Премьера кино
Фильм "Форс-мажор" имеет и другое название — "Турист", а фамилию его режиссера Рубена Эстлунда также пишут по-русски как Остлунд. Эта семейная драма с социальным и экзистенциальным подтекстом временами оборачивается циничной комедией. В том, что такое шведская семья на самом деле, разбирался АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Шведы обижаются, когда разговор заходит про пресловутую "шведскую семью", и утверждают, что это один из мифов эпохи сексуальной революции. На самом деле семья в современной Швеции построена на принципах равноправия и демократизма, а разница между полами (некогда доведенная Стриндбергом до тотальной войны) почти сведена к нулю. И все же бывают ситуации, когда от мужчины (бывшего главы семьи) ждут хоть небольшого проявления мужественности. Именно ее имел шанс продемонстрировать Томас (Йоханнес Кунке), приехавший с двумя детьми и женой Эббой (Лиза Ловен Конгсли) на альпийский лыжный курорт. Обитатели комфортабельного отеля наслаждались завтраком, когда прямо на открытую террасу стала стремительно наползать снежная лавина — правда, контролируемая, но, видно, не до конца.
Никто в результате этого инцидента не пострадал, однако злая шутка природы привела к семейной катастрофе. Дело в том, что Томас в момент опасности бросил свое образцово-показательное семейство и, схватив телефон, просто-напросто пустился бежать. В течение всего остального фильма Эбба выводит на чистую воду своего супруга как труса, доводя его до перманентной истерики, а их давшие трещину отношения зеркально отражаются в еще более комической драме, переживаемой другой парой шведских туристов — Матсом и Фанни. То вдвоем, то вчетвером герои обсуждают такие темы, как мужское эго, подсознательные инстинкты и можно ли им сопротивляться: все это напоминает психоанализ, специалистом по которому чувствует себя практически каждый швед.
Здесь чувствуется, конечно, школа Ингмара Бергмана. После его смерти шведское кино редко достигает международного признания: по большей части оно провинциально, в нем нет харизматичных культурных героев, как в других небольших европейских странах: Ларс фон Триер — в Дании, Аки Каурисмяки — в Финляндии, Михаэль Ханеке — в Австрии. Рубен Эстлунд ближе других приблизился к этой роли. Его фильмы провокативны и вызывают острую реакцию. Как художник, он отличается отстраненным холодным стилем с элементами абсурда и болезненного юмора. В чем-то эта манера напоминает упомянутого Ханеке (но не столь трагичного), в чем-то — соотечественника режиссера Роя Андерссона (но не столь абсурдистского). Фильм Эстлунда "Добровольно-принудительно" состоял из пяти историй: в одной из них супруги обсуждали гомосексуальную измену мужа, случившуюся по пьянке,— и это тоже был типично шведский семейный психоанализ.
В картине "Play" двое белобрысых мальчишек младшего школьного возраста оказываются жертвой разводки со стороны компании темнокожих подростков арабского или негритянского происхождения. Множество подобных случаев произошло в Гетеборге, и Эстлунд использовал эти ЧП районного масштаба, чтобы заставить задуматься ни много ни мало о судьбах Европы — причем в крайне неполиткорректном ракурсе. Мальчишки из иммигрантских семей изображены как жизнелюбивые бездельники, хулиганящие от скуки, от нечего делать и еще оттого, что коренное население дает им эту прекрасную возможность. А местные показаны трусами и придурками, обреченными на роль добровольных жертв. Из трех героев-шведов только один пытается сопротивляться агрессии, но и его протест сводится к тому, что он в порыве отчаяния и рискуя сорваться залезает на дерево. Фильм показывает общество настолько инфантильное и сонное, что пробудить его от спячки способны лишь экстремальные персонажи типа Ассанжа или Брейвика.
"Форс-мажор" продолжает это антропологическое описание, вырывая шведскую семью из ее среды обитания и помещая на фон космического альпийского пейзажа и стерильного гостиничного интерьера. И в этом случае Эстлунд тоже опирается на фактографию и статистику: оказывается, супружеские пары, пережившие захват самолетов и подобные экстремальные испытания, часто разводятся. Используя бергмановскую традицию столкновения мужского эгоизма и женских фрустраций, режиссер развивает ее в ироническом аспекте, а сопровождающая все действие игривая музыка Вивальди, исполненная на аккордеоне, доводит жестокую иронию до уровня убийственного сарказма.