«Мне команд типа “готовься, мы тебе дубину дадим” не поступало»

Глава Роскомнадзора о новых функциях своего ведомства

C 1 ноября, когда в России заработал реестр запрещенных сайтов, в него было включено больше 300 записей, а жалобы на незаконный контент в интернете продолжают поступать — ко вчерашнему дню их было почти 13 тыс. Глава Федеральной службы по надзору в сфере связи, информтехнологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор) АЛЕКСАНДР ЖАРОВ объяснил “Ъ”, что в информационном пространстве должны существовать свои правила «дорожного движения».

— Ваша работа на посту главы Роскомнадзора совпала с началом кампании по урегулированию интернета. Прежде всего речь идет о законе «О защите детей от вредной информации», который с самого начала окрестили законом «о черных списках сайтов». Вы ожидали такой реакции?

— Главное, регулированием интернета в нашем ведомстве никто не занимается и не планирует. Когда закон о защите детей заработал в отношении маркировки СМИ, помните, какие были прогнозы? «Ну, погоди!» запретят, «Анну Каренину» и так далее. Мы все с отраслью обсудили и договорились, что в течение первых двух месяцев будем регулярно встречаться и обсуждать нюансы правоприменения нового закона. Таких СМИ, которые злонамеренно не хотели бы применять закон, не было. Было определенное недопонимание, как именно нужно маркировать продукцию. Мы, проведя два совета по массовым коммуникациям, мне кажется, сняли это напряжение и очень гладко прошли первый этап. Пока мне все нравится. С реестром запрещенных сайтов то же самое — это стартап. Кому-то страшно, потому что это новое, а у страха глаза велики. Но я считаю, что дорогу осилит идущий. За те полгода, которые я работаю, сейчас уже седьмой месяц пошел, не было основания полагать, что Роскомнадзор занимается цензурой. Я думаю, что и в дальнейшем поводов для таких рассуждений Роскомнадзор не даст.

— А как еще можно назвать ситуацию с попаданием в реестр запрещенных сайтов целого ряда популярных ресурсов — «Луркоморья», «Либрусека», «Рутрекера», наконец?

— Популярность ресурса — это не основание для того, чтобы на нем мог находиться противоправный контент. У нас нет намерения заблокировать кого-то полностью. Наоборот, мы рассчитываем, причем не без основания, что в конце концов до стадии включения в реестр IP-адресов будет доходить минимальное число реально недобросовестных ресурсов. Тут очень важен диалог. Кстати, все названные ресурсы были исключены из реестра, потому что их владельцы быстро среагировали и удалили вредную информацию. Та же «Википедия», когда был принят закон, устраивала акцию протеста. После этого у нас с ней возникла одна ситуация по поводу конкретной страницы, на которой присутствовала, по мнению обратившихся граждан, противоправная информация. Мы связались с «Википедией», и в течение 12 часов информация была удалена, и она даже в реестр не попала. Эта ситуация — маячок для владельцев ресурсов, чтобы немного по-другому посмотреть на ситуацию. На улицах есть правила дорожного движения, все их знают и соблюдают. Так же и в информационном пространстве. Мы проводили опрос общественного мнения: больше 80% граждан об этом законе слышали, его поддерживают и начинают на это реагировать. Мне кажется, это движение в сторону гражданского общества.

— Граждане, как показывают соцопросы, в принципе выступают за цензуру, а когда речь идет о выборе между защитой нравственности детей и защитой гражданских прав, однозначно выбирают первое. Власть откликнулась на этот запрос?

— Что касается детской порнографии, в большинстве стран существуют механизмы, аналогичные нашему. Честно вам могу сказать, как на духу, мне никаких команд типа «готовься, мы тебе дубину дадим, ты там всем по башке настучишь» не поступало. Я уверен, как только какая-то идея воплощается в законе, она оказывается под лупой общественного мнения. А цензура запрещена Конституцией.

