Те, кто шлет проклятья в адрес современных оперных постановок, скажем, в Большом театре и вспоминает при этом мирные театральные впечатления собственного детства, не всегда обращают внимание на то, что в том же Большом вообще-то сохраняется много старинных спектаклей. Даже тем, кому это известно, часто кажется, что старый спектакль — это как старое кино. Что там, достал декорации, поставил, играй да пой, чего ж еще?
Фото: photo by Damir Yusupov
Но оперные спектакли, даже самые великие, увы, вещь хрупкая. Дело даже не в сохранности декораций — здесь-то все понятно, "моль и ржа истребляют, и воры подкапывают и крадут", и гарантировать в этих условиях безукоризненное состояние расписных холстов пятидесятилетней давности, хранившихся отнюдь не в оранжерейных условиях, довольно затруднительно. Годы идут, певцы сменяют друг друга, на смену одному поколению хора и миманса приходят второе и третье, трепетать над каждым жестом и каждой деталью мизансцены их в обычной ситуации никто не побуждает. В результате, кто бы исходный спектакль ни ставил, сплошь и рядом возникает положение в духе старинного анекдота про памятник Пушкину, изображающий Брежнева, читающего "Малую землю". Вместо той жизни, которая и в опере советского большого стиля о себе заявляла,— совсем уж рутинная и бессмысленная вампука.
Приводить в порядок свое историческое наследие Большой принялся давно. Еще во второй половине нулевых, при закрытой на реконструкцию основной сцене, подвергли капремонту послевоенного "Бориса Годунова". "Царская невеста" в версии режиссера Юрия Петрова и художника Федора Федоровского была перенесена на новую сцену и периодически шла там — пока очередная творческая комиссия, снаряженная администрацией, не посмотрела рядовое представление этой оперы и не убедилась в том, что с изрядно патинированным (чтобы не сказать менее красиво) спектаклем надо что-то делать.
Что именно делать, судя по всему, решили надвое. Сначала предстоящая премьера "Царской невесты" анонсировалась именно как капитальное восстановление постановки 1955 года, в которой пели Галина Вишневская и Ирина Архипова, Ирина Масленникова и Елена Образцова. Теперь же спектакль, который выпускает российско-израильский режиссер Юлия Певзнер, анонсируется как практически самостоятельное произведение — то есть уже седьмая постановка все той же оперы Римского-Корсакова в истории Большого театра. Правда, сохраняющая некоторые мотивы старого спектакля. И пышный исторический гардероб сделан Еленой Зайцевой с отсылкой к эскизам 50-х годов, и декорации, созданные под присмотром художника Альоны Пикаловой, призваны повторять грандиозную сценографию Федора Федоровского, создателя рубиновых кремлевских звезд.
С декорациями, впрочем, не все так просто. Во времена Римского-Корсакова спектакли оформлялись в смысле устройства сценографии, в общем, примерно так же, как и в XVIII столетии — расписной задник плюс образующие перспективу параллельные пары кулис, да еще некоторое количество объемной бутафории (столы, троны, скамейки, деревья и проч.). У Федоровского система была уже куда сложнее. Задник остался на своем месте, второй план тоже составляли расписные плоские декорации, но только они ставились под углом, а вот передний план был сделан объемным. 3D, если угодно.
"Царская невеста" была перенесена на новую сцену Большого и периодически шла там — пока очередная творческая комиссия не посмотрела рядовое представление этой оперы и не убедилась в том, что со спектаклем надо что-то делать"
Скопировать декорации 1955 года, пользуясь эскизами художника и старыми фотографиями (хотя и они не всегда совпадают),— самое простое. Но тот спектакль делался не для современного сценического света, могучего и безжалостного, так что для коррекции зрительского впечатления декорации сделали объемными где только можно. Разумеется, сохраняя мысль художника и вдобавок (если верить создателям спектакля) кропотливо восстанавливая отсылки к подлинным артефактам XVI века — здесь изразцы из Александровской слободы, здесь орнамент из Оружейной палаты.
За последние 10 лет "Царская невеста" на отечественных сценах часто доставалась на откуп современной режиссуре — от мариинского спектакля Юрия Александрова (2004), где эпоха Ивана Грозного предсказуемо оборачивалась сталинскими временами, до совсем недавней работы Андрея Могучего в Михайловском театре. В качестве курьеза можно еще вспомнить преотвязную постановку Юрия Грымова в московской "Новой опере", а в качестве важной западной параллели — также недавний спектакль Дмитрия Чернякова в берлинской Штаатсопер, который вскоре с легкой руки Даниэля Баренбойма пойдет и на сцене "Ла Скала". При всем этом веере постановочных решений далеко не все попали в очень специальный тон этой оперы, которая, с одной стороны, выглядит величавой исторической драмой почти вальтер-скоттовского толка, а с другой — партитурой, объединяющей и эстетское любование прекрасными вокальными мелодиями, и крепкий национальный колорит, и европейскую технику композиторского письма. Интересно, насколько то же самое попадание удастся теперь историко-стилизаторскому начинанию Большого театра. Но музыкальное качество эта "новая старая" премьера сулит вполне добротное: с главными партиями должны выступить, например, Венера Гимадиева и Анна Аглатова (Марфа), Владислав Сулимский и Эльчин Азизов (Грязной), Алексей Долгов и Роман Шулаков (Лыков). Дирижером-постановщиком первоначально хотели видеть Владимира Федосеева, но в конце концов пригласили маэстро Геннадия Рождественского, который не выпускал в Большом премьеры со времен своего недолгого правления в театре 14 лет тому назад.
Большой театр, 22 и 25 февраля, 19.00; 23 февраля, 18.00