Гастроли танец
Фото: Mikki Kunttu
Фото: Roy Peters
Фото: Tristram Kenton
В театре Елисейских Полей состоялась парижская премьера совместного проекта Сильви Гиллем и Акрама Хана — спектакля "Sacred Monsters". Из Парижа — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Вообще-то премьера "Sacred Monsters" состоялась еще лет шесть назад в Лондоне, потом появилась общедоступная киноверсия, однако спектакль этот такого доверительного рода, что его надо смотреть живьем. Парижане давно ждали встречи с "монстрами", но то графики сверхзанятых артистов не совпадали, то Акрам Хан получил травму. Этим летом звезды наконец сошлись, и театр Елисейских Полей сорвал кассу.
"Sacred Monsters" (как с незапамятных времен называли культовых артистов) — спектакль про то, как две конкретные звезды не захотели быть "священными чудовищами". Собственно, обо всех своих намерениях, мыслях и сомнениях Сильви Гиллем и Акрам Хан рассказывают сами в перерывах между хореографическими эпизодами — с юмором, самоиронией и покоряющей доверительностью. Акрам Хан, например, преуморительно вспоминает, как на предложение Сильви Гиллем станцевать что-нибудь вместе он искренне ответил: "А что ты можешь, кроме классики?" Конечно, можно усомниться в достоверности этой реплики — кто не знает, что с современным танцем балерина давно на короткой ноге. Однако удивляться было чему: трудно представить себе более несхожих звезд, чем пластилиново-мягкий, крепко сбитый, стремительный, как уносимый ветром шарик, Хан с его индивидуальной фирменной лексикой, смешавшей древнеиндийский катак с вольными вариациями модерна, и длинноногая высоченная Гиллем с ее образцовой классической выучкой, запредельными физическими данными и академическим перфекционизмом.
Поначалу они и танцуют врозь — на исполняемую живым оркестром музыку Филипа Шеппарда и на фоне некоего бумажного айсберга с гигантской горизонтальной пробоиной в центре (сценограф Сидзука Хариу), подчеркнуто уступая друг другу сцену, утираясь в углу полотенцем. Танцуют то, что умеют лучше всего, то, что от них ожидают. Сильви, связанная узами классики (цепи на ее руках самые натуральные), по ходу первого соло избавляется от академических позиций и самих уз. Однако в ее танце, поставленном тайваньским хореографом Линь Хуайминем, содержится все, за что мир обожает эту балерину: ноги, указывающие в поднебесье, невероятно аппетитные двойные ронды, выгнутые дугой жете ан турнан с приземлением в глубокую растяжку и прочие "вкусности", которые никто не может сервировать так аппетитно, как балерина Гиллем. Акрам Хан творит чудеса на своем поле: топочет босыми пятками похлеще аса фламенко, вертится, как безумный дервиш, плетет затейливые вензеля гибкими руками (танец ему поставил Гаури Шарма Трипати, специалист по катаку).
Отдав дань всеобщим ожиданиям, звезды, не переводя дух, заговорят о том, что их по-настоящему волнует. Об эталонно-правильном танце ("Кто установил эталон? Кто придумал правила? Почему им надо соответствовать?"); о скуке, которая настигает артиста, вынужденного постоянно делать то, чего от него ждут; о необъяснимом чуде, которое подобно детскому восторгу перед рождественской елкой ("Я — мусульманин",— напомнит Хан разволновавшейся Гиллем) и которое возникает, когда ты можешь делать на сцене то, что действительно хочешь. Свои тезисы, поданные в непринужденной манере stand-up comedy, звезды доказывают делом: танцами, сочиненными самим Ханом при несомненном участии Гиллем.
Их первый дуэт намеренно схематичен: взявшись за руки, артисты запускают общую "волну"; не размыкая рук, ищут общие позы, общий ритм, общие возможности. Второй дуэт утверждает (возможно, с излишней наглядностью — балерина, оплетя ногами талию партнера, не слезает с его торса в течение всего адажио), что общий язык найден: пара становится единым четырехруким телом, колышущимся, извивающимся, но довольно устойчивым. Финальный, параллельный, слегка попсовый пляс (так упоительно — с подначками, перемигиванием, смешными кунштюками — можно отрываться на дискотеке) выводит звезд к заветной цели: избавлению от тягот своей исключительности. Их восхитительное чувство свободы передается залу: сорвавшись в овацию, зрители чуть ли не подпрыгивают в такт. Но, честно говоря, я бы этой звездной самодеятельности предпочла диктатуру столь же звездных хореографов.