— Когда норма о черных списках была только в процессе разработки, законодатели исключили из нее право Роскомнадзора блокировать «любую запрещенную в РФ» информацию, например экстремистскую. Эффективность закона от этого не пострадала?

— В отношении сети очень важны четкие дефиниции. Понятно, что детская порнография — это зло. Наркотики и призывы к суициду — тоже. Другие формулировки дают простор для толкований, нам становится неудобно работать, и появляется много поводов для критики. Более того, мы долго эту тему обсуждали и пришли к мнению, как поступать с реестром экстремистских сайтов, который находится у Минюста. Мы решили: когда суд принимает решение, что тот или иной ресурс относится к экстремистским, мы будем его блокировать. Но чтобы не дискредитировать нашу работу и не смешивать политическую составляющую (то, что касается экстремизма) и морально-этическую (то, что касается детской порнографии, наркотиков и суицида), мы не будем эти реестры объединять. Действующего законодательства о противодействии экстремизму, закона «О СМИ» вполне достаточно для того, чтобы предупреждать распространение явно негативной информации.

— Кстати, прежде руководство Роскомнадзора анонсировало создание некой автоматической системы поиска экстремистского контента в сети. Что с ней сейчас?

— Еще до моего прихода был заключен контракт с организацией «Дата-центр», которая работу свою выполнила, но результат этой работы Роскомнадзор не устроил. Возник конфликт, поскольку «Дата-центр» считает, что они все сделали хорошо, и через суд требует заплатить оставшуюся сумму. Сейчас суд заказал экспертизу эффективности той информационной системы, которая была создана.

— Создание такой системы еще актуально?

— Мы сейчас с рядом организаций разрабатываем систему мониторинга контента не в интернете, а в электронных СМИ. Прежде всего, с точки зрения соответствия их лицензионным условиям. Например, в части соотношения программ федерального партнера и регионального вещателя, количества рекламы... Но есть и вопрос противодействия экстремизму: в этой системе будет введен определенный софт, который отслеживает по ключевым словам возможность появления там экстремистского контента. Пилотный продукт появится как раз в середине ноября, и если он будет одобрен, то к середине 2014 года он будет действовать в городах с населением больше 100 тыс. человек. Это коснется всех каналов, которые вещают и в эфире, и через кабель, и через спутник. Что касается интернета, я пока еще не видел эффективной системы мониторинга сети, хотя достаточно активно этим интересуюсь последние лет пять. Она не должна висеть в воздухе, а должна быть четко привязана к нашим полномочиям. Если мы такую систему увидим, понятно, что будем думать о возможностях ее использования.

— Когда в интернете появился фильм «Невинность мусульман», вы еще до решения суда о признании его экстремистским и потребовали от провайдеров заблокировать к нему доступ.

— Этот фильм был новым опытом и для нас, и для мира. Появление на YouTube этого трейлера привело к большим волнениям, а в некоторых странах даже с человеческими жертвами. У нас многоконфессиональная страна, поэтому мы поддержали призыв прокуратуры. Но мы никого не обязывали, а лишь попытались воззвать к разуму операторов связи, для того чтобы превентивно до решения суда распространение данной информации ограничить, дабы не спровоцировать то, что было в других странах. Пример был яркий. Большинство нас послушалось. Кто-то сказал, что будет ждать решения суда. Никакого иного давления мы не оказывали. Это была добрая воля операторов связи и хостинг-провайдеров. И добрая воля Роскомнадзора. Если вы обратили внимание, на днях появилась информация о том, что прокуратура города Москвы попросила, чтобы мы заблокировали ресурс с «манифестом» Дмитрия Виноградова, который расстрелял семь человек. Очевидно, что заблокировать в досудебном порядке мы не можем. Так что ни о какой цензуре речь не шла и не идет, и никто не собирается этот механизм распространять на другие ресурсы.

— Между тем после истории с «Невинностью мусульман» в Чечне оказался полностью заблокирован YouTube, и он до сих пор не возобновил работу. Эти действия находятся в рамках закона?

