Из всех отраслей ЖКХ, реформированию которого правительство уделяет сегодня повышенное внимание, водное хозяйство находится в наиболее бедственном положении. Отрасль не только не развивается, но и деградирует, считает исполнительный директор Российской ассоциации водоснабжения и водоотведения ЕЛЕНА ДОВЛАТОВА.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Коммунальное хозяйство — та сфера, которая нуждается в кардинально новых подходах со стороны как власти, так и бизнеса. Хотя бы потому, что долгое время ей не уделялось должного внимания. В сегодняшнем выпуске мы рассказываем о проблемах реформирования ЖКХ и необходимого для этого финансирования. Как в целом по стране, так и на примере российских регионов.
— Начнем с текущего состояния коммунального комплекса водоснабжения. Это уже, наверное, стало общим местом: сети изношены, все надо чинить, а денег нет. Но почему? Что мешает?
— Представители любой отрасли ЖКХ — газовики, энергетики и т. д.— скажут вам, что все очень плохо, тяжело и печально. Но мы находимся в особом положении по сравнению с остальными. Дело в том, что вода не имеет своего министра и своего министерства. С точки зрения регулирования мы относимся к Министерству регионального развития, и оно не считает воду отдельным ресурсом. Да, есть Росводресурсы — федеральное агентство, которое занимается водными ресурсами глобально, но сегодня эти ведомства между собой не очень пересекаются. Нас объединяют в одно коммунальное хозяйство наряду с жилым фондом, озеленением и т. д. И мне кажется, что это огромная беда. Ведь, как ты лодку назовешь, так она и поплывет.
Сегодня в большой степени мы плывем не самым лучшим образом именно потому, что регулируемся наряду со всеми остальными вместо того чтобы отнестись к воде как к стратегическому ресурсу. Ведь воду заменить нельзя ничем.
А самый сложный момент — это резкое падение уровня потребления воды. Появились приборы учета, люди стали экономить, и к тому же тариф на воду низкий, так что теперь наши предприятия буквально ложатся на бок.
— Насколько упало потребление воды за последние годы?
— По нашим данным, за последние 20 лет потребление сократилось вдвое. А за последние три года — еще в четыре раза. Возьмем, например, Набережные Челны: с 400 литров на человека в сутки потребление горячей и холодной воды упало до 130.
— Фантастическая цифра. Особенно если учесть, что индивидуальными приборами учета у нас оборудовано чуть более 15% квартир по России, а общедомовыми счетчиками — чуть более 30% домов.
— Не забудем и о том, что раньше воду активно потребляли промышленные предприятия. Теперь этих потребителей в прежнем количестве у нас нет. Соответственно, у предприятий в этой сфере стало существенно меньше оборотных средств, а это не дает им возможности развиваться. Если раньше водная компания могла планировать реновацию, перекладку труб, модернизацию сооружений, то сегодня при таком жестком дефиците средств вместо инвестиционного развития идет просто борьба с авариями.
— Получается, денег в отрасли стало мало. А зачем тогда туда идти инвестору да еще что-то чинить, заниматься реновацией?
— Во-первых, мы живем не одним днем. А во-вторых, вода всегда будет нужна. Есть постоянный рынок сбыта. В отличие от других товаров насытить его невозможно. Поэтому, говоря о долгосрочной перспективе, заниматься водой выгодно. Для тех людей, которые понимают свою социальную ответственность, имеют средства и возможность работать на перспективу,— для них это выгодный бизнес.
— И тем не менее риски высоки. Давайте назовем их.
— Самый большой риск для инвестора — это то, что тарифы на воду регулируются исходя не из экономической целесообразности, а из политической. У нас все время говорят о том, что тариф должен расти только в рамках инфляции или вообще расти не должен. Инвестор вложил средства в реконструкцию, после чего стоимость сооружения увеличилась. Дальше начинается амортизация, повышается налог на имущество. Все это должно быть заложено в тариф. А тариф-то инвестор повысить как раз не может, в результате уходит в убыток. Кто захочет инвестировать в таких условиях?
— Насколько может подняться тариф, если его перестать политически сдерживать? В процентном отношении?
— Во-первых, в разных регионах это будет происходить по-разному. Где-то его, может, и не надо поднимать. Такое крайне редко, но бывает. Все зависит от того, какой водозабор — поверхностный или подземный, сколько электроэнергии требуется, чтобы его добыть. Посмотрим на качество воды — чистая она или требует серьезной очистки. В зависимости от многих факторов тариф может отличаться в разы. Во-вторых, проценты — это глупость несносная. Смотрите. До 1 июля одна гигакалория тепла стоила 1300 рублей, 1 куб воды — 26 рублей. Тариф вырос на 9%. Куб воды стал стоить 28 рублей, а гигакалория — примерно 1450. Вот вам проценты. Что более ощутимо, два рубля или сто с лишним? Поэтому говорить о процентах не очень разумно. Надо говорить об абсолютных величинах. Если у вас сегодня тариф на воду восемь рублей, то, даже если он повысится вдвое, вы вообще ничего не почувствуете. Было восемь, стало шестнадцать. Еще есть важный момент: меня как жителя никто не спрашивает, как я хочу. Дешево, но плохо или дорого, но хорошо? Нас не спрашивают, нам говорят: у вас восемь рублей, будет всего на 6% больше. Вот вам еще 50 копеек к восьми рублям. За эти 50 копеек директор водоканала и руководитель региона не смогут вам предоставить другое качество. Может быть, надо перестать с населением заигрывать, говоря: вот, мы повышаем только на 6%, мы будем вас беречь. А может, меня не надо так беречь?
