Каха Бендукидзе умер. Если можно называть предпринимателя классиком, то это было бы как раз про него. Мы перечитываем фрагменты интервью Кахи Бендукидзе «Секрету фирмы» — кажется, его слова всегда будут актуальны для российского бизнеса.
Фото: Валерий Мельников, Коммерсантъ / купить фото
В России реформы заменяются разговорами о реформах. А после двух лет разговоров о реформах люди говорят: «Ну сколько ж можно заниматься реформами, пора уже усиливать роль государства!» Но вы сначала сделайте что-то, вы разрежьте больного, а то пока вы стоите, он уже помрет. Знаете, была такая история из жизни папуасов племени маринд-аним. Приехал к ним китаец закупать кокосы. И стал к какой-то девушке приставать, а оказалось, что у той есть отец, брат и жених. Подбежали они к китайцу и начали его бить каменными палицами по голове. Как рассказывает автору книги очевидец этого события, тоже папуас, китаец упал и «почему-то умер», и тогда, говорит он, «мы все собрались вокруг тела китайца и начали громко шуметь и обсуждать, что будет. И так продолжалось долго, пока старики не сказали: "Если будете еще шуметь, то скоро его нельзя будет кушать, мясо протухнет". Тогда мы одумались, позвали женщин, и они нам испекли саговые лепешки с мясом китайца». Вот у нас тоже так. Все галдят-галдят, а ничего не происходит.
Россия — очень напряженная, конфронтационная страна со стремлением к насилию одних над другими. Сейчас кит победит слона, потом слон победит кита. Я не думаю, что это разумный путь. Если мы взрослые, мы должны просто многие вещи делать по-другому, совершенно в другом порядке. И никакого особого договора между бизнесом и властью не нужно. А что потом: заключать договор между врачами и властью, между сантехниками и властью, между властью и властью? У нас сейчас, по сути, все представляет собой феодальные княжества, которые периодически вступают в разные отношения — то войны, то мира, то совместного нападения.
Собственность, которая перераспределяется без воли собственника, перестает таковой быть вообще. Тем самым исчезает собственность как понятие, а остаются вещи. Таким образом, нужно говорить, что не собственность перераспределяется, а перераспределяются вещи с целью получения сиюминутных благ от пользования этими вещами. Я не уверен, что таких стран в мире много, потому что даже в Советском Союзе этого не было. Это уже какая-то страна Зазеркалье, где нет собственности, но есть перераспределение вещей. Даже самые мрачные фантасты не смогли придумать такого строя.
Зачем человек, у которого есть десять миллионов, рискует, чтобы сделать сто? Что у тебя десять миллионов, что сто — икры ты можешь съесть одинаковое количество. И выглядишь одинаково. После десяти миллионов человек становится индифферентен к потребительским свойствам денег. На сленге Силиконовой долины это называется fuck your money, то есть «иди на фиг». После десяти миллионов деньги становятся просто мерилом успеха. Капитал — это уже вопрос игры. Как олимпиада: занял первое место — и очень доволен, радуешься. У меня не такая мотивация, Бог миловал. У меня исключительно потребительская: чтоб иметь деньги и чтоб никто не донимал.
Можно проводить только те реформы, которые поддержаны обществом. Тяжелые политические последствия российской приватизации объясняются как раз тем, что общество реформы не поддержало. Когда мы реформировали ОМЗ, мы два раза в год выезжали из России в теплое место дней на пять. В эти дни где-то 120 человек топ-менеджеров обсуждали вопросы реорганизации компании. Я уверен, что без таких обсуждений не получилось бы толкового результата. Соучастие в реформах и возникновение чувства собственности на изменения — важная часть для обеспечения изменений.
Если Россия возьмет курс на ползучую национализацию, ничего хорошего не будет. Если ОМЗ будет частью какой-то государственной машины (сейчас контроль над ОМЗ принадлежит «Газпромбанку». — СФ), компании придется несладко. Но я никакого сожаления или ностальгии не испытываю. Не хочу уже инвестировать в такой бизнес, о котором надо каждый день бегать и думать: зачем? Буду свободным человеком. Ни от кого не буду зависеть. И от меня никто не будет зависеть.
Интервью Кахи Бендукидзе «Секрету фирмы»: