность остановиться и задуматься, как улучшить их биеннале — не стандартизировать, а подчеркнуть свою уникальность.
Правилом хорошего тона считается, что биеннале должна работать с местным контекстом. Но если все биеннале будут работать с местными контекстами, значит, они, в сущности, станут одинаковыми.
Но если вы делаете что-то совершенно отличное от местного контекста, вы имеете на это право, поскольку даже в своем отрицании вы этот контекст учитываете, отталкиваетесь от знания о нем. Путешествуя по миру и смотря разные биеннале, вы начинаете понимать, в чем преимущество вашего положения — в этот момент вы и становитесь профессионалом. Вот, например, что меня поразило в Екатеринбурге, так это трамваи. У нас в Польше трамваи стандартные, в них нет объявлений, а тут все разные и каждый — произведение искусства. И я подумал, почему вы делаете биеннале в помещении, когда у вас столько трамваев — это же передвижные выставочные залы. Трамвай — общественное место, значит, вам гарантирована публика: ей все равно нечем себя занять в пути — она ваша. Если бы у меня были деньги, я бы купил екатеринбургский трамвай и возил бы его по польским городам как рекламу Уральской биеннале — трамвай сам по себе, как поразительный и воспринимающийся всеми чувствами объект, был бы лучшей рекламой Екатеринбурга, чем любые тексты.
Есть такое мнение, что биеннале вообще делаются не для широкой публики, а для художников и профессионалов арт-индустрии. Для кого, по-вашему, делают биеннале?
Биеннале — это международный исследовательский семинар: вы собираете со всего мира вместе исследователей визуального и чувственного, работающих со звуками, запахами, тактильными ощущениями. И эти международные встречи вдохновляют людей на то, чтобы разрушить стереотипы в отношении чужих культур и острее почувствовать достоинство своей собственной. Мы по старинке представляем современных художников какими-то безумными и непонятными визионерами, ушедшими от мира, но в наши дни художники с помощью разных медиа изучают и выражают вещи, имеющие непосредственное отношение к жизни. Современное искусство — это не «Мона Лиза» в Лувре, это скорее жвачка, налепленная на окно. Это просто.
Местные власти часто надеются, что биеннале привлечет в их город туристов. Но ведь известно, что есть особый биеннальный туризм — профессиональная публика приезжает на биеннале и ничего, кроме нее, не видит. Дают ли биеннале экономический эффект?
Могут давать, но он не выражается в простых показателях роста. Прямо скажу, я вряд ли смог бы позволить себе приехать дней на пять в Екатеринбург просто для того, чтобы посмотреть, какие тут есть местные художники. А биеннале в Екатеринбурге — это хороший повод сюда выбраться. Но думаю, что для вас, русских, это даже важнее: вы прилетели из Москвы, чтобы здесь понять, что Екатеринбург — часть вашей родины, вашей культуры и современной жизни, а не просто какой-то промышленный мегаполис на карте Урала. Это драгоценное чувство. Невозможно все переводить на язык финансовой выгоды. Так мы далеко можем зайти. Гораздо дешевле убивать больных людей, чем лечить их, не правда ли? Кто сказал, что искусство должно приносить деньги? В людях, делающих Екатеринбургскую биеннале, чувство гордости за свою родину сочетается с ощущением причастности проблемам большого мира: мы участвуем в обсуждении и исследовании этих больших мировых проблем, чтобы потом вернуться к своим локальным и повседневным — в этом тоже состоит ценность культуры, которая не измеряется деньгами. Культура стоит денег, но не производит денег — наслаждение составляет важную часть нашей жизни, мы не можем все время работать и зарабатывать, надо тратить. Нельзя говорить: мы будем финансировать биеннале, только если она приносит деньги.
Хороший девиз для фандрайзинговой кампании. Считается, что художники делятся на «биеннальных» и «небиеннальных». Дескать, Дэмиена Хёрста неприлично звать на биеннале, потому что он, видите ли, коммерческий художник. У вас есть какие-то внутренние ограничения: этого художника не приглашать?
