Ни одна из предложенных моделей рынка электроэнергии не сможет быть эффективной без решения ряда фундаментальных проблем, и потому, по мнению экспертов, просто смена модели спасти рынок не сможет. Об этих проблемах корреспонденту "Ъ" рассказал председатель наблюдательного совета НП "Сообщество потребителей энергии" АЛЕКСАНДР СТАРЧЕНКО.
— Существует проблема неэффективной генерации, которая должна решаться за счет конкурентного отбора мощности (КОМ), но в новых моделях рынка с КОМ ничего не происходит?
— Проблема в том, что КОМ не работает. Станции, не прошедшие конкурентный отбор, но которым не дают разрешения закрыться, получают компенсации всех затрат с рынка мощности. Если электростанция обеспечивает режимы в сети или, скажем, единственная дает тепло целому поселку, ее не закроют, какой бы устаревшей, убыточной или неэффективной она ни была. Ей присвоят статус вынужденного генератора, и она спокойно будет получать компенсацию всех затрат — на топливо, зарплаты, ремонты и все остальное — через тарифы. Некоторые генераторы специально подают заявки таким образом, чтобы КОМ не пройти, а некоторые вообще не подают заявок. На самом деле в это уже давно началась игра: люди выбирают, на КОМ получить какую-то плату за мощность или привести ситуацию к тому, чтобы станция стала вынужденной, и получать полные компенсации расходов за счет дополнительных нагрузок на тарифы.
— Насколько я понимаю, неэффективность КОМ не самая острая из не решенных в новых моделях проблем...
— Камень преткновения в отрасли сейчас это перекрестное субсидирование. Одно из его проявлений — перекрестное субсидирование между производством тепла и электроэнергией. Поскольку у нас тепло должно обходиться населению как можно дешевле, тариф устанавливается какой-то самый минимальный. Если, например, 50 рублей станция тратит на производство тепла, 50 рублей — на электроэнергию. Но возмещают ей за тепло только 10 рублей. При этом тепло становится убыточным и никакого резона ремонтировать теплотрассы, вкладывать что-то в этот бизнес ни у кого нет. Это один из ярчайших примеров того, как "перекрестка" вредит нормальной рыночной схеме реконструкции и развития всего комплекса.
— Если станция получает 10 рублей с населения, остальные 40 рублей откуда берутся?
— Остальные 40 рублей электростанции, чтобы не обанкротиться, надо распределить между тарифами на электроэнергию и тарифами на тепло для промышленных потребителей. В итоге стоимость электроэнергии по стране растет. Ну и тарифы на тепло для промышленности в полтора-два раза выше стоимости ее производства на собственных котельных. Предприятия, вынужденные покупать тепло по откровенно задранным тарифам, быстро посчитали и поняли, что строительство собственного теплового источника окупается за год или, максимум, два. Переставая покупать тепло у генератора, предприятия убивают тепловой отпуск электростанций. Исходя из принципов термодинамики, когенераторы наиболее эффективно вырабатывают электричество при максимальном отпуске тепла. Теряя рынок тепла, когенераторы теряют конкурентные преимущества на рынке электроэнергии. Они начинают производить меньше электроэнергии, при тех же затратах она становится дороже. В итоге электроэнергия ТЭС по цене не может конкурировать с ГРЭС.
— Как-то это противоречит общепринятому мнению об эффективности когенерации.
— Да, конечно, когенерация — это прогрессивно и правильно. Но только при нормальном рыночном устройстве бизнеса, при соответствии денежных потоков той эффективности, которая физически складывается на источниках тепла и электричества. В условиях нашего недорынка когенерация часто экономически менее эффективна.
— Где еще присутствует перекрестное субсидирование?
— Существенная доля "перекрестки" — это перекрестное субсидирование между различными группами потребителей. Население подключается на низком напряжении — здесь себестоимость передачи высокая, так как надо высокое напряжение преобразовывать и распределять, сложную инфраструктуру строить. Промышленность — на высоком, тут себестоимость низкая, так как инфраструктуры нужно меньше, потери тоже в разы меньше. По нормальной логике тарифы на электроэнергию для населения должны быть выше, чем для промышленности. В СССР так, к слову, и было. Но у нас тарифы для населения искусственно держатся на низком уровне, потому что все якобы боятся народного гнева. Сейчас население платит примерно вдвое меньше экономически обоснованной цены. То, что недоплачивает население, ложится на промышленность.
— На промышленность недополученная с населения выручка ложится за счет "последней мили"?
— Да, это искусственный юридический механизм для обеспечения перекрестного субсидирования. Магистральные сети передают кусочки сети, буквально отдельные элементы, на своих подстанциях, к которым подключены промышленные потребители, в аренду распределительным сетям. Получается, что промышленные объекты формально присоединены не к магистральной, а к распределительной сети. Получается, что плату за электроэнергию с таких предприятий взимает уже не магистральная сеть, а МРСК. Предприятие платит не по магистральному тарифу — скажем, 30 копеек за 1 кВт ч, а по тарифу распредсети — грубо говоря, почти 1 рубль за 1 кВт ч. И в этот рубль распредсеть включает не только все свои гигантские издержки на поддержку сложной инфраструктуры, все свои потери на линиях и все, что недополучила с населения — за это она становится бесплатным источником финансирования любых, даже заведомо бессмысленных инвестиционных затей распредсетевых компаний.
— Это выливается в некие экономические последствия для страны в целом?
— Сегодня потери роста промышленного производства России из-за завышенных расходов на электроэнергию оцениваются в 3,6%. Эта цифра равняется цифре годового прироста, то есть "перекрестка" уже отбросила экономику на год назад. Потери ВВП России из-за этого — 0,8%. Причем "перекрестка" постоянно растет. С 2004 года в четыре раза выросла: с 80 млрд до 320 млрд рублей в год.
— За счет потерь ВВП получается защищать население от роста тарифов, но, насколько я понимаю, действует эта защита неэффективно.
— Да, это основной минус. Мы, промышленность, не против защищать население. Но, во-первых, защита эта действует так, что чем больше житель электроэнергии потребляет, тем больше ему субсидируется. Например, если дача губернатора потребляет 10 тыс. кВт ч, он, грубо говоря, должен бы 60 тыс. рублей в месяц платить, а платит 30 тыс. рублей. А квартира бабушки с двумя лампочками и холодильником потребляет 50 кВт ч в месяц, и субсидирования достается бабушке меньше 200 рублей. То есть жители у нас субсидируются тем больше, чем они обеспеченнее.
— Наверное, все же есть адекватные способы ликвидации "перекрестки"?
— Во-первых, необходимо аппетиты сетевых компаний умерить. "Перекрестка" уже давно не для населения. Сетевики и местные власти умело используют ее для решения своих зачастую сомнительных задач. Во-вторых, установить социальные нормы, при которых субсидировались бы только те, кто в этом действительно нуждается. Если ты потребляешь свыше 50 кВт ч или, скажем, 75 кВт ч — плати справедливую цену, если меньше — плати по заниженному тарифу. Одно только это позволит остановить рост "перекрестки", а то и значительно сократить ее объем. Во-вторых, рост тарифов для населения не настолько страшная штука, как принято считать. Сейчас население тратит на электроэнергию 1,3% от совокупных потребительских расходов. А на алкоголь — 1,7%. При ликвидации "перекрестки" за счет повышения тарифов для населения люди будут платить за электричество в пределах 2% от своих совокупных расходов, что сопоставимо с их расходами на алкоголь. Сомневаюсь, что это спровоцирует социальный бунт, особенно если повышать тарифы плавно, постепенно выходя на экономически обоснованный уровень.