Вчера после четырехчасовой пресс-конференции президент России Владимир Путин рассказал, что в ближайшее время подпишет прошение бизнесмена Михаила Борисовича Ходорковского о помиловании. И вся пресс-конференция после этого не то что померкла, а перестала существовать. Впрочем, специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ настаивает: о том, что было в предыдущие четыре часа, тоже есть что вспомнить.
Вчера президент России Владимир Путин указал Михаилу Ходорковскому путь на свободу
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Пресс-конференция Владимира Путина закончилась. Аплодисментов не было. Многие, я думаю, вздохнули с облегчением: четыре с лишним часа в этот раз, в отличие от прошлогодних, когда все было зажигательно и нервно, в какой-то момент стали казаться пыткой словами, которые произносились и из зала, и со сцены.
Владимир Путин подошел к журналистке из газеты города Ванино, которая до этого жаловалась ему, что служба безопасности президента отобрала у нее перед пресс-конференцией костыли, а ванинские правоохранительные органы отбирают у нее жизнь (через двадцать минут после ее выступления министр внутренних дел России Владимир Колокольцев прислал на пресс-конференцию телефонограмму с сообщением о том, что в Ванино уже выехала следственная группа, а господин Путин с удовольствием озвучил эту телефонограмму; свою службу безопасности, впрочем, защитил, сославшись на мировой опыт,— а то что же все она его защищает).
Поговорив с журналисткой пару минут, президент пошел к выходу, где его и настиг вопрос одного из журналистов: "А Ходорковского амнистируют?"
Владимир Путин некоторое время еще двигался к выходу, словно обдумывая этот вопрос, а потом повернулся и произнес:
— Что же касается Ходорковского... Э-э... Пропустите! (Это относилось к журналисту агентства LifeNews.— А. К.). Я уже об этом говорил... Михаил Борисович должен был в соответствии с законом написать соответствующую бумагу, ходатайство о помиловании. Он этого не делал, но совсем недавно он такую бумагу написал и обратился ко мне с просьбой о помиловании. Он уже провел в местах лишения свободы больше десяти лет, это серьезное наказание, он ссылается на обстоятельства гуманитарного характера, у него больная мать, и я считаю, что, имея в виду все эти обстоятельства, можно принять решение о его помиловании.
И Владимир Путин, ни на что больше не отвечая (вслед еще раздался вопрос, не написал ли вдруг чего-то такого же и Платон Лебедев), удалился.
Происшедшее не производило впечатления импровизации. Президент отвечал обстоятельно и уверенно, так, как будто готовился к этому вопросу если и не больше десяти лет, то уж не меньше десяти минут.
Возможно, он не стал сообщать это во время пресс-конференции, чтобы подчеркнуть, что не придает этому событию серьезного внимания: ну сказал и сказал на бегу и дальше побежал, дел-то о-го-го сколько, и каких важных.
Тем более что возможность сообщить об этой сенсации во время пресс-конференции у него была: появился вопрос журналистки из "Новой газеты" насчет перспектив третьего дела ЮКОСа.
Эти перспективы не показались Владимиру Путину серьезными, и он объяснил почему:
— Особых перспектив в этом деле не вижу и особо не понимаю, где там это дело. Прокуратура может видеть какие-то нарушения, но уверяю вас, есть еще и Следственный комитет, и суд. Особых угроз ни для кого я не вижу.
Тут-то и было бы логично заметить, что на самом деле есть ведь уже и прошение о помиловании и что решено помиловать, так что какое уж тут третье дело. Но нет, Владимир Путин придержал эту информацию для ответа на вопрос вдогонку у выхода из зала.
И еще: президент назвал Ходорковского Михаилом Борисовичем. Последние десять лет этого тоже не было. Он простил Михаила Ходорковского, как тот, видимо, простил его в этом письме с предложением о помиловании. Владимир Путин, уверен, ждал этого письма с момента ареста и тем более с момента осуждения Михаила Ходорковского, которому надо было признать свою вину, потом попросить о помиловании, и тогда бывший глава ЮКОСа не сидел бы, может, и ни дня. А тот десять лет держался. Оставалось не много. Да просто мало (хотя вряд ли у нас, кто до сих пор зарекается от тюрьмы, есть право судить о том, сколько это — каждый день там). Не выдержал, написал.
Пресс-конференция между тем не предвещала, конечно, такого финала.
Президент пришел, казалось, в очень хорошем настроении и признался, что "не успели глазом моргнуть, как пробежал год" (конечно, на воле-то).
Про Украину он высказался по-отечески и добавил, имея в виду снижение цены на газ и покупку украинских ценных бумаг на $15 млрд, что Россия так и должна была поступить — "как близкий родственник":
— Уверяю вас, это главная причина.
Украинский журналист, правда, пытался настаивать на том, что $15 млрд — это, видимо, цена отказа Украины от ассоциации с ЕС.