— Оператор связи заблокировал доступ к определенному ресурсу, а не заблокировал доступ в интернет. У Роскомнадзора нет никаких легитимных оснований приказывать оператору связи. Этот вопрос находится в судебной плоскости. Другой вопрос, что YouTube заблокирован уже не один день, и население по поводу этого ничего не говорит. Тут у нас нет никаких оснований что-либо предпринимать: законодательство не предусматривает действий надзорного органа по отношению к оператору связи, если он принял собственное решение о блокировке некоего ресурса.

— 25 октября на сайте Роскомнадзора появился временный порядок взаимодействия оператора реестра запрещенных сайтов с операторами связи. Когда будет готов регламент взаимодействия оператора реестра черного списка с операторами связи? Что еще нужно прописать?

— Окончательный регламент выйдет к концу года. Уже возникают вопросы, как сообщать хостинг-провайдерам о внесении в реестр новой записи, какую часть информации нужно удалить. Не всегда же весь ресурс является противоправным. На нем может быть фотография, которая противоречит закону, какая-то ссылка и т. д. Операторы связи должны нам сообщать о том, что они заблокировали ресурс, каким образом его заблокировали. В законе четко не прописано, как мы должны контролировать его исполнение. Мы не хотим создавать лишнюю нагрузку на бизнес и проводить там бесконечные плановые и внеплановые проверки.

— Роскомнадзор получил программно-аппаратный комплекс, который позволяет принимать и обрабатывать сообщения о сайтах, содержащих опасный контент от «Лиги безопасного интернета». Вы будете привлекать стороннюю организацию к ведению реестра запрещенных сайтов?

— Они действительно подарили нам софт, за что мы им благодарны. Они разработали открытую часть системы, куда входит как раз ресурс zapret-info.gov.ru. Они под наш заказ доработали ее, создали личные кабинеты для Федеральной службы по контролю за оборотом наркотиков (ФСКН), Роспотребнадзора и нам этот софт подарили. Мы его совместили с нашей закрытой частью и сейчас с ним работаем. Очевидно, что Роскомнадзору нужно в эту систему достаточно глубоко погрузиться и все нюансы взаимодействия и с операторами связи, и с хостинг-провайдерами отработать самим. Дальше мы будем принимать решение, нужен нам кто-то еще или мы обойдемся силами службы наших подведомственных предприятий. После этого я буду принимать решение, нужен ли нам оператор, и, если нужен, будем выбирать его. В первые дни, когда были тысячи обращений, нам было очень тяжело работать. А сейчас мы вышли примерно на 200–300 обращений в сутки. Думаю, что при таком количестве, может, мы и без оператора реестра обойдемся.

— Кто вообще проводит экспертизу?

— Сейчас она работает по трехступенчатой схеме. Гражданин пишет, что какой-то ресурс содержит противоправную информацию. Аналитик на первом этапе проверяет, к какой категории относится информация, не спам ли это. Дальше материал поступает эксперту, его решение является основанием для внесения в реестр. Если речь идет о суициде — в Роспотребнадзор. Он, насколько я знаю, работает с институтом детской психиатрии. Если связано с наркотиками — в ФСКН, у них свои эксперты есть. А для экспертизы детской порнографии мы используем в том числе сотрудников нашего ГУП «Информрегистр». Согласитесь, что работа-то не самая приятная, да? И люди занимаются этим не за деньги, это совсем другая мотивация: люди сознательно борются с этим злом. Но Минкомсвязь, понимая, что проблема существует, выделит с 2013 года средства на оплату труда наших экспертов. Понятно, что два человека этим заниматься не могут: с ума сойти можно, им надо как-то психологически хотя бы отдыхать. То есть в нашем понимании мы в идеале должны выйти на группу примерно в 10–12 человек, чтобы у них было время просто отвлечься. И мы договорились с факультетом психологии МГУ о том, что они проведут для них специальные курс.

— То есть штат сотрудников будет увеличен?

— Речь идет об оптимизации работы. По административной реформе мы должны до 1 апреля 2013 года сократить 385 человек, это достаточно много. Чтобы нагрузка на людей не росла, мы не просто механически сокращаем какие-то резервные штатные позиции, но совершенствуем всю структуру службы. Так, например, юридическое обеспечение, финансы, закупки решили поднять на уровень федеральных округов, а на уровне территориальных управлений оставить только надзорную деятельность. Изменится функционал подведомственных структур — «Радиочастотного центра» и «Информрегистра». В планах создать систему автоматизированного контроля, с помощью которой будет видно состояние всех средств связи и электронных СМИ в режиме онлайн. Это позволит автоматизировать процесс и создаст условия, для того чтобы сотрудники Роскомнадзора работали именно как инспекторы.

— А вы будете принимать меры против тех, кто пытается каким-то образом преодолеть запреты? Пиратская партия запустила проект «Роскомсвобода», где публикует работающие ссылки на запрещенные сайты.

— По роду своей деятельности я с партиями, зарегистрированными или нет, не контактирую и лишнюю рекламу никому из них давать не хочу. Но 1 ноября у нас было две серьезные DDOS-атаки. Anonymous заявляли, что в связи с цензурой в зоне «ру» они будут атаковать. И атаки были. В силу того что они добрые люди и заявили заранее, мы к этому готовились. Ресурс ложился за первые двое суток несколько раз на 15–25 минут. То есть риск существует, есть люди, для которых это является одним из смыслов жизни.

— Как раз для предотвращения таких атак на органы госвласти сенатор Руслан Гаттаров активно продвигает идею стратегии кибербезопасности РФ. Это актуальная идея?

— Стратегия кибербезопасности, без сомнения, нужна. Этим вопросом занимается и Совет безопасности, и другие компетентные органы. Киберугроза существует в разных масштабах — для стран, для коммерческих компаний и для конкретных людей, граждан. Вот у омбудсмена Лукина хакеры из Пакистана взломали сайт — да, это же тоже атака. Многие страны развитой демократии вопросами кибербезопасности занимаются серьезно, создают соответствующие подразделения, которые за эти вопросы отвечают. В данном случае инициатива сенатора Гаттарова идет в мейнстриме. Этим делом заниматься надо. И мы в этом процессе в определенных рабочих группах определенное участие (я осторожно скажу) принимаем. Больше сказать не могу, потому что специфическая тема.

— Недавно Минэкономразвития направило в правительство свои предложения по поводу обеспечения безопасного интернета и предложило в том числе борьбу с нарушениями интеллектуальной собственности, в частности с файлообменниками. По-вашему, что можно сделать с этой проблемой?

— Инициативу поддерживаю, а способ реализации совершенно точно надо обсуждать, поскольку универсального рецепта нигде в мире пока не существует. Компании, которые производят фильмы и аудиоконтент, потратили на это деньги, очевидно, рассчитывают на то, что эти деньги как минимум к ним вернутся, а интеллектуальный труд будет оплачен. Существование бесплатных файлообменников, торрентов, которые собирают, распределяют информацию фрагментами по сети, создает значительную угрозу именно в этом направлении. Проблема не отечественная, проблема мировая, поскольку, как известно, многие крупные сети, которые торговали музыкальными дисками, включая мировых гигантов, начали если не разоряться, то приходить в угрожающее экономическое положение из-за функционирования торрентов. Решения окончательного нет, потому что технические ограничения можно обойти. В некоторых странах применяется вариант с введением уголовной и административной ответственности. Мы, кстати, в отношении персональных данных сейчас заканчиваем согласование законопроекта по значительному увеличению штрафов при нарушении организацией, которая является оператором персональных данных, правил распространения этих данных. Мне кажется, в отношении файлообменников и торрентов также должны применяться меры экономического воздействия.