Лично у меня нет. Но ограничения есть вокруг: есть арт-рынок, у него свои мотивации и свои представления о ценностях, ему наплевать на биеннале, потому что это альтернатива и она не приносит дохода. Некоторые из «рыночных» художников хотят признания, поэтому они участвуют в биеннале, но для биеннале они делают одно, а для рынка — совсем другое. Это два параллельных мира в искусстве. Но есть и другие параллельные миры, по крайней мере — у нас в Польше. Есть художники, связанные с академиями, профессора, преподаватели, они как бы получили что-то вроде лицензии на то, чтобы быть художником. И есть художники, никак не связанные с академиями, своего рода бездомные с точки зрения академий, они — художники второго сорта или вообще не художники. И я, хоть и принадлежу к «академикам», стараюсь бороться с этими предрассудками, хотя бы потому, что «бездомных» — людей без специального образования, с дизайнерским образованием или просто надолго выпавших из профессии после учебы — гораздо больше, чем «академиков». Но на биеннале художники академий часто не хотят выставляться вместе с теми, у кого нет диплома и кто им кажется недостаточно профессиональным. Между тем именно их работы подчас самые интересные. Для меня как для куратора биеннале — это возможность найти, открыть заново или продвинуть неизвестного художника.
На мой взгляд, лучшей Московской биеннале была биеннале Катрин де Зегер, но критика встретила ее прохладно: одним не хватило «больших имен», другим — модных радикалов. Должны ли на биеннале быть художники-звезды?
Подсознательно вы понимаете, что это приятно — приглашать признанных и знаменитых художников. Однако это совсем не обязательно отвечает задачам вашего исследования. Мы показывали Микеланджело Пистолетто и Билла Виолу, но они действительно были нам нужны. При этом мы выставляли и абсолютно неизвестных художников, и все поражались качеству их работ. Конечно, всякий раз, когда вы приглашаете суперзвезду, вы рискуете услышать, что вы бездумно потратили большие деньги, вместо того чтобы поддержать молодые таланты. Но иногда это имеет педагогический эффект: для молодых участников биеннале общение с мэтрами бывает бесценно.
В России похожая ситуация с союзами художников и академиями, которые образуют параллельные миры со своими представлениями о профессионализме, это советское наследие. Но я бывала на многих нестоличных биеннале и ежегодных фестивалях в разных российских регионах, и мне кажется, что лучшие из них служат своего рода альтернативными академиями для молодых художников. Может быть, смысл биеннале в том, чтобы заменить собой устаревшие академии?
Да, согласен, у биеннале огромный образовательный потенциал. Это конденсированные академии: за два месяца в Екатеринбурге вы можете встретить столько художников, кураторов, критиков со всего света, сколько, не будь биеннале, не добрались бы сюда и за столетие. За пять лет в академическом классе вы не научитесь тому, что на лету усваиваете здесь за несколько дней.
Расскажите о вашей Mediations Biennale в Познани. Как вы над ней работаете, какие цели ставите?
Я стараюсь, чтобы биеннале была открытым вопросом и чтобы все было вновь, как в первый раз. Конечно, когда мы выставляем Билла Виолу — это не новость ни для него, ни для Америки, но это новость для польской художественной сцены. По-моему, биеннале не должны иллюстрировать современность, они должны ее провоцировать — это особенно важно, когда делаешь международный проект, где сталкиваются разные взгляды и мироощущения: приглашаешь человека из Новой Зеландии — и он приносит с собой другое ощущение бытия. Процесс работы над биеннале делится на три стадии: первая — разработка концепции в кураторской группе, исследование, поиск художников, вторая — день открытия, третья и самая важная — анализ реакции публики, критики, художников, который начинается буквально на второй день работы выставки. Разбор того, что не получилось, почему не получилось, почему работа в каталоге выглядит не так, как в выставочном зале, и так далее — для меня это не окончание исследования, а как раз его подлинное начало. Я делаю биеннале не только в Познани, но и в Грузии, и в Германии, и для меня размышления об ошибках и удачах тех или иных проектов — постоянная работа. Нельзя сказать, что ты открыл биеннале, закрыл за собой дверь и начал работать над следующей с чистого листа.
Вы перестали быть художником, когда начали курировать биеннале, или для вас кураторская работа — это род искусства?
Конечно, кураторство — это искусство. Некоторые из моих выставок имеют отношение к тому, чем я занимался как художник, и в таких случаях очень сложно запретить себе принимать в них участие в качестве художника. Все художники участвуют в разговоре, а вы заставляете себя молчать и играете роль пассивного зрителя или, еще хуже, этакого бюрократа с финансовыми отчетами — распишитесь здесь, пожалуйста. Но можно ведь посмотреть на это с другой стороны: биеннале — это как симфония, собралась сотня оркестрантов, а вы — их дирижер и слышите одну чудесную мелодию.