Военная мелодрама Федора Бондарчука "Сталинград" — первый российский фильм в формате IMAX 3D , который, по мнению режиссера, позволяет создать "эффект погружения" в атмосферу осажденного Сталинграда 1942 года, где пятеро советских бойцов обороняют стратегически важный дом, мешающий фашистскому наступлению, а главное — завязывают отношения с оставшейся в доме 19-летней девушкой.
Хотя один из авторов сценария, Илья Тилькин, изучал исторические документы и свидетельства очевидцев, а основная декорация воспроизводит легендарный Дом Павлова, на повышенный историзм авторы не претендуют. "Сталинград" — картина вовсе не об "одном из самых кровопролитных сражений в истории человечества", как выражается озвученный самим Федором Бондарчуком закадровый рассказчик, сын одного из героев. Он с искренней теплотой и нежностью произносит слово "мама", но порой его речь если не интонационно, то лексически немного сбивается на славные традиции Советского информбюро. Других весомых поводов упрекнуть "Сталинград" в избытке военно-патриотического пафоса нет: в отличие от такого батального полотна, как "9 рота", это скорее фильм про любовь, а война дает лишь повод столкнуть две любовные истории — одна случается на советской стороне, другая — на немецкой.
Извечная бондарчуковская тяга к отполированной красоте картинки несколько клипового фасона, не совсем уместная в случае с мужественным суровым кино, становится при переходе на мелодраматическую территорию более оправданной. Первое, что разлетается по "аймаксовскому" экрану, плотно окружающему зрителя, как советские войска армию Паулюса,— не осколки, частички пепла и прочие военные субстанции, а розовые лепестки сакуры: сталинградские перипетии обрамлены прологом и эпилогом, где дело происходит в Японии после землетрясения 2011 года. Рассказчик, лица которого мы так и не увидим, находится здесь с гуманитарной миссией, помогает пострадавшим и успокаивает оказавшихся под завалами юных немцев рассказом о том, что у него было пять отцов, однако все погибли.
Эта эффектная концепция "пятиотцовщины" по мере ее сюжетного развития создает некую двусмысленность: может показаться, что героиня (Мария Смольникова) полюбила всех пятерых бойцов, защищающих ее опустевшее и полуразрушенное жилище, и потому у нее не было уверенности, кто именно является отцом ее ребенка,— но эту циничную версию стоит сразу отмести, поскольку речь идет о коллективном отцовстве в возвышенном, чистом, человеческом смысле слова. Один биологический отец у рассказчика все-таки имеется, и играет его сын режиссера Сергей Бондарчук,— таким образом старший и младший Бондарчуки в драматургии фильма как бы меняются местами, и кажется, эта завуалированная шутка стала основной мотивацией для девушки, которая могла бы выбрать из пятерых защитников кого-нибудь и поинтересней. Скажем, их решительного командира (Петр Федоров), или знаменитого в Сталинграде тенора (Алексей Барабаш), чьей поклонницей героиня была до войны, или уже опытного бойца (Андрей Смоляков), который в минуту откровенности ей первой и единственной рассказывает о гибели своей семьи. Немного амбивалентности в эту героическую компанию добавляет один противный стрелок (Дмитрий Лысенков), который все время пошло шутит: так, когда на очень кстати случающийся день рождения девушки мужчины решают подарить ей ванну с горячей водой, он вздыхает: "Голая баба рядом, а посмотреть нельзя".
Зато на "голую бабу" прекрасно можно полюбоваться с немецкой стороны: фашистский офицер (Томас Кречман), которому приказано отбить обратно проклятый дом, захаживает к русской блондинке Маше (Янина Студилина), похожей на его покойную жену. Маша действительно красива арийской нордической красотой, особенно когда обнаженная лежит на кровати лицом вниз, свесив золотые кудри. Поначалу она просто покоряется захватчику, но постепенно между ними возникает что-то вроде человеческих отношений, хотя они и не понимают языка друг друга. "Liebe, Liebe",— втолковывает девушке немец. "Ага, либо, либо,— грустно отвечает девушка,— либо ваши меня к стенке поставят, либо наши".
Кроме целых двух, одинаково драматических и обреченных, любовных линий, в "Сталинграде" имеется все, что публика вправе ожидать от дорогого, технически прогрессивного военного блокбастера, ориентирующегося на самые кассовые зарубежные аналоги: вполне внятные рукопашные схватки, взрывы, горящие заживо люди, танковые атаки, замедленный пролет снаряда, пробивающего стену, падающий как будто прямо на тебя бомбардировщик, а особо трогательное воспоминание оставляет известный по кадрам хроники фонтан "Детский хоровод", который водят под бомбами несколько облупленных и обезглавленных гипсовых пионеров. Но если с материальной частью художники постарались, то в облике защитников Сталинграда наблюдается та же небольшая проблема, что и в "9 роте": их лица покрыты толстым слоем копоти, однако из-под нее сверкают как будто только что отбеленные зубы. Это, впрочем, мелочь на фоне общего великолепия "Сталинграда", напоминающего речь художника-снайпера Джоконды из "9 роты" о том, что танки и вообще оружие — это самое красивое, что человечество создало за всю свою историю, да и сама война эстетически безупречна: красота — это когда нет ничего лишнего, а на войне только жизнь и смерть. В "Сталинграде" Федор Бондарчук добавляет в этот расклад еще и любовь, дополнительно увязывая все эти три компонента с помощью композиции Виктора Цоя "Легенда", пущенной на финальных титрах внезапно в меланхоличном исполнении Земфиры — ее меньше всего ожидаешь встретить в этом произведении, главным достоинством которого является никак не тонкость и нервность, а, наоборот, самоуверенность и оглушительный натиск.
В прокате с 10 октября