Саратов
Автор: Николай Кононов
Издатель: Галеев Галерея
Живущий в Санкт-Петербурге Николай Кононов, замечательный поэт, автор, может быть, лучшего в новейшей русской литературе романа "Фланер" — один из самых последовательных модернистов, работающих сейчас в России, и один из самых интересных рассказчиков. "Саратов" — практически полное собрание его малой прозы (малой — в сравнении с гигантскими кононовскими романами): повестей, новелл, небольших рассказов. Это на самом деле две книги в одной: сборник 2002 года "Магический бестиарий" и собранные воедино тексты разных лет — от начала 1990-х до недавнего времени.
Удивление, которое читатель испытывает от прозы Кононова,— немного наивное чувство. Дело в том, что в своих текстах он, в отличие от большинства писателей его уровня тонкости и рефлексивности, не переосмысляет традицию рассказа, не разбирает и пересобирает ее. Скорее Кононов дышит этой традицией, ощущает необходимость рассказать, сообщить. Хотя само сообщение обычно замедляется, откладывается в его историях бесконечным перебором уточнений, метафор и обстоятельств. Событие, впечатление, о котором идет речь, будто бы растворяется в усилии взгляда, бесконтрольно распространяющемся на все соседство мира. Впечатление это обычно — любопытство, любовь, отвращение. В мире Кононова эти чувства родственные благодаря своей эротической природе. Поэтому истории о сошедшем с ума бизнесмене, съевшем собственную кошку, и о пожилой женщине, мечтающей забеременеть от молодого учителя танцев, о захватывающей разум любви и о знакомстве с неприятной старушкой прекрасно уживаются в пределах одного сборника. Сам процесс рассказывания у Кононова — эротическая процедура. Его склонность к разоблачению людей и ситуаций — это не циническое правдолюбие, а искренняя страсть. Разоблачение тут следует понимать в буквальном смысле. Любую ситуацию он будто бы подвергает многослойному раздеванию, в котором главная цель — не добраться скорее до наготы, а тщательно огладить, исследовать следующий слой. Его истории — проза опьянения, но источник его не алкоголь или иные вещества, а любовное томление рассказывания.
Политика поэтики
Автор: Борис Гройс
Издатель: Ad Marginem — ЦСК "Гараж"
Среди книжных событий конца года выход этого тома остался почти не замеченным. Во многом потому, что из-за весомости (во всех смыслах) о нем сложно говорить мельком, он требует долгого, внимательного освоения. Философ и искусствовед Борис Гройс — когда-то главный теоретик московского концептуализма, а сейчас — одна из фигур, связующих русский интеллектуальный контекст с общезападным. Прошлой весной он приезжал в Москву, и несколько его выступлений оставили совершенно захватывающее впечатление: Гройс — именно такой тип публичного интеллектуала, которого Москве очень не хватает, человек, на протяжении многих лет находящийся в увлекательном романе с современностью, с "новым". Именно протяженность этого романа не дает ему размениваться по мелочам, заставляет видеть существенное. В конце года вышло сразу две новых книги Гройса. Одна — небольшое остроумное эссе "Публичное пространство. От пустоты к парадоксу", выпущенное институтом "Стрелка" (правда, лишь в электронном виде). Вторая — этот увесистый том, объединяющий тексты из двух его последних англоязычных сборников. И для людей, сколько-нибудь увлеченных современным искусством, "Политика поэтики" — чтение обязательное. Гройс ставит вопросы значительные настолько, что до них обычно просто не добираешься. В каких отношениях современное искусство находится с философией, оно — вид теоретизирования или его практическое приложение, союзник или соперник? Как так выходит, что направленная на искусство критика образов искусством раз за разом и присваивается, становится основанием для производства новых образов? Почему чем демократичнее искусство в своем основании, тем тяжелее оно усваивается публикой, а адаптация всегда оказывается элитаризацией? При часто печальных ответах на эти вопросы само современное искусство для Гройса представляется воплощенной утопией (а не только местом производства утопических мечтаний). Оно, искусство,— пространство абсолютной демократии средств, заведомого равенства любого языка. Все это лишь малая часть, разбираемых в книге проблем. Будучи толком прочитанной, "Политика поэтики" должна стать не то чтобы учебником, но некоторым капитальным вдохновением, волнообразующим толчком для думанья о современном искусстве (и современности как таковой).
