Пытки в России стали обычным явлением. К такому выводу пришли французские правозащитники. При этом, по их мнению, практика незаконных физических воздействий больше всего распространена в рядах полиции. Член Общественной наблюдательной комиссии Дина Латыпова и политтехнолог Олег Матвейчев обсудили ситуацию с ведущим Андреем Норкиным.
Фото: Сергей Шахиджанян, Коммерсантъ / купить фото
— Дина Айваровна, насколько острой является эта проблема для нашей страны, на ваш взгляд?
Д.Л.: Я считаю, что это одна из самых первых проблем, потому что людей калечат, людей убивают, людей делают инвалидами сотрудники наших правоохранительных органов. Это очень страшно.
— Насколько вам кажется логичным, что изучением этого вопроса занимаются иностранные специалисты?
Д.Л.: Я не могу прямо ответить на этот вопрос. Но я считаю, что у нас допытались до того, что это дошло до Европы.
— Олег Анатольевич, вы что думаете?
О.М.: Слушайте, это безобразие.
— Что именно?
О.М.: Что говорится про рутинность явления. Это просто абсолютная клевета на Россию. Дело в том, что у нас в России работает огромное количество правозащитных организаций, они все допущены и в СИЗО, и в тюрьмы. Практически каждый день, каждую неделю, как минимум, в Москве так каждый день всевозможные правозащитники приходят, например, в следственные изоляторы. Любой заключенный может всегда им заявить в случае, если есть какое-то такое действие.
— Нет, это я понимаю. Олег Анатольевич, но согласитесь, что мы с вами получаем новости практически каждую неделю о том, что здесь полицейские, мягко говоря, так поступили с задержанным, в другом месте эдак поступили с задержанным, значит, проблема-то есть?
О.М.: Безусловно, проблема есть, но говорить о том, что это какая-то рутинная практика, что все нормально, нет. Конечно, возникают отдельные вопросы. Мы говорим, что людей калечат, убивают. Но каждый такой случай становится своего рода сенсацией.
— Вы не согласны с тем, что можно делать вывод, что это повсеместно?
О.М: Конечно.
— Дина Айваровна, пожалуйста, прокомментируйте.
Д.Л.: Я являюсь членом Общественной наблюдательной комиссии. И в течение трех лет я ходила как раз и по следственным изоляторам, и по колониям. Каждый раз, когда я приходила, сталкивалась с тем, что люди жаловались, показывали побои, рассказывали, как их привязывали скотчем к решеткам, били кожаным ремнем по половым органам и так далее. Вот наш Копейск недавний.
О.М.: Каждый день такое у вас было? Каждый день вам жаловались?
Д.Л.: Каждый раз, когда я приходила.
О.М.: Какие уголовные дела вы возбудили, где эти люди, посаженные, чем все это кончилось? Вам они жаловались, а вы собирались и уходили, ничего после этого не делали? Если делали, то почему нет скандалов?
Д.Л.: Нет, естественно, мы подавали жалобы.
О.М.: Так, и что потом?
Д.Л.: Потом, естественно, приходили отписки, что пыток нет, потому что, скорее всего, и сотрудники пытаются как-то себя обезопасить, делают справки липовые, подделывают. И вот наш Копейск, пожалуйста, вспыхнул, людям надоело, что их пытают, и они полезли на крыши с плакатами "Люди, помогите".
О.М.: У нас каждый день происходит огромное количество судов, люди выходят и говорят: "У нас было следствие". И так далее. Говорят о моральном давлении со стороны следователей, но практически никто не говорит о физическом.
Д.Л.: А как вы считаете, моральное давление не является пыткой?
О.М.: Когда вам говорят о сотрудничестве со следствием, "расскажите, вам скидка выйдет", это и есть то самое, как правило, моральное давление. Но это не пытка, безусловно. Пытка — это физическое воздействие.
Д.Л.: Нет, когда человек идет на сделку со следствием — это как раз у нас прописано в законе, это можно делать.
О.М.: Да.
Д.Л.: Когда человек согласен с тем, что ему предъявляют. Но когда человеку говорят, что "мы сейчас приедем к твоей семье, если ты сейчас не подпишешь, мы тебя выкинем в "пресс-хату" так называемую, которая существует в следственных изоляторах, с тобой там будут делать неизвестно что" — это тоже является моральной пыткой.
— Не согласны, Олег Анатольевич.
О.М.: И сколько таких заявлений у нас ежедневно бывает? У нас в стране проходит 25 млн процессов в год. Представьте себе, если бы это было повседневным явлением, сколько бы у нас каждый день было подобных заявлений, как их давили, как им угрожали и так далее. Но мы их не видим почему-то в повседневном режиме, что каждый раз человек на суде вставал и выступал.
Д.Л.: Я думаю объясню, почему их не видим.
— Да, пожалуйста.
О.М.: Потому что все боятся.
Д.Л.: Потому что у нас все-таки существует так называемая "честь мундира", когда сотрудники правоохранительных органов друг друга стараются прикрыть, покрыть, закрыть. Посмотрим "Дальний": что случилось с этими людьми, которые пытали и убили этого человека? Насколько их осудили?
О.М.: Что случилось? Я не знаю, там следствие какое-то идет, по-моему, суда даже еще не было до сих пор.
Д.Л.: Еще не было.