Премьера кино
"Джанго освобожденный" выходит на наши экраны, номинированный на пять "Оскаров". Что ему не светит, так это награда за лучший фильм, практически уверен АНДРЕЙ ПЛАХОВ.
Конечно, у академиков может быть свое мнение, к тому же в этом году Квентин Тарантино встречает 50-летие, и все же слишком очевидно, что "Джанго" — не высшее достижение режиссера, взорвавшего кинематографический пейзаж последней декады прошлого века. Взрывы и пулеметание — любимые занятия Тарантино и его персонажей, и по этой части новый фильм не уступает прежним, даже наоборот, а самой символической сценой может быть признан увлеченный расстрел снеговика. Два главных героя — черный и белый — пускают в ход оружие при малейшем обострении разговора, но есть маленькое отличие. В ранних фильмах режиссера — вплоть до эталонного "Криминального чтива" — кровь фонтанировала просто так, независимо от моральных качеств героев (эти качества вообще были выведены за скобки). Уже в дилогии "Убить Билла" и в "Бесславных ублюдках" кровопролитие сопровождают знаки плюс или минус, герои начали делиться на благородных ублюдков и циничных отморозков, что слегка попахивало морализаторством.
В "Джанго" полюса добра и зла разведены с почти догматической показательностью. По одну сторону фронта — немецкий дантист Кинг Шульц (Кристоф Вальц), промышляющий поимкой преступников, и чернокожий Джанго (Джейми Фокс), освобожденный Шульцем из рабства и ставший его верным оруженосцем. По другую сторону — белые работорговцы, их заблудшие чернокожие приспешники и такие отъявленные садисты-декаденты, как плантатор Кэнди, видящий в своих рабах живое мясо для боев без правил и прочих кровавых игрищ. Кэнди играет Леонардо Ди Каприо, и так же, как его персонаж, Тарантино озабочен тем, что "пускай тут у нас будет смешно" — ибо "ужасная правда заключается в том, что мне скучно". Для этого приходится использовать всем известную способность Кристофа Вальца иронически-зловеще сверкать глазами, а также шлейф его прежних ролей, иначе "добро" показалось бы совсем уже пресным.
Что касается Джанго, тут уже никак не до шуток, и режиссер придумывает своему герою некую мифологическую тунику. Он как бы чернокожий Зигфрид, который вызволяет из рук злодеев свою Брумхильду: именно так зовут воспитанную в немецкой семье жену героя (Керри Вашингтон). Немецкая мифология активно обыгрывается в фильме, напоминая о себе и раздражающей (в данном контексте) музыкой Бетховена, и сценой, где негодяй Кэнди демонстрирует череп своего раба, комментируя этот показ расистским умозаключением об особенностях мозга у представителей негроидной расы, у которых якобы особенно развита "зона подчинения". Все это приобретает несколько двусмысленный характер, если вспомнить, что немецкий фашизм как раз таки искал культурологические подпорки в ницшеанском образе "белокурой бестии", ярким воплощением которой был Зигфрид. Но не будем так глубоко подкапываться под идеологическую постройку Тарантино. В целом она крепка, и ничего неполиткорректного, к своему огорчению, я в ней не увидел. Не считать же таковым стократное произнесение слова "ниггер", с которым может соперничать даже не фирменное тарантиновское исполненное поэзии fuck, а прозаическая "задница".
С кинематографической точки зрения в "Джанго" можно обнаружить солидные профессиональные стати — крепкую (но не более того) операторскую работу Роберта Ричардсона и множество отсылок к классическим и культовым фильмам — от "Рождения нации" Гриффита до спагетти-вестернов, коим "Джанго" отчасти прикидывается. Так что вполне кстати оказывается здесь музыка набившего на этом деле руку Эннио Морриконе, равно как и присутствие в кадре таких монстров, как Дон Джонсон, Сэмюэл Л. Джексон и Франко Неро, игравший Джанго в фильме-оригинале 1966 года, который стал источником вдохновения Тарантино. Кстати, и он сам появляется, чтобы расставить все точки в финале: правда, добавить уже что-то новое к выверенной, но мертворожденной конструкции оказывается практически нечего.