«Лето 2015 года войдет в историю»

Процесс уничтожения «запрещенной» еды визуально неприятен, заявил пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков. В то же время он подчеркнул, что это контрабандная продукция, у которой нет каких-либо сертификатов, гарантирующих ее безопасность для здоровья. «Если в это вдуматься и плюс к этому принять во внимание, что речь идет просто о лобовой контрабанде, то это, наверное, является главной отправной точкой, которой руководствовались, когда такое решение принималось», — подчеркнул Песков. Также он пообещал, что мнение авторов петиции против уничтожения санкционной еды будет принято во внимание. Ведущая «Коммерсантъ FM» Оксана Барыкина обсудила эту тему с Андреем Бильжо — известным художником, писателем и ресторатором, а по образованию психиатром.

— Андрей Георгиевич, что думаете по этому поводу?

— Дмитрий Песков — эстет, конечно, абсолютный эстет. Как нравится мне, когда он что-то комментирует, так это все хитро. И мне очень нравится эта фраза про здоровье — он заботится о здоровье россиян, чтобы они не отравились. Это очень приятно, до этого заботился Онищенко, теперь Песков. Как-то все это вспоминается, до этого плевать было на здоровье россиян.

— Онищенко еще продолжается заботиться.

— А сейчас он заботится — уничтожает продукты. А вдруг отравятся действительно? То, что нашими продуктами можно травануться легко, что и происходит довольно часто, это неважно. То, что просроченные продукты в киосках продаются, это неважно, и на рынках, а это контрабанда.

Забота о россиянах: шпроты нельзя было, потом разрешили, «Боржоми» нельзя было, потом разрешили. Чего-то нельзя было еще — разрешили. В тюльпанах нашли какое-то насекомое, которое может отравить все наши цветы нашей великой родины, и их тоже запретили. Не потому, что они из Голландии, а потому что там нашли какого-то жучка, червячка, паучка — это забота.

Но так врать — я просто удивляюсь. Мне казалось, что пределы вранью какие-то должны быть. В школе учили говорить правду. Но так врать, ребята, как-то неудобно даже.

— Андрей Георгиевич, а вы думаете, что он врет, неискренне это говорит?

— А вы считаете, что он говорит искренне? Я думаю, что искренна только первая строчка, что уничтожение санкционной продукции является визуально неприятным зрелищем, эстетически неприятным. В этом смысле я абсолютно согласен с Дмитрием Песковым. Потому что я, есть такое понятие эйдетик — это человек с богатым воображением, который легко себе может представить что угодно, сказал ему раз, два, три — и он себе это представил. Я такой, и такие люди есть. Я не скажу, что их много. Я вчера нагляделся, насмотрелся этих картинок сдуру.

— А что, их показывают? Где показывают?

— В Facebook полно. Фотографии, ролики, как их уничтожают.

— По телевидению еще не показывают, как мы ожидали?

— Трактор проезжает — кучи кадров, все это заснято. Вы знаете, видимо, придется провести день в голодовке. Смотреть на эти картинки не буду, потому что ассоциации возникают ужасные, неприятные. Я чувствительный мальчик, я и в школе, и в детском саду не мог есть масло, мне клали его в чай, размешивали, чтобы я получил свою пайку. С тех пор я не ем масло совершенно вообще. Не могу на него смотреть.

Еще у меня была история, когда в больнице Кащенко дежурил, и в мои обязанности входило снимать пробу на пищеблоке. Для меня это было самым тяжелым испытанием, потому что надо было заходить, слушать этот запах. Я должен был присутствовать на закладке масла, когда масло ввозили, огромный куб, многодесятикилограммовый, больные закладывали его на весы, и дальше все взвешивалось. Я должен был записать, зафиксировать этот вес, потом это масло резали струной и бросали в огромные в чаны с кашей там или с пюре. И я как-то ушел, уже не мог на все на это смотреть, меня подташнивало, но забыл ручку, а без ручки какой врач — это вовсе и не врач. В общем, вернулся я за ручкой и застал такую картину: работница пищеблока висела на огромном чане, а чан этот выше человеческого роста, там лесенка подставлялась, и она висела на этом чане, торчали только ее ноги в розовых штанах с начесом, женские, как они назывались-то, таких не существует сейчас в природе, с начесом, байковые.

— Рейтузы?

— Нет.

— А что?

— Рейтузы — до щиколотки, а это такие, которые до колена, под юбкой их не видно было, такие розовые с начесом трусы теплые, байковые. Только они торчали. И она, значит, огромным половником вылавливала этот кусок масла, чтобы потом унести его домой, уже оплавленный по краям, с прилипшими кусочками риса. Я увидел это, что-то вскрикнул, она вскрикнула, я думал, что сейчас она грохнется в этот чан с рисовой кашей, а я ее спасать не смогу точно, потому что меня скорее вытошнит, чем я буду всем этим заниматься, а в горячей каше она бы сварилась. В общем, она как-то удержалась с этим куском масла, и я убежал из пищеблока, но докладную потом написал.

Я даже не хочу говорить про всю эту историю с уничтожением продуктов, уже столько написано про это довольно понятных и банальных вещей, что крошки собирали блокадники, что в больницах кормят на 100 руб., что есть детские дома и так далее. И это уничтожение — это какой-то чудовищный бред вообще. Я вспоминаю, думаешь о сумасшествии, вспоминаю слова Рубена Александровича Наджарова, который сказал: «Мы, психиатры, все пытаемся объяснить каким-то безумием или помешательством, а иногда бывают просто подонки». Мне кажется, эта история из этой области.

И потом, мало кто говорит о том: представьте себе, это рядом с каким-то городом или рядом с какой-то деревней уничтожили 300 тонн продуктов или там 70 тонн сыра в земле, трактором, боже, это же какое количество мух и разной гадости полетит в дома этих людей! Это же все будет гнить! Куда это закапывать, сколько сил нужно, сколько людей на это нужно? Это какое-то безумие, это какой-то, извините, конечно, сволочизм, и никакого оправдания этому не будет. И лето 2015 года войдет в историю для наших потомков, и Леонид Геннадьевич Парфенов в книге «Намедни» в следующем томе или последующем напишет: «2015 год» с фотографиями уничтожения этих продуктов. Собственно говоря, грустно, невесело. Будьте здоровы, держите себя в руках. Ну не держат себя в руках, черт возьми, я не знаю уже, как это вбить в голову.

— Будем звонить вам на следующей неделе, будем продолжать.

— Не смотрите на эти картинки, пусть они там подавятся этим сыром, перемешанным с землей.