— Вы говорили про необходимость соблюдать «правила дорожного движения» в информпространстве. А как вы относитесь к их законодательному закреплению? Депутат Роберт Шлегель уже предлагал создать закон о комплексном регулировании интернета, где будут прописаны права и обязанности всех участников, в том числе пользователей.

— Регулировать интернет во всех его проявлениях невозможно. И не нужно. Это только затормозит его развитие. В конечном итоге, согласно исследованию, которое делала Высшая школа экономики, Рунетом уже сегодня генерируется 1% ВВП. Тормозить развитие интернета как экономики абсолютно неправильно. С другой стороны, правила поведения в сети должны быть. Мне кажется, что большую часть вопросов здесь нужно решать не на уровне законодательства, а через саморегулирование.

— Уже было обнародовано несколько инициатив по борьбе с анонимностью в интернете, по крайней мере в социальных сетях. Такой механизм нужен, и вообще, технически эта идея реализуема?

— Идея реализуема, другое дело, нужно это или нет. Где-то анонимность в сети нужна. Не все люди готовы откровенно разговаривать и сообщать свои имя и фамилию. Где-то, особенно в том, что касается профилактики экстремизма, терроризма и т. д., наверное, анонимность может быть сопряжена с угрозами общественной безопасности. В какой-то части надо работать с операторами связи, с хостинг-провайдерами, но в каких пределах, по каким правилам, я не готов сейчас ответить. Пока есть идея, которая не облечена ни в какую конкретную форму. Но надеюсь, что нас пригласят на эту тему подискутировать.

— Кстати, почти год в Госдуме не было профильного комитета по информационной политике. Это как-то сказывалось на эффективности сотрудничества с законодателями?

— Мы же не занимаемся законотворчеством. По последним инициативам с Еленой Мизулиной и Сергеем Железняком (соавторы закона о черном списке сайтов.— “Ъ”) у нас контакт есть, постоянный, и мы друг друга слышим. Появление профильного комитета — это момент позитивный, понятно, куда обращаться в случае появления каких-то инициатив, касающихся нашей сферы.

— С новым главой комитета Алексеем Митрофановым вы уже обсуждали возможные направления работы?

— В его новой ипостаси с Алексеем Митрофановым я сталкивался на пленарном заседании Конгресса национальной ассоциации телевещателей, посвященном цифровому телевидению. Персональной встречи у нас не было. А там он говорил любопытные вещи. Не популистские — конкретные. Митрофанов говорил, что кризиса и краха для региональных вещателей он не видит, поскольку существует достаточное количество средств распространения контента: спутник, интернет телевидение. Когда я этой темой еще в министерстве занимался, региональные вещатели жаловались, что для них нет места в «цифре». 90% региональных вещателей вещают от часа до пяти в сутки, а остальное — это их федеральный партнер. В «цифре», когда распространение будет идти на всю территорию страны, во втором мультиплексе, для федерального вещателя интереснее с точки зрения бизнеса распространяться самому без регионального партнера, поскольку все рекламные деньги он будет получать сам. Я на различных совещаниях высказывал свою позицию, что региональным вещателям нужно точно определиться со стратегией своего развития. Кто они: продакшен-компания, которая производит региональный контент и продает его федеральным вещателям, или же они объединяются в консорциум, для того чтобы производить вместо пяти часов телепродукции 24 часа. А уже третий мультиплекс будет строиться в первую очередь для региональных вещателей, потому что он менее затратный с точки зрения оплаты услуг связи. Он будет строиться по региональному принципу.

— Телевещатели говорят, что участие во втором цифровом мультиплексе под силу максимум четырем крупным коммерческим каналам — СТС, ТНТ, «Муз ТВ» и РЕН ТВ. Допускаете ли вы возможность того, что на разыгрываемые десять мест в мультиплексе не будет собрано достаточного количества заявок?