И ведь у нас есть примеры, когда с населением не заигрывают, а планомерно работают. Вот, например, Европейский банк реконструкции и развития пришел в Ярославль, это было достаточно давно, еще не было такого политического давления на тариф. И они проводили опросы, постоянно выступали по телевидению с разъяснениями: мы собираемся сделать вот это и вот так. Затем провели большую реконструкцию, вложили 1,5 млрд рублей.
— А потом подняли тариф, и никто не рассердился?
— Конечно. Ведь тариф поднимали постепенно, одновременно показывая, что улучшилось и как улучшилось.
— В сегодняшних условиях в отрасль лучше привлекать частных инвесторов или вернуться к плановой экономике, к регулированию со стороны государства?
— Нужна золотая середина. Может быть, аббревиатура ГЧП — государственно-частное партнерство — уже немножко в зубах навязла, но нам нужно именно это. Мне кажется, что такую вещь, как вода, государство не может полностью от себя отпустить. Не должно. Вода — это стратегический ресурс. Мы изучали зарубежный опыт и поняли, что развитие водохозяйства наиболее успешно происходит там, где есть объединение государственного и частного капитала и влияния. В тех странах, где прошло акционирование водных компаний, некоторое количество акций было продано частникам и нет тотального контроля, но есть, например, наблюдение со стороны общественных советов, как в Нидерландах. Частный инвестор никогда не упустит свои деньги, а государство всегда будет отстаивать социальную сторону.
— Наверное, исходя из этого правительство всерьез рассматривает концессию как форму спасения отрасли.
— У нас пока нет долгосрочного концессионного опыта, так что трудно судить, спасение это или не совсем. Сегодня три концессии на всю страну: концерн "Евразийский" на юге страны, "Росводоканал" в Воронеже, и вот в Нижнем Новгороде совсем недавно заключили концессию. Но я бы отметила следующее. Концессия была создана на базе такой экономической конструкции, как аренда. Я прихожу, беру в аренду имущество и эксплуатирую его. Большого смысла вкладывать в ремонт и реновацию при этом, естественно, нет. Концессия предполагает аренду с инвестиционными обязательствами. Приходим, берем имущество в аренду и проводим ряд мероприятий по модернизации, вкладываем деньги с тем расчетом, чтобы получать потом больший доход. Но тариф-то, повторюсь, сдерживается! Да, у концессионера по современному законодательству есть масса преференций по сравнению с арендаторами. Но, например, свое право концессионера нельзя переуступить, передать по наследству. Опять непонятно, где выгода.
— А вы бы что предложили?
— Я всегда говорю: если директору водоканала сказать, что 10% акций принадлежат ему, а после него будут принадлежать его детям, развитие предприятия пойдет совсем по-другому. Частный инвестор дорожит своими деньгами, и он трижды подумает, сделать ему подешевле, чтобы хватило на годик-другой, или как следует, чтобы 10-15 лет не иметь проблем. Поэтому акционирование как форма собственности, с моей точки зрения, имеет больше перспектив, чем концессия, которая, к сожалению, сегодня стала фактически единственной формой управления. Важно также понимать, что концессия, может быть, и хороша для крупных городов, но ведь у нас есть еще средние и малые города, а это более 41 млн человек — почти треть всего населения России. Именно там складывается наиболее печальная ситуация. Идет деградация систем жизнеобеспечения, в сфере водоснабжения и водоотведения износ соответствующей инфраструктуры достиг 80%, и происходит дальнейшее старение и ветшание имущественного фонда.
— Инвесторы не идут туда, невыгодно?
— Мало того что невыгодно, так еще и нельзя. Дело в том, что коммунальное хозяйства в малых и средних городах сильно раздроблено: один регион может насчитывать несколько сотен предприятий. А текущее законодательство не позволяет инвестору заключать договоры с разными водоканалами в одном регионе. При этом ответственность за модернизацию и развитие инфраструктуры в малых и средних городах лежит на муниципалитете, бюджетные возможности которого в несколько раз ниже потребностей водоканала. Муниципалитет, с одной стороны, не в состоянии за свои деньги развивать предприятие, с другой — не способен привлекать частный капитал со стороны, так как его бюджетные возможности не могут гарантировать возврат средств. И опять-таки, платежеспособность населения в малых поселениях — наиболее низкая по России. Перспективы реновации в такой ситуации практически сведены к нулю.
— Получается, некоторые малые города могут в будущем просто лишиться воды?
— Вот именно. И чтобы этого не произошло, необходимо уже сейчас объединять разрозненные муниципальные предприятия водоснабжения и водоотведения в единую управляющую компанию на уровне субъекта РФ. В этом случае инвестор имеет дело со всем водным хозяйством, например, области, и возможностей у него становится несравнимо больше. Кстати, данная модель уже реализовывается в Московской области, в Приморском крае и в Липецкой области, и успешно.