Британский политолог, директор Института России при Лондонском королевском колледже Сэм Грин обсудил с ведущим "Коммерсантъ FM" Анатолием Кузичевым характер российско-европейских отношений в свете ситуации на Украине.
Фото: carnegie.ru
Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов / купить фото
"Переговоры о том, как, когда и какие санкции отменить, будут долгими"
Сэм Грин: "Я не думаю, что Запад, введя санкции, понял, что нужно сделать, чтобы их отменить. Переговоры о том, как, когда и какие санкции отменить, будут долгими. Вашингтон готов терпеть это противостояние дольше, чем Европа".
"Мобильность внутри Украины всегда была колоссальная. В результате конфликта действительно возможно установление такой ситуации, которая возникла некогда между дружественными хорватами и сербами. Нужно понимать, что когда-нибудь этот конфликт закончится. Движение через границы будет колоссальное, никому из сторон не нужна стена".
"Те настроения, которые сейчас нагнетают СМИ, будут иметь свои отголоски далеко впереди".
"Происходящее в СМИ я бы не назвал истерикой. Сейчас куда более озабочены Эболой, Сирией, Ираком, и о России, к некоторому сожалению, забыли".
"Европейцы не любят ни своих, ни чужих политиков в принципе. Кто-то любит Навального, кто-то — Каспарова, кто-то — по-прежнему Медведева. Но пока, в общем-то, все исходят из предположения, что Путин останется на своем месте еще долго. В Европе задаются вопросом "Как мы будем выстраивать отношения с Путиным?", а нужно научиться задавать вопрос "Как мы будем выстраивать отношения с Россией?"
"Мы пытаемся измерить Россию общим аршином. У всех особенная стать, но аршин у всех один".
"Путина опасаются в Европе: некоторые думают, что он выжил из ума, некоторые думают, что он злой, но рациональный"
Сэм Грин: "Я полагаю, что самый вероятный итог конфликта на Украине — создание какой-то части территории Украины, которая де-юре является Украиной, но не полностью подчиняется власти Киева. Киев боится повторения приднестровского сценария. Я опасаюсь, что в переговорах не просматривается долгосрочный процесс урегулирования отношений".
"Есть люди в Европе, которые считают, что в России спят и видят восстановить Советский Союз. Некоторые считают, что политика политикой, но надо продолжать вести бизнес, оставив политические вопросы дипломатам. Но я не согласен. Идея о том, что бизнес и власть — это разные вещи, — это не про Россию".
"У всех есть понимание, что возврата к обычному ведению дел между Россией и Европой в ближайшей перспективе не будет. Рано или поздно санкции будут сняты, но стоимость и финансового, и политического капитала на какое-то время будет выше. Доверие будет уже не таким, как раньше".
"Российские нарративы по поводу ситуации с Крымом в Европе не принимаются. Другое дело — претензии, относящиеся к себе, непонимание. Европа давно думала, что она не ведет с Россией геополитические игры. Геополитика — задел НАТО, а расширение Европы никак не может являться угрозой для России. Европе приходится сейчас осознать, что геополитическое противостояние с Россией есть.
Европа не умеет думать в таких терминах. Она любит думать в рамках институтов, бюрократических процедур. Шок относится не к тому, что случилось с Крымом или Донбассом, а он заключается в том, что европейские политики поняли, в каком мире они находятся".
"Путин успел и, наверное, успеет увидеть не одного американского президента и британского премьера, а вот западные лидеры приходят и раз за разом видят Путина".
"Мнения внутри Европы развиваются, меняется расстановка сил по отношению к России"
Сэм Грин: "Запад относится к России по-разному, как и Россия к Западу. Я не согласен с утверждением, что на Западе сидели и ждали удобного момента объявить какую-нибудь войну или конфликт России, потому что на Западе не очень-то о России и думали. На Западе, если сильно обобщать, думают о других вещах: о Сирии, об Ираке, Афганистане в каком-то плане, о своих делах, которых предостаточно и они не в очень хорошем состоянии, особенно в том, что касается европейской экономики. В той же Британии намного более озабочены проблемами Шотландии с референдумом, предстоящими выборами в Вестминстере в следующем году, растущее влияние правых партий и антиевропейских движений, поэтому Россия стояла не на первом месте".
"По большому счету то, что мы видим, начиная с ноября, когда Евромайдан появился — мы видим результаты невнимания западного руководства, сообщества в целом к России, российским делам, делам на постсоветской территории. Это был задел бюрократов, некоторого количества экспертов, коих не очень много осталось по российскому направлению. Это был просчет именно в том плане, что 20 лет думали, что Россия пусть сама собой займется".
"Это нормальный подход в каком-то плане, но у нас, наверное, было ощущение, что раз закончился Советский Союз, то Россия станет хоть как-то, худо-бедно, может быть, криво идти в нашем направлении, правда, не очень-то понятно было, кто такие "мы".