Премьера опера
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Лекай / купить фото
Перечень опер Верди, идущих ныне в московских театрах, пополнился еще одним пунктом: в московском театре "Геликон-опера" прошла премьера оперы "Бал-маскарад". Спектакль выпустили Дмитрий Бертман и итальянский дирижер Симоне Фермани. Рассказывает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Театр заблаговременно дал понять, что отмечает 200-летие Джузеппе Верди, можно сказать, в семейном кругу, поскольку 59-летний Симоне Фермани является единственным здравствующим потомком великого композитора. Если верить маэстро, его прабабкой была внебрачная дочь Верди и Джузеппины Стреппони, в младенчестве отданная на воспитание в чужую семью. История туманная, но по колориту вполне оперная, хотя нельзя не заметить, что в качестве двигателя собственной карьеры Симоне Фермани свою генеалогию не использовал — потому что сенсационные подробности всплыли всего-то несколько лет назад.
Увы, в данном случае дирижер Фермани скорее подвел своего мнимого или настоящего пращура: "Бал-маскарад" звучал откровенно сыро, с несобранным оркестром и разваливающимися ансамблями. Та же самая приблизительность была и у премьерного вокального состава. Чудесный голос Натальи Загоринской (Амелия) знавал лучшую форму, тенор Максим Пастер (Ричард), видимо, решил реализовать на геликоновской сцене свои вердиевские амбиции, которым не давали ходу в Большом театре, но партия все равно оказалась ему не впору. Удачнее всего на общем фоне смотрелись Ульрика в исполнении Ксении Вязниковой (хотя крепких контральтовых низов ей недоставало) и Оскар, звонко, аккуратно и обаятельно спетый Лидией Светозаровой.
Главного героя зовут Ричард, как в итоговой версии "Бала-маскарада", а не Густав, как было у Верди: цензура, как известно, заставила заменить шведского короля Густава III, убитого на балу в 1792 году, никому не известным графом Уорвиком, британским губернатором Бостона. На занавесе при этом, правда, вид зрительного зала стокгольмской Королевской оперы, но это едва ли критично — действие оперы перенесено в реальность современной политики, условную и ни к какой историко-географической конкретике не привязанную. Визуальный ряд, в котором преобладают одинаковые серые офисные костюмы, не то чтобы ярок, однако в сценографическом смысле довольно эффективен: декорации Игоря Нежного так выстроены, что у крохотной арбатской сцены "Геликона" образуется иллюзорная глубина, и кажется, будто позолота бутафорской театральной ложи, виднеющейся на заднем плане, мерцает где-то совсем далеко.
Политика — дело не только грязное, но и неблагодарное: сам по себе месседж не слишком оригинален, но в отдельных сценах изобретательности Дмитрию Бертману не занимать. Собирать магическое зелье по совету колдуньи Ульрики Амелия идет вовсе не на кладбище, а в публичный дом — что за волшебная трава могла бы ей быть доступна в таком заведении, легко представить, и на афише спектакля на всякий случай значится "16+". Гламурные гости на пресловутом балу носят маски кто Эйнштейна, кто Черчилля, кто Ангелы Меркель, кто Юлии Тимошенко и при этом (в силу своей суетности, видимо) настолько черствы, что картинного убийства Ричарда не замечают вовсе, занявшись выкаченным на сцену гигантским тортом. Сам Ричард — не столько просвещенный правитель, великодушный, но легкомысленный, сколько циничный политик-демагог, не моргнув глазом компрометирующий Амелию и приказывающий своим приспешникам хорошенько отбуцкать ни в чем не повинную Ульрику. Одна недоработка — Ульрика так и осталась старушкой-ведуньей, хотя чего стоило бы сделать ее руководительницей избиркома или службы общественного мнения: работники этих учреждений наверняка оценили бы, если б их скромные трудовые будни были поэтизированы в столь волшебном ключе.