— И сколько вы готовы заплатить? — уточнял он, а господин Путин смеялся:
— Вот это хороший вопрос! Начали торговаться! А сколько вам надо? Ладно, вы меня порадовали!..
Журналист без плаката на пресс-конференции казался себе сиротой
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Журналисты вокруг тоже смеялись: здесь, в шестом ряду, где я сидел, присутствовали девушки в синих платочках с надписью "СМИ Курганской области", бурятская журналистка с флажком с символикой своей республики, который был нанизан к тому же на российский триколор... Журналист из Челябинска развернул прямо передо мной изображение красиво, с хвостиком, падающего метеорита, которое было тиснуто на металлической табличке промышленным способом. Мне казалось, они любуются друг другом, а не только ревнуют.
Не подготовившимся к пресс-конференции казался теперь только я себе, человек без таблички.
Хотя вопрос у меня, конечно, был.
Владимир Путин объяснял, почему Украине надо быть осторожней в отношениях с ЕС: легко сделаться его придатком. Но оговаривался:
— Придатки бывают здоровые, бывают не очень.
Он, конечно, производил впечатление человека в теме.
Президент объяснил, что ценные бумаги не пропадут, а будут размещены на ирландской бирже (видимо, это не одно и то же), а их менеджером станет "ВТБ-Капитал".
Насчет зарплаты своей и премьерской он признался:
— Нам хватает.
Уверен, даже одной на двоих.
По поводу размещения "Искандеров" в Калининградской области и лестных слов о них Владимир Путин сделал комментарий, который на фоне того, что говорится об этом в мировых СМИ, выглядел новостью:
— Пока мы такого решения не приняли, пусть успокоятся.
Разве может хоть одна такая пресс-конференция обойтись без вопроса о политике номер два и о преемнике? "У нас много политиков,— сообщил президент.— Зюганов Геннадий Андреевич... Жириновский Владимир Вольфович, эпатирующий, талантливый... Миронова я в свое время пригласил..."
Очевидно, президент пользовался тем, что ответ может таким, какой вопрос.
— А насчет преемника не сказал, потому что нечего говорить,— добавил президент.
То есть преемника нет.
Немного оживился он, отвечая на вопрос, знаком ли лично с Эдвардом Сноуденом:
— Нет, я незнаком лично с господином Сноуденом, никогда с ним не встречался. У него свои представления о жизни, о том, что и как надо делать, как надо жить.
Впрочем, в этот раз Владимир Путин более снисходителен к Эдварду Сноудену, чем раньше:
— Я думаю, что благодаря господину Сноудену многое в головах миллионов людей как-то повернулось, в том числе и у крупных политических деятелей современности... Для меня было любопытно, как он на это решился, потому что достаточно молодой человек! Что у него есть?.. Ничего у него нет. Как он собирается жить?! Где он собирается жить?! Ему 30 лет с небольшим, по-моему. Но вот он сделал такой выбор для себя. Благородно! Но сложно. Он любопытный человек, интересный, Но у него свои дела, у меня свои. А в оперативном плане с Эдвардом Сноуденом в России не работали,— пожал плечами Владимир Путин.— Ему просто дали убежище.
Не все в мире считают, правда, что это так просто.
— Шпионаж,— развивал эту мысль президент, отвечая уже на другой вопрос,— одна из древнейших профессий наряду с некоторыми другими.
В зале засмеялись, а зря, потому что Владимир Путин, кажется, имел в виду не только проституцию.
— Не будем их перечислять,— засмеялся и президент.— Их не так много, древнейших профессий.
Точно: и журналистику тоже.
Президент после этого неожиданно защитил американских коллег: они, по его мнению, прослушивали десятки и сотни миллионов человек "главным образом из-за борьбы с терроризмом".
Впрочем, Ангелу Меркель в роли террористки представить себе все-таки трудно.
Журналисты в зале к исходу первого часа вели себя еще достаточно адекватно. Они, конечно, держали в руках самодельные информационные взрывные устройства типа "50 дней!!!" (до Олимпиады.— А. К.). Но по крайней мере молчали. На прошлогодней пресс-конференции к этому времени многие региональные журналисты заставили собой все проходы, крича "Екатеринбург!", "Уфа!" и "Ярославль!". А столичные журналисты к этому времени уже в восьмой раз пытались добиться от президента объяснений, зачем он подписал "закон Димы Яковлева".
Все было очень жестко. За журналистику не было стыдно.
Вчера нечем было гордиться. Пресс-конференция, казалось, все время затухала, и только изредка ответы вдруг возвращали журналистов к активной жизненной позиции, минут на пять.
