Фестиваль опера
В ряду своих оперных премьер Зальцбургский фестиваль представил в этом году "Ариадну на Наксосе" Рихарда Штрауса. По случаю столетнего юбилея оперы режиссер Свен-Эрик Бехтольф решил обратиться к ее изначальной версии, той, что почти неизвестна современной публике, но не удержался от того, чтобы немного дописать либретто Гуго фон Гофмансталя. Результат оценивает СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Не то чтобы без вмешательства Свена-Эрика Бехтольфа творению Гофмансталя--Штрауса недоставало сложной игры перекличек. Драматург поначалу думал о собственной версии "Мещанина во дворянстве" Мольера с музыкальными и балетными вставками наподобие тех, что сочинил для мольеровского первоисточника Жан-Батист Люлли,— их, естественно, написал Штраус (занятным образом местами цитировавший при этом Люлли), и потом эта музыка получила совершенно автономную жизнь в качестве оркестровой сюиты. Собственно "Ариадна на Наксосе" составляла только часть этого спектакля на правах музыкального дивертисмента, который завершает празднество в доме Журдена.
Изысканная музыкально-драматургическая идея, несмотря на все усилия Гофмансталя, Штрауса и Макса Рейнхардта (через несколько лет это трио станет основателями Зальцбургского фестиваля), оказалась слишком утопичной. Публика, собравшаяся послушать новую оперу Рихарда Штрауса, оказалась не готова к тому, что сначала ей придется посмотреть слегка освеженную мольеровскую комедию, и штутгартская премьера "Ариадны" осенью 1912 года была принята скверно. В конце концов Штраус и Гофмансталь сдались и сделали несколькими годами позже новую редакцию оперы, где никакого Мольера не осталось, но появился знаменитый пролог (уже вокальный, а не чисто разговорный), заново объяснявший вкратце, как по прихоти некоего вельможи нанятым им артистам пришлось спрессовать в одно представление болезненно величавую оперу-сериа о покинутой Ариадне и выступление труппы комедиантов. Такой "Ариадну на Наксосе" все с тех пор и знают.
Господин Бехтольф гофмансталевского "Мещанина" чуть сократил, но зато добавил пьесе совершенно новый сюжетный слой уже от себя. Из биографии Гофмансталя, мол, известно, что как раз во время работы над "Ариадной" поэт серьезно увлекся молодой вдовой Оттони фон Дегенфельд-Шонбург. Безутешная аристократка принимала ухаживания Гофмансталя сдержанно, но все же проблеск хотя бы платонического взаимного чувства между ними возник, и велик соблазн спроецировать эту ситуацию на сам сюжет оперы — брошенная на пустынном острове Ариадна оплакивает свое одиночество, ждет смерти, но в результате не может устоять перед явившимся на остров Вакхом. Вот режиссер и спроецировал.
У него на сцену выходят сами Гофмансталь (Михаэль Ротшопф) и Оттони (Регина Фритш); посреди милой беседы в гостиной Оттони (элегантная декорация работы Рольфа Глиттенберга) Гофмансталь начинает читать новую пьесу, материализуются как из ниоткуда актеры, и салонная мизансцена постепенно превращается в полноценный спектакль в спектакле. Старая добрая история о чванстве и глупости Журдена (Корнелиус Обонья) решена немного простодушно, даром что и в нее искусно вплетен разыгрываемый Гофмансталем и Оттони "мариводаж", но неожиданно ярко подан финал первого действия: зала особняка магическим образом превращается в гримерную, Гофмансталь произносит огненный монолог о театре, и попутно в сидящих перед гримировальными зеркалами актерах обнаруживается вереница собственных героев драматурга — Электра и Эгисф, Октавиан и Маршальша, аллегорические персонажи "Имярека".
И только потом начинается собственно опера, уже, получается, "спектакль в спектакле в спектакле", который персонажи из первого действия смотрят, расположившись на сцене в креслах лицом к настоящей публике. Дополнительных декораций (сверх тех, что уже стоят) минимум, зато костюмы работы Марианны Глиттенберг красноречивы до болтливости: платье Ариадны копирует вдовий траур Оттони, наряды комедиантов отдают пародийным супрематизмом, Вакх же является не в шкуре пантеры, а в пиджачной паре леопардовой расцветки. За дирижерским пультом Венских филармоников (играющих здесь, сообразно партитуре, камерным, как бы старинным составом) — тактичный Дэниел Хардинг, трепетно и бережно (местами даже чересчур) проводящий оперную часть спектакля.
Ариадну пела американка Эмили Маги, которой удалось довольно красиво приноровить свой крупный голос к сдержанной манере дирижера и вдобавок вопреки переусложненному драматургическому контексту обаятельно и рельефно показать трагическую стать своей героини. Даже при том, что по сравнению с чисто фейерверковым впечатлением от сумасшедших вокальных пируэтов в исполнении румынской колоратуры Елены Мошук (Цербинетта) эта работа неминуемо смотрелась бледнее. Вакха в премьерном составе пел Йонас Кауфман, но ударно работающему на фестивале в этот раз немецкому тенору понадобился перерыв, и обозревателю "Ъ" пришлось довольствоваться несколько усталым и истертым голосом Роберто Сакки.
Разумеется, все это эксперимент, которому едва ли суждено впредь всерьез тягаться с общепринятой версией "Ариадны на Наксосе". Но эксперимент разборчивый, всесторонне, в том числе филологически, тщательный, разыгранный, наконец, с таким непринужденным остроумием, что сознательно всю его на самом-то деле нарочитую уважительность даже не сразу замечаешь. Необязательное, но приятное тому доказательство — то, что нынешняя оперная публика в отличие от публики столетней давности этот театральный текст приняла прямо как родной, тем самым обеспечив отцам-основателям фестиваля запоздалый реванш.