— Не будем пытаться предугадать, что же будет на конкурсе. Прежде для участия в конкурсе было ограничение, что у канала должно быть обязательно эфирное вещание в пяти и более субъектов РФ. Мы эту дефиницию убрали, то есть любые нишевые каналы, которые сегодня распространяются только в кабеле или через спутник, но уже имеют большое количество зрителей, тоже могут участвовать. Не хочу называть никого поименно, но мой прогноз, что на конкурс придут не только эфирные каналы, что конкурс состоится и что все десять мест будут заняты. Я занимался этим и в министерстве и здесь и знаю о намерении участвовать от 15 до 19 телевизионных вещателей. Бизнес должен играть вдлинную. 17 июля 2015 года вступают в силу правила международного союза электросвязи, по которым аналоговые частоты перестают учитываться. В 300-километровой зоне от границы РФ, куда попадает и Калининград, и Питер и еще ряд крупных городов, к этому моменту «цифра» должна быть уже на 100% построена и приниматься населением. На оставшейся территории страны еще потребуется около двух лет, чтобы эфирное вещание перешло полностью на цифровой формат. В тот момент, когда это произойдет, наличие цифровой эфирной лицензии будет конкурентным преимуществом.

— По мнению телевещателей, переход на «цифру» уже в 2015 году может оказаться неактуален: проникновение большинства телеканалов через кабель и спутник и так достигает уже сегодня примерно 80% и более. А к 2015 году сама медиасреда может кардинально измениться — станут доступны другие, более передовые технологии связи и коммуникаций, вроде того же LTE. На ваш взгляд, возможен ли и оправдан ли пересмотр ФЦП по цифровизации ТВ?

— Как и любую ФЦП, ее корректировать можно. Но пересматривать кардинально — абсолютно неправильно. В России эфирное вещание традиционно бесплатное. Цифровое вещание будет также бесплатным для потребителя. То есть это будет единственное бесплатное телевидение на территории страны. Более того, это один из элементов нормальной повседневной жизни наших людей и гарантия единого информационного пространства страны. Спутниковое вещание не содержит дублей, и поэтому во Владивостоке каждый раз вместо «Доброе утро», слышать «Спокойной ночи», наверное, раздражает. А кабелем охвачены только крупные города. Туда, где нет достаточной абонентской базы, где население меньше 50–100 тыс. человек, он не доходит. Что касается LTE, это тоже будет недешевая услуга. Но не надо забывать: сеть антенно-мачтовых сооружений для цифрового телевидения по всей стране в перспективе может быть основой для связной инфраструктуры и других форматов.

— Чем обусловлен объявленный на 14 декабря конкурс, на котором будут разыграны 37 региональных радиочастот под круглосуточное спортивное вещание? Насколько справедливы предположения участников рынка, что конкурс делается конкретно под «Европейскую медиагруппу»?

— Я думаю, что участники рынка просто анализируют, что нынешние владельцы ЕМГ — единственная российская компания, у которой есть спортивное радио. Почему будет проводиться такой конкурс, тоже понятно. Олимпиада в Сочи 2014 года и универсиада в Казани 2013 года, ряд чемпионатов мирового уровня требуют соответствующего освещения. Очевидно, что FM-радио для людей, особенно в больших городах, мегаполисах, которые проводят энное количество часов в автомобилях,— это один из вопросов решения проблемы доступа к спортивной информации. По поводу экономической выгоды данного проекта очень сомневаюсь. Это затратный проект. Фактически за год нужно построить сеть вещания в 37 крупных городах — это раз. По первичным прикидкам, это будет стоить от 500 млн до 600 млн руб. Нужно приобрести права на спортивные соревнования — это два. И это тоже немаленькие затраты: спортивный контент дорого стоит. Наконец, нужно создать редакции в регионах — это три. Проект совершенно точно затратный. Срок его окупаемости, как мне кажется, достаточно длинный, потому что рекламный пирог в радио растет медленнее, он на втором месте после печатных СМИ. Поэтому вещателю, который выиграет конкурс, я бы хотел прежде всего пожелать удачи, а не поздравлять. Будет это «Европейская медиагруппа» или кто-то другой, давайте дождемся 20-х чисел ноября. Пока ни одной заявки на этот конкурс не поступило. То, что этот конкурс делается под конкретного вещателя,— смелое заявление. Это же надо взять вещателя и сказать: а ну, дорогой, иди-ка на конкурс и денег потрать много. Тяжелый проект, реально тяжелый. Помимо того, о чем я сказал, и даже до того надо еще конкурсный взнос заплатить больше 57 млн руб. Так что это действительно социально востребованный, но очень затратный проект, а деньги, потраченные на него, не так быстро вернутся.