Андалузская шаль и другие рассказы
Автор: Эльза Моранте Издатель: Текст
Эльза Моранте — малоизвестный в России классик итальянской литературы (хотя несколько лет назад не очень заметно перевели ее главный роман "История"), жена Альберто Моравиа, подруга почти всех итальянских интеллектуалов середины прошлого века. Ее тексты — жестокие сказки, мистические анекдоты, странные притчи с невычитываемой моралью, действие которых происходит в какой-то таинственной стране, мистическом двойнике современной Италии. Талант Моранте-рассказчицы — андерсеновско-гофмановского духа. Только с отчетливым католическим оттенком. Главные страсти в ее текстах — лицемерие и притворство, каким-то образом оказывающиеся неизменными спутниками благодати и святости. Впрочем, видеть в этом авторе религиозного, как и антирелигиозного мыслителя, скорее, не стоит. В первую очередь Моранте — замечательный стилист.
История тела. Том 1. От Ренессанса до эпохи Просвещения
Под ред. Алена Корбена, Жан-Жака Куртина, Жоржа Вигарелло
Издатель: НЛО
То, что человеческое тело — полностью культурная вещь, что манера, в которой оно воспринимается и преподносит себя, радикально меняется в разные эпохи — сейчас уже никак не откровение. Но обычно исследования телесности фиксируются либо на отдельных аспектах, либо на определенном периоде. Трехтомный коллективный труд об истории тела в Европе Нового времени — редчайшая систематическая, почти энциклопедическая вещь. Внушительная по объему книга — только первый том, охватывающий период примерно от XIV до XVIII века. Тело как факт человеческой культуры исследуется во всех возможных сферах — религиозной и сексуальной жизни, медицины и этикета, еды и игры, власти и отверженности (глава о восприятии разнообразных уродств и мутаций). Эта история точно фиксирует изменения в правилах и принципе восприятия человека (например, переход от мистического, астрологического описания тела в позднем Средневековье к механицистскому человеку-машине XVIII века). Как всякую энциклопедию, читать "Историю тела" тяжеловато из-за сжатости изложения, но можно узнать массу интересного.
Свобода — точка отсчета
Автор: Петр Вайль Издатель: Corpus
Покойный Петр Вайль вместе со своим постоянным соавтором Александром Генисом узаконили в современной русской культуре жанр эссе — не культурологического исследования и не журналистского экскурса, не писательского откровения и не беззаботного письма. Они утвердили за собой роль людей, которые могут просто "рассказывать интересное" о том, что им подумалось. Помимо циклов, составивших известные книги, Вайль писал множество текстов для разнообразных изданий. В этом томе — как раз вещи, собранные из периодики за двадцать примерно лет: эссе, небольшие рецензии, интервью; размышления о литературе (главный герой, естественно, друг Вайля Бродский), кино, театре и живописи, заметки о себе и об истории. Книга эта, конечно, не для чтения подряд, скорее ее можно открыть, чтобы найти знакомую интонацию, даже не мысль, а работу мысли, подход к открытию. Как многие люди, отстаивающие право быть немного поверхностными, Вайль часто достигал редкой точности.
Одесса: величие и смерть города грез
Автор: Чарльз Кинг
Издатель: Издательство Ольги Морозовой
Немного неожиданно после томов, посвященных Лондону и Венеции, Стамбулу и Оксфорду с Кембриджем, видеть выходящую в той же серии ("Мировой страноведческий бестселлер") книгу об Одессе. Американский историк Чарльз Кинг, выпуская исследование об украинском городе, для англоязычного контекста выступал до какой-то степени первооткрывателем. Или первым плакальщиком. Смерть из названия — это постепенное исчезновение одесского еврейского мира, с которым Кинг в первую очередь отождествляет судьбу города. Хотя еврейский сюжет тут не единственный. Одесса привлекает автора именно своей мультикультурностью. Марк Твен назвал ее "Америкой в миниатюре", и Кинг с удовольствием повторяет определение. Этот город — один из островков прогрессивного, почти демократического эксперимента внутри патриархальной царской России, пространство цветущей эксцентрики в XX веке, город-миф, окончательный облик которого создан Эйзенштейном и Бабелем. Впрочем, Кингу важно не просто следовать за историями знаменитых жителей, а до некоторой степени развеивать мифический туман, искать подлинную жизнь города.