Выставка современное искусство
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Куратор "Гаража", уроженка Болгарии Снежана Кръстева, директор Музея современного искусства Любляны Зденка Бадовинац и куратор того же музея Бояна Пишкур сделали в Москве широкомасштабную ретроспективу послевоенного искусства стран Варшавского договора и примкнувшей к ним Югославии. Рассказывает ВАЛЕНТИН ДЬЯКОНОВ.
Все страны соцлагеря похожи друг на друга, но несчастья у них разной интенсивности. Более 60 художников (почти треть из бывшего СССР) с работами из словенской коллекции "Arteast 2000+" и частных собраний впервые в России собраны как проводники и переводчики единого исторического опыта на язык искусства. По их работам хорошо прослеживаются разница в художественных системах социалистических государств и варьирующаяся степень эмансипации от требований партии и цензуры. Есть и общее — характерный для Балкан дух фаталистического карнавала, хорошо знакомый нам по фильмам Эмира Кустурицы. В отличие от западных коллег, своей репутацией отвечающих за продукцию имени-бренда, восточноевропейские художники носят маски и множат фиктивные личности, не чужды пародии и шуткам на грани хорошего вкуса.
"Arteast 2000+" считается крупнейшим в мире собранием художников Восточной Европы. За десять с лишним лет существования коллекции "Грамматика свободы" — первая крупная выставка собрания за пределами Музея современного искусства Любляны. Логично, что проходит она именно в Москве: как-никак Организация стран Варшавского договора признавала СССР "большим братом" восточной части разделенной Европы. После расторжения варшавских соглашений все страны начали строить свои отношения с Западом, и тема общего прошлого стала крайне непопулярной. Теперь мы наблюдаем очередной, очень болезненный виток борьбы с геополитическими травмами 1991 года, и "Грамматика свободы" в контексте боевых действий на Украине несколько успокаивает нервы. Мы, оказывается, не одни живем с ощущением маргинальности по отношению к стройной логике западноевропейской и американской культур. Но наши коллеги по соцлагерю склонны делать из лимонов лимонад и воспринимать свою деятельность как альтернативу европейским практикам и традициям, а не страдать после напряженных попыток во что бы то ни стало показать свое рыло в калашном ряду.
Выставка делится на пять "уроков" — тематических разделов, вокруг которых вертятся работы разных художников. Из этих разделов и складывается единая "Грамматика свободы", нечто вроде инструкции по борьбе с авторитаризмом в его многочисленных обличьях, не только политических. Начинается все с самого рискового "урока" — анатомии: на стенах пространства в форме звезды проецируются видео и фотографии о теле в искусстве. Почетное место отведено документации перформанса "Ритм 0" самой известной участницы выставки — Марины Абрамович. В ходе этой акции Абрамович неподвижно сидела на стуле, предоставив зрителям возможность делать с ней все, что угодно, с помощью ограниченного, но потенциально опасного круга предметов, в числе которых был, например, и заряженный пистолет. Румын Ион Григореску представлен тремя автопортретными видео о жизни свободного человека в отдельно взятой квартире: он боксирует сам с собой, тщательно рассматривает свое тело и, наконец, беседует с телевизионной трансляцией речи Константина Чаушеску. Русских художников в этом разделе нет, что симптоматично: обнаженное тело (тем более свое) никогда не относилось к сфере интересов нашего искусства, и если у восточноевропейских художников нагота работает как признак "человека вообще", чистой экзистенции, то в сознании россиян она крепко связана с эротикой и срамом. Художник Вадим Захаров, один из участников "Грамматики свободы", в старом интервью вспоминал, как боялся попасть в тюрьму в 1980-е, когда следователи грозили ему "гомосексуальной" статьей за серию, вполне концептуальную, для которой он снимался голым. Обнажение как освобождающий жест встречается и в остальных разделах. Зато русские участники выглядят рекордсменами по монументальным видам творчества: живописным громадам Тимура Новикова и дуэта Комар--Меламид аналогов на выставке нет. Наверное, дело в том, что советские художники, даже самые неофициальные, часто были ближе к системе распределения заказов, чем их коллеги из стран соцлагеря. Да и в неподцензурной культуре картина долгое время считалась единицей гениальности — с другим материалом в историю лезть и не следовало.
Другие "уроки" выставки — о сотрудничестве, системе искусства и месте художника в ней — не так выделены из общего течения экспозиции. Тут скорее обращаешь внимание на совпадения в объектах критики, обнаруживающиеся в разных разделах. "Оммаж Вере Мухиной" (1980) венгра Дьердя Галантаи — документация акции на главной площади Будапешта, в ходе которой художник с женой изображали "Рабочего и колхозницу", а коллега из Италии расписывал их белоснежные костюмы именами великих художников прошлого и настоящего: от Джотто до Пикассо. "Личное общественное" (1981) хорватки Саньи Ивекович — коллаж из памятников социалистической эпохи и фотографий простых горожан. Соотнося советских "Медных всадников" с пропорциями обычных людей, Галантаи и Ивекович бьют скепсисом по бронзовому героизму памятников империи. Юрий Альберт, переписывающий от руки письма Ван Гога брату Тео, находит соратника в "Казимире Малевиче", мистификации серба Горана Джорджевича, в 1986 году переписавшего несколько полотен знаменитого супрематиста. И Альберт, и Джорджевич ставят под вопрос существование кумиров другого рода — небожителей истории искусства, которые благодаря арт-рынку и музеям после смерти обзавелись несвойственным при жизни высокомерием. Постепенно оказывается, что и наше время видится художникам несвободным от давления, только теперь в авторитарной роли выступают капиталистические отношения, навязывающие людям желание строить себе личные пьедесталы на основе успеха, статуса и прочих "волчьих" законов. В последнем видео российской группы "Что делать?" студенты открытой художниками Школы вовлеченного искусства колыхаются, как волны на историческом ветру, в ситуации политической и экономической неопределенности. А художница из Сербии Даринка Поп-Митич почти всерьез возрождает жанр соцреалистической фрески с рабочими в инсталляции "Полезный идиот". Получается, что у "Грамматики свободы" открытый финал — как и у всякого учебника, к которому можно вернуться, если что-то забыл.