Прошедшие в Китае перемены Россия практически не заметила — в отличие от всего остального мира. Александр Габуев считает нежелание изучать своего крупнейшего соседа не только странным, но и опасным.
Осенью 2010 года, когда планы модернизации страны еще воспринимали всерьез, а подписание соглашений в этой области с иностранцами было объявлено главной задачей дипломатии, Дмитрий Медведев собирался с визитом в КНР. Я задал одному высокопоставленному чиновнику, занимавшемуся внешней политикой, вопрос, как Кремль собирается сотрудничать в этой сфере с Китаем. В ответ вельможа снисходительно улыбнулся: "Молодой человек, Китай вообще-то экстенсивно развивается за счет дешевого труда. Куда ему до нашей модернизации!"
Среди российских чиновников подобный уровень знания о крупнейшем торговом партнере и второй экономике мира — не исключение. И не только среди чиновников. Мы как страна вообще мало что знаем о своем важнейшем соседе.
Проблемы начинаются со сбора информации. У ИТАР-ТАСС и "РИА Новости" в Пекине корпункты по три-четыре человека. Самый крупный корпункт в Китае — шанхайский офис "Интерфакс-Китай", причем его продукт в России почти никто не покупает, все идет на Запад. В то же время западные СМИ имеют в Пекине корпункты по 15-20 человек, у многих есть сотрудники в провинциальных центрах. Специалисты McKinsey отмечают малое количество публикаций о Китае в российских СМИ в сравнении с любыми другими экономиками из топ-10. Так, все мировые газеты давали новости о смене власти в Китае на первых полосах. В России об этом почти не говорили (в отличие от выборов в США и Грузии), а на сам съезд из Москвы приехали пять журналистов. Впрочем, и это прогресс — на прошлый съезд я поехал один.
С анализом данных о Китае еще большие проблемы. Списочный состав китаистов в вузах и академических научных центрах России составляет менее двухсот человек (в США — свыше 15 тыс.). Если выкинуть все "мертвые души" и учитывать только активно публикующихся авторов, останется человек пятьдесят на всю страну. Средний возраст исследователей растет с каждым годом. Ротации в китаеведческой среде почти нет — директор головного Института Дальнего Востока РАН 78-летний академик Михаил Титаренко возглавляет его 27 лет. Зато, как и в других научных сферах, есть серьезный разрыв поколений. Зарплата доцента в Институте стран Азии и Африки богатейшего МГУ — около 15 тыс. руб., ставка начинающего преподавателя — 6200 руб. В итоге молодые работают сразу в трех-четырех вузах и не занимаются исследованиями или вообще не идут в науку. В некоторых ведущих столичных вузах китайский преподают вчерашние студенты, не нашедшие нормальную работу. В России нет ни одного преподавателя по финансам, праву, армии КНР — сферы можно перечислять до бесконечности.
Вся эта среда производит несколько десятков научных статей и до десяти монографий в год, которые по уровню даже близко не могут соперничать с сотнями первоклассных исследований по Китаю, выходящими на английском (за редкими героическими исключениями). В условиях отсутствия поддержки со стороны государства выход многих книг о Китае на русском языке спонсируется самими китайцами. Отчасти этим можно объяснять радужность комментариев многих российских китаистов о безоблачном будущем отношений с великим восточным соседом (видные сторонники теории желтой угрозы, правда, в основной своей массе вообще не знают китайского языка).
В государственной китаистике дела обстоят немногим лучше — даже в закрытых аналитических подразделениях спецслужб. Например, в ГРУ Генштаба трудится один (!) аналитик по ВВС Китая (до сердюковской реформы было целых два). А во время российско-китайских военных учений "Морское взаимодействие-2012" лингвистическое сопровождение осуществляли около 200 молодых китайских офицеров, прекрасно владеющих русским. С нашей стороны переводчиков было трое.
Крупный бизнес также не спешит наращивать инвестиции в понимание страны, которая, по общему признанию, скоро должна стать крупнейшим рынком для отечественной продукции (если так можно назвать наши природные богатства, доля которых в экспорте в Поднебесную почти вытеснила все остальные позиции). Недавнее фиаско "Роснефти", построившей трубу в КНР и нарвавшейся на потери в $3,5 млрд, многолетние безуспешные попытки "Газпрома" выйти на китайский газовый рынок — все эти истории не только об эффективном менеджменте в госкомпаниях, но еще и об уровне существующей экспертизы по Китаю и ее востребованности. Правда, частный бизнес тоже ушел недалеко. Например, занимающиеся Россией китайцы любят потешаться над сайтами компаний Олега Дерипаски (главный среди олигархов активист дружбы с Азией), где все китайские имена написаны с ошибками, хотя поправить транскрипции мог бы и первокурсник.
Порочный круг, когда китаисты жалуются на отсутствие денег, а заказчики в лице государства и бизнеса жалуются на нехватку специалистов и идей, длится не первый год. Тем временем молодые российские китаисты, которые вроде бы должны пользоваться таким же спросом, как физики-ядерщики в СССР, не могут найти работу по специальности и меняют профессию либо пополняют ряды отъезжающих. Китаеведческая среда в России уверенными темпами деградирует, а вместе с ней деградирует и система принятия решений. Зато сам Китай активно развивает русистику — вспомнить хотя бы этих лейтенантов, зачем-то прекрасно выучивших наш непростой язык.