— С 10 ноября 2012 года учредителями радиоканалов не могут быть иностранные юрлица либо российские юрлица, где у иностранцев от 50% и более. Роскомнадзор будет проверять, все ли радиовещатели привели свою структуру собственности в соответствие с этими поправками к закону «О СМИ»?

— С тех пор как появились эти требования, у нас не было нареканий. Практически все иностранные СМИ все равно действовали через российские юрлица. Было энное количество СМИ, которым это надо было легитимизировать, что они и сделали.

— В Госдуме регулярно поднимают вопрос о создании совета по нравственности в СМИ, который занимался бы оценкой продукции, выходящей в печать или на экран. Насколько это целесообразно?

— СМИ — это зеркало, в котором отражается само общество. СМИ существуют по рекламной модели, продавая рекламодателям внимание зрителей, то есть общества. И если отражение в зеркале СМИ будет кривым, то зритель отвернется и СМИ просто не смогут существовать. Все это я веду к тому, что нравственность всех СМИ в совокупности абсолютно соответствует потребностям общества.

Нравственность СМИ невозможно навязать приказом сверху, никакие советы в этом не помогут. Нравственность СМИ может изменить только консолидированный запрос снизу — от зрителей, от общества. А СМИ как самый чувствительный камертон на такой запрос мгновенно ответят.

— Кстати, Алексей Митрофанов уже говорил о возможной подготовке закона о печати, на ваш взгляд, в нем есть необходимость?

— Закону «О СМИ» уже почти 20 лет, свою эффективность он доказал. За последние годы в него ввели институт универсальных лицензий, прописали, что такое сетевые СМИ. Писать новый закон не вижу смысла: этот работающий, в нем все дороги, по которым СМИ могут идти, открыты. Должен пройти еще какой-то период. Посмотрим: скажем, может, не все надо лицензировать, а лицензировать только эфирное вещание, все остальное разрешать по заявительному принципу. Это динамичный процесс, но сейчас каких-то специфических вызовов, которые стоят перед СМИ и требуют законодательного урегулирования, нет.

— Депутатов волнуют и вопросы законодательного регулирования СМИ, которые финансируются из-за рубежа. Вы как относитесь к идее маркировать их «иностранными агентами»?

— Вопрос в критериях, по которым определяется, что то или иное СМИ финансируется из-за рубежа. Очевидно, что при чрезмерно ретивом подходе может оказаться, что любое отечественное СМИ, размещая рекламу иностранных продуктов, становится «иностранным агентом».

Думаю, более актуальной задачей является работа вместе с профессиональным сообществом, без привязки к источникам финансирования, над тем, как восстановить стандарты профессиональной этики, как оценивать и капитализировать профессионализм редакции, как исключить вовлечение СМИ в рейдерство и корпоративные войны, как дать региональным СМИ доступ к рекламным бюджетам, каким может быть досудебное урегулирование спорных ситуаций.

И крайне важной является работа над восстановлением доверия аудитории к средствам массовой информации. Я не конкретно о каком-то издании говорю, а о «среднестатистической температуре» по палате. Но главное, что это все нельзя спускать сверху и навязывать, Это должно идти от самих профессионалов отрасли. Они сами должны почувствовать, насколько они созрели для саморегулирования. Наша задача их в этом поддерживать и напоминать об их ответственности перед обществом за собственные слова и поступки.

Интервью взяли Максим Иванов и Роман Рожков

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...