ГЛОТКА

Как я слышал Кокера живьем один раз

ГЛОТКА

Никогда не был в восторге от Кокера. Не мой типаж. Как-то раз купил кассету, послушал — и понял: это клинический случай. Воет и воет какой-то чувак. Просто рвет глотку. Одно и то же. Одно и то же. А-у-э-у-а-э-у-э, слов не разобрать. Надрыв такой — зачем, почему? Словом, не люблю я этот позолоченный блюз во всю ивановскую, все эти песни на грани рока и эстрады, эту тягомотину бесконечную с девками на подпевках.

Два года назад в одной бывшей нашей республике выдалась оказия — попасть на его концерт. Ну для общего развития, на шару, думаю, можно сходить. Перед этим была пресс-конференция. Кокер, маленький такой, сухонький старичок-лесовичок, лысенький вдобавок, чего-то там отвечал. «А дружите ли вы с Ким Бэ-э-эсингер?» — спрашивали журналисты. Нормальные такие, тупые вопросы. Скукотища, думаю, и концерт будет такой же.

«Сразу после вудстокского триумфа, дав в США за 57 дней 65 концертов, Джо переживает нервный срыв и на некоторое время даже теряет голос...» — читал я пресс-релиз певца.

В кулуарах между тем рассказывали, что на самом деле Кокер очень конкретно пил, причем так, что то ли на 10, то ли на 12 лет вообще выпал из эстрадной жизни. Ну, думаю, бывает. Этот факт, между прочим, его западные продюсеры всячески скрывают. Поскольку сейчас, чтобы человека продать, нужно рассказывать о нем исключительно героическое и положительное. Послушать всех этих менеджеров — у каждого артиста не жизнь, а сплошной безухабистый тракт, с таким-то количеством разбитых гитар (ухарь!), трахнутых баб (молодец!), загнанных авто (мужик!) и покончивших с собой поклонниц (из-за него). Дисков он продал — мильон! Купи билет!!! Так западных звезд «продают», иначе сейчас не купят. Неудачников и тугодумов не любят. Победители сейчас все, понимаешь. Вот. Еще, конечно, все вспоминают песни Кокера из юношеского приключенческого кинофильма «Девять с половиной недель». «...Под эти песни многие девки теряли... Понимаешь? У баб это связано, очень связано с этим... Они, может, ЖЕНЩИНАМИ становились под эти песни!» — объяснял один продюсер, как именно Кокера сейчас нужно подавать. Поэтому вся рекламная кампания любого певца вроде Кокера в любой стране типа нашей бывает построена именно на словосочетаниях — «настоящая мужская энергия», «музыка для тех, кто умеет красиво...», «сексуальность и возбуждающая сила голоса»... Написали бы просто: «ОН ИЗНАСИЛУЕТ ВАС НА КОНЦЕРТЕ! Своим голосом». Вспомнил я кассету свою несчастную и подумал: «Н-да уж...»

Вот. А сам Кокер при этом мужичонка такой маленький и не красавец, по большому счету. «Чего они все в нем нашли?» — думал я, а между тем нужно было уже тюхать на концерт.

Через пять минут после начала я мысленно извинился перед продюсером.

Через семь минут мне хотелось попросить прощения за свои мысли у Кокера.

Минут через десять мне хотелось завыть и попросить прощения у Господа Бога и заодно у всего остального человечества.

Выяснилось, что голос у Кокера действительно обладает такой страшной силой, что слова про эротику и сексуальность уже не казались бездарными штампами. Откуда-то из глубины этого невзрачного человека возникали резкие — даже не звуки — всхлипы. Он не пел, а выплевывал, извергал эти звуки из себя, словно они ему мешали. Кокер топал ногами, как Карабас-Барабас, и прыгал по сцене, как будто хотел проломить пол. Всхлипы вылетали еще быстрее. Стремительнее. Этим звуковым потоком из башки выбивало всю собственную дрянь, все ужимки и прыжки, перед глазами проносились все те, перед кем лебезил, перед кем рассыпался, вся личная гадость, вся накипь, и оставалось только мощное, животворящее начало. Прочищалось сознание и хотелось... не то что бы творить добро, но быть отныне смелым, верным, прямым парнем. Честное слово.

Через час пятнадцать минут мне казалось, что на сцене стоит великан размером с церетелиевского Петра. Откуда-то там с потолка обрушивались эти оштукатуренные, грубо ошкуренные звуки, и добропорядочный народ в зале приходил в состояние почти скотства и свинства — начинал тоже хрипеть, шуметь, толкаться локтями и свистеть.

Я бы не называл это опошленным словом «искусство». Это была работа. По дереву. Или по железу. Или по стеклу. Никакая кассета, увы, не сможет передать и сотой доли этого уничтожения. Нужно срочно запретить продавать Кокера на дисках и кассетах. Его нужно слушать только вживую! Когда он открывал свою пасть, становилось совершенно все равно, что это — поп, рок, блюз, флюс... Я думаю, дай Кокеру спеть что-нибудь из репертуара «Руки Вверх» — он бы и это превратил в трагедию, спел, свыл, с такой же тяжестью и болью, разбрасывая слова, словно тяжелые камни, вокруг. Такой вот дар у человека — выть. Он болел каждым звуком. Словно слезы, сбившись в комок, мешали ему говорить, и он начинал петь.

В конце июня Кокер приезжает в Москву, и вот что я подумал: не надо его рекламировать. Не надо его украшать. Понимаете, не нуждаются такие люди ни в каком облагораживании. Не надо приглаживать их дымящиеся головы. Не надо скрывать количество пустых дней и тупых взглядов, уставленных в потолок. Возможно, эти никчемные, пропитые годы, утекшие в никуда, именно и делают звук их глоток таким пронзительным и обреченным, как будто им действительно хочется выплюнуть все эти 10, 20 лет разом. В этот зрительный зал.

Чтобы вы узнали, каково оно.

Рвать глотку.

Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