Так, Владимир Путин вдруг стал объяснять, почему страна не находится у него в ручном управлении. То есть стал бороться с самыми железобетонными приметами его власти:
— Ошибаетесь в том, что в большей степени вопросы управления выходят на главу государства. Выходят вопросы, которые находятся так или иначе в поле зрения общественности. И складывается впечатление, что все, что у нас происходит, происходит исключительно в ручном управлении... Я четыре года работал председателем правительства. Самая гнусная работа, которая у нас есть,— это работа председателя правительства. Это тяжелейший ежедневный труд, как будто находишься под водопадом, просто катится постоянно, не переставая... И контролировать все, что происходит, невозможно, нужно создавать машину, которая бы работала. Она и есть, она и работает.
Владимир Путин не стал говорить, что именно когда он работал премьером и когда в 2008 году эту машину вдруг подозрительно легко разнесло на мелкие кусочки, именно он занялся ручным управлением и с тех пор, видимо, от души считает эту работу "гнусной".
Вопрос Илоны Рудневой из ликвидированного "РИА Новости" был не про "РИА Новости". И правильно, не стоило будить лихо, потому что президент, решив ответить развернуто, мог, увлекшись, сказать что-нибудь такое, после чего все станет еще хуже.
И потом все-таки сказал: что руководить государственным СМИ должен патриотически настроенный человек.
Потом вниманием президента, можно сказать, окончательно овладели региональные журналисты. Его стали приглашать в Омск на торжества, которые состоятся через три года. Одна девушка пришла с плюшевым мишкой-йети, символом туризма в Кемеровской области. Здесь она его и оставила, и правильно сделала: может, без постоянного напоминания про йети туристы и правда поедут в Кузбасс.
Потом взгляд Владимира Путина упал на корреспондентку газеты "Собеседник". А она смотрела на него уже третий час, не отрывая глаз.
Девушка была очень искренней. И нельзя ее осуждать (а это потом делали многие), что она разволновалась. Было из-за чего:
— После вашего выступления в начале декабря люди стали отменять корпоративы. К сожалению, сейчас отмена корпоратива, если уже заказаны ресторан, артисты дорогие, зачастую стоит столько же, сколько проведение,— сделала она чистосердечное признание.— И вообще людям трудно найти деньги. Вы сказали, что в КГБ...
— В добрый час! — перебил ее президент.
— Можно проводить, да?!
— Не злоупотребляйте только!
— Спасибо! — расчувствовалась девушка.
Так были спасены новогодние корпоративы, между прочим.
— Это, кстати, я с вами на обложке "Собеседника" здесь. Помните нашу майскую встречу?
— Конечно! — расчувствовался и президент.
— У меня после нее наладилась личная жизнь, вышла замуж наконец-то.
— Давайте поподробнее, объясните всем, что происходит.
— Но не за вас!
Судя по виду Владимира Путина, он не был в этом так уверен.
— За своего мужа! Не поймите неправильно! Я вас люблю платонически!..— девушка договаривала, закрыв лицо руками.
Муж теперь все знает.
Журналистка Мария Соловьяненко из Владивостока, пользовавшаяся успехом на предыдущей пресс-конференции, когда называла президента "Вовой", теперь звала его "гражданином пожизненным президентом Российской Федерации". Она цитировала повесть "Чук и Гек", рассказывала, что "стоит только вам плечом повести, и все эти абрамовичи, прохоровы... они все..." и что "стране осталось пять-семь лет, вы что, не слышали?.." — и прошлогодняя смешная история с ней повторялась как фарс, пока Мария Соловьяненко не попросила у Владимира Путина 20 млн руб. на ядерный томограф для города.
— Если вы боитесь, то вы не бойтесь,— предупредила она президента.— Вас тогда каждый, даже самый маленький Мальчиш-Кибальчиш, защитит за это. И тогда у нас проблем не будет. Думаю, вся страна тогда вас полюбит и скажет: "Будьте вы пожизненным, Владимир Владимирович".
Цена вопроса — 20 млн руб. Неудивительно, что президент пообещал их.
Через два человека от меня пригорюнился немолодой журналист средних лет, с лицом иссохшим и с глазами горящими. Он полностью соответствовал плакату, на фоне которого зафиксировал свое лицо: "Сухой закон".
Он понимал, что ему бессмысленно воевать за проход, который стремительно заполнялся журналистами с гораздо более бодрыми табличками. Но и они, когда начинали кричать о себе, не дожидаясь, пока выговорится Владимир Путин, понимали, что идет пятый час пресс-конференции. И это не их день.
И я тоже понимал, что мой вопрос, про потерянное зимнее время, уже не прозвучит — просто потому, что я его не задам.
А я сначала хотел спросить, были ли в третий президентский срок у президента, который свои ошибки признает с неохотой, такие ошибки, и готов ли он сейчас признать хоть одну из них. И если не "закон Димы Яковлева" считает он своей ошибкой (не считает ни в коем случае), то, может, хотя бы свою эпическую созерцательность при решении вопроса об отмене зимнего времени.
Я хотел спросить, пока не стемнело. Но после Марии Соловьяненко стало как-то совсем неудобно.
А потом президент сказал про помилование Ходорковского.
Означает ли это, что в одной из ошибок он все-таки признался?